«ПРЕКРАСНОЕ ПРОИСХОДИТ, КОГДА ЕГО ЖЕЛАЮТ, И НИЧЕГО, ЧТО САМЫЕБЕЗЗАБОТНЫЕ, ЛЕГКИЕ, СМЕШНЫЕ ПЕСНИ НЕРЕДКО — ДЕТИЩА ОТЧАЯНЬЯ И ТОСКИ».
Так живет петербургский философ и поэт Григорий Хубулава. В его судьбе немало испытаний, одно из них связано с ограничениями в движении из-за инвалидности, но столько в нем самом жизни, таланта, любви к людям и Богу, что многое, общаясь с Гришей, открываешь для себя заново.
Идея нашей беседы в формате интервью пришла спонтанно. Мне захотелось больше узнать о человеке, который в свои 35 лет занимается любимым делом — философией и поэзией, растит дочь, с удовольствием и вполне успешно совершает новые открытия в жизни. Как получается совмещать все это будучи писателем, доктором философии, специалистом по религиоведению, культурологии, художественной литературе, мы выясняли, общаясь целый день. Мой собеседник терпеливо отвечал на уточняющие вопросы емкими аудиофайлами в почте ВК. Так что, с одной стороны новые технологии, а с другой - вечные вопросы о жизни, смерти, свободе, любви, вере, теле и душе, мире и войне, а еще о том, как вопреки всему можно не переставать жить, оставаясь самим собой.
http://daryapylnova.blogspot.com/2017/07/blog-post.html
Впервые о творчестве Григория Хубулавы я узнала несколько лет назад от наших общих друзей.
Тогда тоже был такой, как сегодня, дождливый день. И первый же текст, открытый практически наугад (поэма в прозе «Стеклянный муравей»), поразил меня не столько чувством стиля, смыслами, сколько ощущением Жизни как радуги, проступающей цветным откровением на тревожном небе после дождя.
"Сегодня должно произойти что-нибудь прекрасное. Сегодня — в грифельно-серый и сырой день. Прекрасное тяготеет к серому. К тому же безобразное и без того происходит, когда ему угодно, а прекрасное происходит, когда его желают. Огромное, как смерч или крохотное как цветок, пусть придет, пусть хоть улыбнется, молча. Прекрасное и мы обречены друг на друга, и ничего, что самыебеззаботные, легкие, смешные песни нередко — детища отчаянья и тоски".
Порой в Гришиных текстах находилa то, что внутренне ощущала сама, но так и не смогла вывести на уровень осознанного. Как в этом эссе, где на самый непростой "богоборческий" вопрос "за что?"я нашла не только честные ответы, но и личное отношение автора к Богу.
«Имеет место восхитительный в своей инфантильности парадокс: мы требуем от Бога свободы, а получив свободу мыслить и поступать, ропщем на то, что свобода может вести к страданию. Как в детской игре в обмен на исполнение ритуала, мы требуем и свободы и беззаботности: "Я всю жизнь был хорошим. Где мой собственный рай?" "Хочу сам кататься на велосипеде. Но я набил шишку. Ты жесток и не справедлив ко мне! Почему ты не думал обо мне? Как посмел ты позволить мне упасть? Ты — садист. И тебя вообще не существует!» Врожденные онкологические заболевания - это страх и боль. Но именно мы свободны выбирать: попытаться облегчить страдания ребенка или негодовать на Бога за сам факт появления ребенка на свет. Чаще мы выбираем второе. <…> Однако страдание, каким бы невыносимым оно ни было, не лишает нас возможности действовать, делать зачастую очень непростой выбор и нести за него ответственность. Подобный выбор и ответственность за него может касаться как нашей участи, так и участи других. При этом выбор и действие или бездействие являются нашим решением, а не прихотью Создателя. Решение — это поступок, способный повлечь за собой страдание. (Наши вопросы к Богу / Григорий Хубулава, 2015).
И, конечно, стихи, в которых Грише каким-то образом удается предельно отважно БЫТЬ, а НЕ КАЗАТЬСЯ и, принимая испытания нового дня, не переставать «верить, надеяться, терпеть, прощать и любить».
«Поднимаясь с постели, Открываю засов маяты, И опять говорю: - Неужели, Жизнь моя,продолжаешься ты? Не обнять тебя словом желанным И не вычерпать жестом до дна, С целым миром — с огромным приданным Ты была мне Творцом отдана. Я тебя сочиняю, наброски, Как всегда, на ходу разбросав. Сладко пахнут сосновые доски В тишине неоконченных глав».
Знакомство с текстами привело к общению, переписке и дружбе.
Весной поздравила Григория с защитой докторской диссертации. Тема острая и актуальная - об этике во взаимоотношениях врача и пациента. Теперь он читает лекции в институте Г.И. Турнера побиоэтике и философии медицины. Его слушают врачи, интерны, адьюнкты, специалисты разных профилей от детских травматологов до психологов.
«Слушают, задают много вопросов. Особенность в том, что с 1993 по 1995 год я был пациентом этого учреждения» - уточняет мой друг.
А недавно, после долгого молчания, на выдохе, написала ему, что «страх потерь после ухода папы и мамы, кажется, невыносимо сжился со мной». Его ответ пришел сразу, несмотря на глубокую ночь, позволив немного выпрямиться: «Дыши!». Невозможно не верить, потому что он сам, каждый день преодолевая многие трудности, связанные с маломобильностью, уверен, что "прекрасное происходит", надо только желать», и что жизнь может быть яркой и полноценной, если ты делаешь то, что считаешь важным.
Идея нашей беседы в формате интервью пришла спонтанно. Мне захотелось больше узнать о человеке, который в свои 35 лет занимается любимым делом — философией и поэзией, растит дочь, с удовольствием и вполне успешно совершает новые открытия в жизни. Как получается совмещать все это будучи писателем, доктором философии, специалистом по религиоведению, культурологии, художественной литературе, мы выясняли, общаясь целый день. Мой собеседник терпеливо отвечал на уточняющие вопросы емкими аудиофайлами в почте ВК. Так что, с одной стороны новые технологии, а с другой - вечные вопросы о жизни, смерти, свободе, любви, вере, теле и душе, мире и войне, а еще о том, как вопреки всему можно не переставать жить, оставаясь самим собой.
Даша Казаринова-Пыльнова
***
ГРИГОРИЙ ХУБУЛАВА: «ЧЕМ ЧЕЛОВЕК ОТЛИЧАЕТСЯ ОТ ОСТАЛЬНЫХ ТВАРЕЙ И КАК ОН ЖИВЕТ? БОЛЕЕ НАСУЩНЫХ ВОПРОСОВ, ОКАЗЫВАЕТСЯ, НЕ НАЙТИ».
- Гриша, позвольте начать не с науки, а с личного. Вы воспитываете шестилетнюю дочь. Чему стараетесь научить ее в первую очередь?
- Стараюсь показать ей то лучшее, что есть в мире. Учить ее ничему не пытаюсь. Лена занимается массой всяких вещей от музыкальной школы до каратэ. Недавно среди дошкольных учреждений города заняла первое место в состязаниях по бесконтактному каратэ. Ребенок крайне активный, которому всё надо, она замечательно для своего возраста рисует, давно уже удивляет папу разными вопросами, в ответах на которые мне приходится напрягать все свои мыслительные способности.
- Какие вопросы?
Например, почему я решил, что существует Бог, если она его не видит. Я говорю тогда: «А ты видишь воздух, которым дышишь? — Нет. - А что будет, если воздух убрать? - Задохнусь, отвечает она. — Ну, вот с богом примерно то же самое, его не видно, но он везде существует. Мы дышим им, как воздухом. Вот такие у нас с ней в ее 6 лет бывают разговоры.
- Здорово, если так можно говорить с отцом не только в 6 лет, но и потом. Доверие придает силы, мне кажется, защищает, насколько это возможно, от одиночества. А что Вам дает силы для преодоления каких-то непростых обстоятельств быта, испытаний?
- Как ни странно, новые силы дают люди, которые окружают, пишут, приходят, звонят, не дают костенеть в собственных проблемах, зацикливаться на неизбежных трудностях. С ограничением движения возникают проблемы, связанные с общением. В том плане, что редко покидаешь пределы дома, но все равно стараешься, но тут очень помогает сеть, телефон, готовность людей откликаться на какие-то идеи, вопросы. Некоторое время назад я решил устраивать у себя дома дискуссионный клуб, сейчас эта идея сошла на нет, но, надеюсь, мы это продолжим. Спасибо большое моей семье, родителям, которые стараются не препятствовать большинству моих безумств, связанных с общением, с выходом или приемом людей у меня. Я рад, что мое желание общаться часто оказывается ответным. Что касается обстоятельств, связанных с медицинским диагнозом, то тонкость здесь состоит в том, что с детства я себя никогда не ощущал другим, чем остальные дети. Близкие приучили к тому, что, да, у меня есть определенные трудности, однако, по большому счету, это не помеха полноценному общению. Я всегда был коммуникабельным человеком, что порой даже удивляло окружающих. Обычно считалось, что такие дети, как я, должны замыкаться в себе. И детей часто удивляло — как же так, он не только разговаривает, но и первый подходит, предлагая дружбу. Многие, конечно, пугались, но слава Богу у меня все хорошо в этой жизни с друзьями. Как правило, человек с любыми ограничениями так или иначе противопоставляет себя обществу, а современная «толерантная» идея призывает еще и умиляться этим недостаткам, акцентировать на них внимание, посмотрите, мол, какие у него ноги, руки. Если бы общество и люди с особенностями развития меньше бы противопоставляли себя друг другу, то думаю, трудностей в общении было бы гораздо меньше.
- Ваша семья имеет грузинские и украинские корни. Кто ваши родители? Каким помнится детство?
- Мои родители - Геннадий Григорьевич Хубулава, врач кардиохирург (главный кардиохирург Санкт-Петербурга и СЗФО — прим. Д.К.), мама — Елена Игоревна, педиатр, аллерголог. Медицинская и многонациональная семья. Мой дед по отцу Григорий Никифорович - менгрел, есть такая народность в Грузии, бабушка Евдокия Матвеевна — русская, из Курской губернии, мама чистая украинка. Украинский я знаю с детства, потому что воспитывался и в семье маминых родных, чьи корни связаны еще и со Словакией. Грузинский язык понимаю. Хорошо помню начало грузино-абхазской, грузино-осетинской войны, отпуск мои родители проводили частично у родственников папы, частично у маминых. Из-за теперешних международных проблем, что возникли с Украиной, мы не можем уже так свободно куда-то поехать. Не из страха и предубеждения, а из-за того, что взаимопонимания, к сожалению, не будет, настолько люди оказались заложниками сложившейся ситуации. При таких обстоятельствах очень сложно мыслить свободно. Но я все равно ребёнок трех сторон и хотелось бы принести всем трем моим народам что-нибудь полезное своим существованием. Вот такой интернационал во мне присутствует. Мне предлагали взять псевдоним, говорили, что фамилия для русского уха сложная, якобы трудно пишется, но я отказался что-то менять, потому что горжусь своим происхождением.
- Ваши 13-14 лет приходятся на середину 90-х. Вы с рождения живете в Петербурге. Для меня этот город того периода контрастен: с одной стороны пространство особенной духовной традиции и культуры, где бытие часто стоит над бытом людей, а с другой стороны — это действительность, отраженная в романах Константинова о криминальных войнах, коррупции и резонансных происшествиях. А чем это время запомнилось Вам?
- Когда говорят об ужасах девяностых, то с Петербургом это у меня не связано. Хотя авторы «Бандитского Петербурга» и «Улиц разбитых фонарей», надо признать, об этом писали не только достоверно, но и иронично. Хорошо помню проблемы с деньгами и продовольствием в тот период, помню, как в 1993 году (мне было всего 11 лет) люди очень боялись гражданской войны, этот выбор: ты за кого, - за Президента или за Верховный совет. Вот это, действительно, было по-настоящему страшно. Я помню, как сильно на мой детский ум влияли межэтнические конфликты в Грузии. Влияла первая чеченская война, потому что про войну на Кавказе мы раньше читали только в книгах, недавно прошли по литературе «Хаджи Мурата» Толстого, Лермонтова, а тут война не какая-нибудь книжная, а реальная, и это, действительно было жутко. А что касается обычной жизни, то мои девяностые - это знакомство с другой массовой культурой, очень красочной, клиповой, врывающейся в память. Это и диснеевские мультики, которые мы покупали на VHS, сюжеты про супергероев и черепашки Ниндзя, фильмы с Джеки Чаном в видеосалоне. Отлично помню, как открыл для себя «Звездные войны» Джорджа Лукаса, до сих пор остаюсь большим поклонником этой саги: «Да прибудет с тобой сила», «Планета Татуин», рыцари-джедаи, сражающиеся с императором Палпатином. Любопытные метафоры нашего существования. С тех лет со мной и музыка группы «Кино», и творчество раннего «Аквариума», конечно же, Сергей Курёхин после фильма «Господин Оформитель», больше всего заинтересовала тогда его музыка, я стал обращаться к людям, которые на кассетах доставали прекрасного Сергея Анатольевича. Вот такими смешными были мои девяностые.
- Какая музыка сейчас интересна, неотделима от Вас?
- Музыка сопровождает меня всегда. Одно время был Моцарт (Волшебная флейта, Дон Жуан), потом, конечно, Сибелиус, Малер, Гендель. Очень люблю джаз (особенно Девиса и Колтрейна), блюз, классический рок, арт-рок. У каждого дня свои мелодии и песни. Сейчас пока никакой нет. Вот думаю, если бы это была бы не жизнь, а фильм, то какой был бы у него саундтрек?
- Что привело Вас на философский факультет Университета? Влияние каких людей, историй утвердило Вас в таком выборе будущей профессии?
- Во многом для меня примером был и остается отец, потому что я видел, как человек по-настоящему трудится и работает. Из книжных героев, вдохновивших поступать на философский, был король Арагон из трилогии Толкиена «Властелин Колец» - бесстрашный, готовый защищать свой народ, хотелось быть рыцарем и героем. С учителями всегда везло, до сих пор с теплом вспоминаю первых педагогов: Лилю Васильевну Баталову из школы, университетского профессора Юрия Михайловича Шилкова, который вел меня от первого курса до защиты кандидатской, - человека, не дающего мне покоя, научившего спорить, обрабатывать и интерпретировать информацию, не утрачивать веру в себя.
- Философия, как наука, постоянно ставит перед людьми вопросы о жизни и смерти, о свободе и выборе. Картина мира нашего времени какие эмоции вызывает у Вас?
- Да, было ощущение свободы. Но вместе со свободой пришла незащищенность. Можно вспомнить гибель Влада Листьева, Галины Старовойтовой, и многих столь же и менее известных людей. Помните, как у «Наутилуса»: «можно делать и отсутствие дела», «можно верить и в отсутствие веры», «нищие молятся на то, что их нищета гарантирована». Вот на такие гарантии люди, как правило, и хотят променять свободу, которой боятся, которой не умеет пользоваться, полагая, что эта свобода есть отсутствие всякой ответственности, когда на самом деле свобода - это и есть ответственность. Это постоянная необходимость оглядываться на собственные поступки и совершать их осознанно уже не в страхе перед цензурой, спецслужбами, врачом психиатром или кем-нибудь еще, а в страхе просто совершить непоправимое, умножить зло. Но ведь такого восприятия свободы у многих нет. У Фромма было замечательное деление на «свободу от» и «свободу для». Да, в 90-ые мы получили свободу от многих вещей, но потеряли ориентиры, особенно это касалось старшего поколения. И вот к «свободе от» мы пришли, а до «свободы для» так и не добрались. Мы не поняли, для чего она нам, решив променять на нечто другое, как в «Драконе» у Шварца.
- Как вы начали писать стихи, прозу, публиковаться? Когда почувствовали, что не можете без этого, что это серьезно? Мне всегда был интересен процесс стихов, у всех по-разному, так ведь?
- Все это начиналось с бесконечно нарративных историй, скорее даже синопсиса: этот человек пошел туда-то, сделал то-то и так до бесконечности. Родители, утомленные этими бесконечными похождениями непонятно кого, которые нужно было еще и записывать, просили меня хоть немного сократить свои бесконечные истории. И вот однажды, как ни странно, у меня эти истории стали складываться в короткие фразы, ставшие очень музыкальными. Вначале я еще не понимал, что это стихи, но потом, начиная лет с восьми, музыкальность эта начала меня преследовать, я стал слышать ее везде, как композитор, слышит мелодию. Не могу сказать, что родители разделили мое хобби, но главное, они его поддержали. Наверное, без поэзии я не могу, иначе будет трудно выразить то, что по-настоящему меня волнует. Очень рад, когда удается, благодарен, что Господь дает возможность мне иногда свои переживания выражать в стихотворной форме, благодарен, что Он позволяет мне писать эти стихи, работать над ними и говорить так, как я могу.
- На своей странице ВКонтакте вы пишите о вере: "я ищу Бога, а он ищет меня". Что это значит для Вас — искать Бога и быть может, чувствовать отклик?
- Общение Бога и человека - это всегда диалог, это столкновение двух воль — абсолютной воли сверхличности и нашей с вами свободной воли, как образа и подобия. Начиная от самого сотворения человека, точнее, от его грехопадения, Бог спрашивает: - Адам, где ты? или Каин, где брат твой Авель? И единственное, чего он ищет в нас, чтобы мы ответили. Я дерзнул предположить, что вся жизнь, так или иначе, это наш личный диалог с Богом. Я слышу, как он говорит событиями в моей жизни через людей, которых встречаю, пытаюсь понимать эти послания, пытаюсь отвечать на них не только словами, но и поступками. Зачем исповедоваться тому, кто лучше тебя знает, то, что ты натворил и просить о чем-то того, кто лучше знает, что тебе нужно? А ответ очень простой: верить Богу всегда, открывается только изнутри, а не снаружи, мы сами должны сделать первый шаг, как обладатели свободной воли. Он этого от нас хочет, чтобы мы обернулись, сделали первый шаг вперед. Поэтому я ищу Его везде и надеюсь, что Он так же «аукает» и ищет меня.
- Мне кажется, религиозность и вера все-таки разные вещи. Как полагаете Вы? Богу вообще важен ритуал?
- Часто религиозность ставят в зависимость от догматических и ритуальных обрядовых вещей. Но мы помним, что обряд - это одежда и если живой связи с богом нет, то одежду надевать незачем, носить не на чем. Сейчас есть тенденция, что религиозность подвязывается к обрядовости, то есть полагается, что количество причастий и исповедей в год каким-то образом приближает тебя к Богу. Однако купить Бога никак невозможно, и уникальность христианства для меня состоит в том, что любовь к Богу, друг к другу и живое отношение христианство ставит выше догматичности. Бог не помещается в рамки догм, и церковью являемся мы, объединенные этой любовью к миру, к людям во Христе, вся остальная догматика для меня вторична. Ведь помните, что фарисеи, иудейские законники были противниками именно живого Бога, противниками Христа, отказывались разглядеть Мессию в том, Кто милости хотел, а не жертвы и богообщения больше, чем сожжения, как говорит пророк Осия ("милости хочу, а не жертвы, и Боговедения/Богопознания, Богообщения/ более, нежели всесожжений. (Ос.6:6)" Эти же слова говорит Христос: "пойдите, научитесь, что значит: милости хочу, а не жертвы? Ибо Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию" (Мф. 9:13)).
Но богообщение не в количестве произнесенных молитв или исполненных постов, а в общении с ближним, в близости к ближнему, в служении Ему. «Старший из вас будет другим слугою», - говорит Христос и переворачивает всякую привычную для нас иерархию. Даже человек, который верит в теорию палеоконтакта, - по своему тоже религиозен, на русской почве социализм и коммунизм, как левые идеи, перестают быть политическими, становясь, как ни странно, идеей религиозной, преобразующей мир, делающей Царствие Небесное здесь и сейчас, правда, за вычетом Бога, но это тема очень отдельного разговора.
- Вы называете Вашим главным интересом в жизни - Любовь. Какая любовь необходима Вам?
- Среди интересов на первом месте в жизни, действительно, любовь. К своим ближним, к своей большой семье, к возлюбленной, к дочери, к друзьям. Любовь — это когда в тебе нуждаются, когда ты незаменим для кого-то, когда есть что-то, что для своего близкого можешь сделать только ты. И наоборот. Даже в самых простых вещах.
- Интернет для Вас - это среда общения, средство коммуникации, информация?
- Интернет это место общения, работы, дискуссий, столкновения, соприкосновения с близкими людьми. Для меня это как кафе: вы приходите туда за общением, можно подсесть к столику, где есть знакомые или незнакомые люди, рассматривать фотографии, делиться впечатлениями.
- Кто Ваш читатель?
Не самый простой вопрос. Наверное, для меня идеальный читатель - это человек, в которого попадает то, что я говорю, и становится столь же реальным.
- В начале этого года Вы получили степень доктора наук, защитив диссертацию по нужной, но больной для нашего общества теме:
" Философско-антропологический анализ взаимоотношений врача и пациента". Знали, что будет непросто изучать проблему?
- Идея диссертации возникла из моего опыта пациента, с одной стороны, а с другой - человека, выросшего в медицинской семье, где отношения врача и пациента - тема постоянных домашних разговоров. Сейчас медицина с развитием прогресса превратилась в потоковое явление (в хорошем смысле слова). С одной стороны, есть возможность оперативно заниматься пациентами, но с другой - проблема в том, что пациент перестает быть человеком для врача, он становится историей болезни, интересным случаем. Врач же для пациента становится функцией, он тоже не видит в нем человека, говоря: вы обязаны мне помочь, так как я оплатил услугу. То есть здоровье тоже стало товаром, а возможность излечиться воспринимается часто чем-то нереальным. Врачу и пациенту необходимо вспомнить, что они люди, и речь идет о ценности жизни, и что эта коммуникация в том, что врач, прежде всего, должен исцелять. А для этого необходимо относиться к каждому отдельному пациенту, как к человеку, а не как к случаю. При этом пациент должен видеть во враче не просто собеседника. Одной из важных проблем коммуникации стало снижение уровня общей гуманитарной культуры, ведь медицина - это самая гуманитарная из негуманитарных наук, предполагающая владение искусством общения врача и пациента. Если ограничиваться только медицинскиминадобностями и знаниями, то медику не стать по-настоящему хорошим врачом. Потому что, зная многое о болезнях, можно не узнать в конкретном случае о человеке и его недуге, пропустить главное, вот в чем беда. А есть и другие ситуации, когда, например, реаниматолог с хирургом и всей бригадой спасают больного, осознавая целостность, важность его жизни, а он потом не только забывает сказать спасибо, но и предъявляет претензии к условиям содержания в больнице, где его вытащили буквально с того света.
- О том свете и Боге врачи обычно (за редкими исключениями в моей практике) говорить не любят.
- Для меня близость врача к богу вполне естественна. Не только потому, что сам Господь и многие его святые, апостолы обладали даром целительства, возвращая нам догреховную целостность. Все дело в том, что сталкиваясь с телесностью невозможно никак не столкнуться с духовной составляющей. И это отлично понимал известный русский хирург Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий, ставший впоследствии архиеписком Лукой. Тем коллегам, кто пытался ему доказать, что никогда не видел души при вскрытии тела, он, как известно, отвечал, что много раз делал трепанацию черепа, но ума, кажется, там тоже ни разу не обнаруживал.
О тайнах мозга и своем открытии мира не телесного пишет и нейрофизиолог Наталья Бехтерева.
- Не думаю, что к Богу можно прийти логически. Мне очень нравится ее теория о том, что мозг не производит мысли, а улавливает их. Это очень созвучно с платонической и христианской идеей об Урании, пространстве смыслов и идей. Человек, являясь трехчастным (телесно, духовно, душевным) существом, о чем важно помнить при исцелении, нуждается в восстановлении целосностности, то есть воссоединении связей между тремя этими частями. Поэтому подобные истории влияют на меня очень ярко. А хирург — врач, который находится на водоразделе жизни и смерти, не может не думать, что после, и не является ли он орудием Бога, через которое реализуется высшая воля, позволяя человеку остаться в этом мире или уйти.
- Вы знаете английский и французский, и, как видно, итальянский, иногда переводите (поразил Ваш перевод Тонино Гуэрра). Это отдельный уровень работы с языком, материалом. Набоков, например, насколько я помню, скептически относился к этому ремеслу. А Вы?
- Владимир Набоков часто, был категоричен, как и в отношении раннего Гоголя, Пастернака, много чего. Конечно, он - великий русский и американский писатель, я не могу себя представить без «Дара» и «Ады». Тем не менее, мне не близки слова его о переводчике и о «ничтожном» читателе. Думаю, это не так. Все непереводимо на самом деле. Каждый из нас проходит только половину пути и передает чужой язык доступными ему и его читателю словами. Словами, которые к нам пришли. Тогда, когда эти слова максимально совпадают с оригиналом, больше по духу, чем по букве, получается великий перевод, как, например «Божественной комедии» Данте Лозинского. Но и этот перевод, при всем своем великолепии и подвиге переводчика, не дает всего новаторства Дантевского текста, потому что это была первая большая поэма на итальянском языке. Работа переводчика состоит в том, на мой взгляд, чтобы услышать в другом голосе свой собственный, голос своего читателя, смочь передать это, до какой-то степени стать тем поэтом, которого ты переводишь. Как говорил мой наставник - переводчик Игнатий Михайлович Ивановский: «Если ты берешьсяпереводить Шекспира, подозревая, что ты хоть в чем-то хуже его, у тебя ничего не выйдет, но если уверенность твоя сохраняется, когда ты идешь мыть посуду, поработав, то, вероятно ты сумасшедший».
- Какие мыслители, литераторы, какая культура Вас вдохновляет?
- Вдохновляющих мыслителей очень много: это и Аристотель со своей строгостью и определением философа, знающим все, как общее, но не имеющим представления о частностях. Конечно, он шутит, потому что именно в силу того, философ видит общее, он имеет и представление о частностях, может себя отделить от других явлений и предметов, а их уже друг от друга. Конечно, среди вдохновляющих меня философов будет много имен современной христианской философии. Это прекрасный Сергей Аверинцев, замечательный Владимир Бибихин. Это Габриэль Оноре Марсель христианин-экзистенциалист, это чудесный Дитрих Бонхёффер — немецкий пастор, теолог, антифашист, Клайв Стейплз Льюис — британский писатель, богослов и много еще имен. Но еще отдельно хотелось бы упомянуть и поблагодарить человека, который в стихотворном творчестве отдал мне 10 лет жизни. Это переводчик, стилист, ученик Михаила Лозинского - Игнатий Михайлович Ивановский. Он первый, кто научил меня работать с текстом, приучил к тому, что стихи это не хобби, а дело серьезное, и что черновик не является оконченным стихотворением. Он — автор первого стихотворного переложения Библии, автор замечательной книги «Духовные пути» (об этой уникальной работе, со свойственной гению самоиронией, Ивановский пишет: «Меня несло по волнам работы, как щепку по Енисею. Танах, Новый Завет, Коран (опыт передачи смыслов), Индуизм, Буддизм, Конфуцианство и Даосизм, 15 лет, 16 тысяч стихотворных строк» - прим. Д.К.). Широкий читатель его знает как автора книг стихотворных переводов, таких, как: народные баллады о Робин Гуде, «Воды Клайда», шекспировских сонетов, поэтов Швеции. Игнатий Михайлович написал яркую книгу воспоминаний «Почтовая лошадь» - о его встречах с Анной Ахматовой (Анна Андреевна называла И.М. — лучшим переводчиком — прим. Д.К.), Шварцем, Лозинским, Заболоцким и другими великими ушедшей эпохи. Через своего Учителя, невольно чувствую себя немного причастным к людям-легендам русской литературы, это целиком его заслуга. Среди любимых поэтов до сих пор такие разные люди, как Элиот, Иосиф Бродский, Блок, Мандельштам, Поль Верлен.
- Сейчас в кино принято снимать новые версии классики. Что думаете о недавней премьере «Анны Карениной» Карена Шахназарова?
- Мне кажется порой, что забавно сделать из мировой классики продукт, ведь так можно низвести и «Одиссею» до фентези и «Преступление и наказание» до довольно пошлого детектива. Последнюю «Анну Каренину» не смотрел. Этот сюжет Толстого, на мой взгляд, очень удачно показан у Бориса Эйфмана в великолепном балете. Какая там сильнейшая страшная сцена Анны в наркотическом опьянении, этот жуткий поезд. У нас была прекрасная советская киношкола - Герасимов, Наумов, было настоящее кино. Но были и те авторы, которые в нарративный советский космос не очень вписывались, люди образа и настроения, создатели сюрреалистических картин (Тарковский, Муратова Герман). Это такое же противостояние, как классика и модерн, и кажется, что не стоит заменять оригинальное сериальностью, клиповостью, обрывочностью, подражанием голливудскому кино. Хотя, справедливости ради, стоит отметить Тимура Бекмамбетова, которому удается держаться на равных, что было понятно уже по его прежним рекламным роликам банка Империал. У Звягинцева в «Елене», «Лефиафане», в недавней картине «Нелюбовь» удачная попытка предложить зрителю актуальное, самобытное кино новой волны в формате острой социальной драмы. Для меня эти фильмы значимы тем, что показывают беспомощность человека в нынешних исторических условиях, абсолютную неизбежность его падения, что тоже страшно, и поэтому это не столько киноискусство, а больше кинодокумент. К таким же фильмам можно отнести «Груз 200» Балабанова с его некрофилическими сценами, где он имеет в виду мертвую страну, и «Ученика» Серебренникова, где он изображает верующего по определению фанатиком. Кино все равно остается способом управления сознанием и в чьих оно руках, играет очень большую роль. Наверное, с техническими возможностями, если бы я был режиссером, то снимал бы эпос по мотивам классических сказок.Какие бы интересные вещи можно было бы снять о Змее Горыныче не в мультяшном, а в художественном кинопроекте. Если взяться за наш народный эпос, можно ставить вопросы о добре и зле, достоинстве и чести.
- Еще одна тенденция — переосмысление в кинопроектах феномена поэзии и образа жизни героев эпохи оттепели. Что для Вас, кстати, творчество шестидесятников, Евгения Евтушенко, Владимира Высоцкого?
- Поэзия, которая собирала полные стадионы и аудитории тогда была новым и очень знаковым явлением, но потом актуальность пропала. Поэзия Евгения Евтушенко для меня - больше рифмованная публицистика. Если говорить про 60-ые, то, наверное, самое яркое влияние на меня оказал Владимир Высоцкий, потому что он не только быт человеческий перевел на очень высокий уровень, но и умел говорить о вещах доступных всякому от имени этого человека. Он делал это максимально, как актер и поэт, что позволяло еще больше сократить дистанцию. Возьмите «Моего Гамлета» и все станет понятно о поэзии той эпохи: «И вечно, вечно плещет море бед, В него мы стрелы мечем — в сито просо», … «В рожденье смерть проглядывает косо, а мы все ставим каверзный ответ. И не находим нужного вопроса»
- О ключевых вопросах российской духовности, ментальности, добре и зле для человека и России размышляли Николай Бердяев, Владимир Соловьев, Павел Флоренский, Даниил Андреев. Чьи мысли, работы Вам ближе? История с поисками "особого пути" еще частоозвучивается в России: это нужно вообще для самоидентификации?
- Помните, еще Достоевский сказал о великой русской отзывчивости, что русская мысль, русское чувство интерпретируют всякие чужие мысли и чувства по своему. Мне кажется, что нам удалось интерпретировать и европейский романтизм, и идею бессмертия, как это было у Федорова, и экзистенциализм европейский, как это удалось Бердяеву. Но никакого Габриэля Марселя и Сартра все равно бы не было без письма Кириллова в «Бесах», который пожаловался, что появился на свет без собственного на то соизволения. Русская философия задает все те же вопросы, что и мировая просто отличается тем, что европейцы и американцы могут судить о философии, а русская философия - это эксперимент в действии часто, то есть философией могут в России и на территории бывшего СССР жить.
- Современная философия: каков круг ее главных вопросов и проблем?
- Современная философия представляет человека, как цитату, стремится все время от чего-то избавляться. Вначале мы говорили, что умер роман, затем говорим, что умер читатель, что текст не нуждается в интерпретациях, после говорим, что умер автор и культура представляет собой общий текст, авторство на который никто не может предъявить. Но это еще не самое страшное. Хуже, что со стиранием позиций, понятий добра и зла, вместо них появляется некая личная интерпретация. Но ведь в современной философии вопрос о месте человека стоит предельно жестко, а человек, став желающей машиной, превращается в товар, в существо которому реклама подсказывает, что ему необходимо желать и каким надо быть. Человек совершенно теряется, растворяется в потоке навязанных ему потребностях, когда он уже не может иметь собственного мнения, ибо оно оскорбляет представителей некоего большинства, вплоть до того, что нельзя называть глупость - глупостью. И мир постепенно превращается в языковые игры. Именно поэтому сейчас главная задача философии, мне кажется, - это возвращение словам их первоначального смысла, движение от абсолютной путаницы к относительной ясности.
- Мераб Мамардашвили однажды признался, что ставит истину выше Родины. Служить истине - каково это?
Служить истине - это не умствовать, а пытаться действовать в любви. И если не получается любить, то хотя бы не ненавидеть. Это единственное что я сейчас знаю о служении истине. И если говорить о любви к истине и мудрости, то если бы мне удалось помочь хотя бы одному человеку что то понять, если бы мы поняли что-то вместе, то это и есть любовь к истине обоюдная.
- Еще одно Ваше утверждение мне кажется интересным: Вы говорите о том, что главное в жизни - это совершенствование мира. Вы считаете себя оптимистом? Какое совершенствование вы имеете в виду?
- Боюсь и надеюсь, что каждый наш поступок влияет не просто на происходящее в мире. Нам свойственно отделять мир и себя. Как сказал великий философ Владимир Бибихин, мир это не просто большой мешок, в который свалены вещи и понятия, мы часто забываем важную и значимую вещь, что мир - это мы, уже поэтому от нашего поведения он может меняться.
- Мир стремительно меняется. После нулевых остро и глобально возникла проблема терроризма. Само понятие «религиозных войн» изменило масштаб и значение для всегомиропорядка?
Люди уверены, что существует что-то, что они смогут сохранить и преумножить, и что это обеспечит их существование: расширение империй, зон влияния стран, групп, корпораций, увеличение денежной массы, власти, владение ресурсами и что за это стоит сражаться. Но парадокс в том, что все это исчезнет, лишиться значимости, как только будет осознанно, что не является настоящими ценностями.
- Однажды, опаздывая в Университет, на выходе из метро встретила интересного, с виду вполне адекватного человека, который обратился почему-то именно ко мне с вопросом: что было бы с Христом, если бы они был среди нас, в этом времени? Не задумываясь, ответила, что Его бы снова распяли… Ужасный ответ.
- Сегодня бы Христа не просто распяли, а на годы посадили бы в тюрьму за оскорбление чувств верующих. В этом-то и парадокс. И не просто снова. Его бы приглашали бы на ток-шоу, заставляли бы совершать чудеса, принимать участие в «Битве экстрасенсов», это было бы ужасно.
- Пытаясь познавать философские истины, как воспринимаете ложь?
- Ко мне очень часто приходят люди, которым плохо. Иногда встречаются такие, которые приходят «в друзья», чтобы убедится, что мне еще хуже, чем им. Понимая, что нужен как, как проверочная лакмусовая ткань, я очень спокойно отношусь к псевдо-дружбе. Важно прощать этих людейи относиться к ним с любовью настолько, насколько это возможно.
- У Вас прекрасное образование, имя и известность, репутация, немалый практический опыт. Но, судя по объявлению на странице в сети, Вы ищите дополнительные возможности для работы.
- Быть может, сложность в том, что сегодня не часто встретишь тех, кто, как и я, ощущает необходимость гуманитарных знаний для негуманитарных дисциплин. Мы привыкаем говорить цитатами, живем по вроде бы понятным шаблонам и схемам. Но я по-прежнему уверен, что главное свойство человека - задавать вопрос - «зачем?». Потому что опасно удовлетворяться отсутствием цели и ответов на ключевые вопросы жизни. Задавание таких вопросов - основа человеческого существования и в своей профессии я постоянно ищу ответы. Одна из формулировок этого вопроса: чем человек отличается от остальных тварей и как он живет? Мы предполагаем, что это случайные мысли, которые можно отбросить и заняться дальше какими-то насущными делами, но более насущных вопросов, оказывается, не найти.
Июль 2017
Фото из личного архива Г.Х.
Беседовали: Григорий Хубулава, 1982 г.р., петербургский писатель и поэт (автор сборников «Клубок», «Точка опоры», «Признаки жизни», «Иными словами»), доктор философских наук, культуролог, преподаватель кафедры Этики философского факультета Спб ГУ.
Даша Казаринова-Пыльнова, продюсер, журналист, художник ( г. Москва)
#поэзия #ГригорийХубулава #ДашаКазариноваПыльнова #стихи #интервью #СмыслЖизни #Вера #любовь #врачипациент #медицина #философия