Выйдя из душа в заранее приготовленном кружевном белье ручной работы, Лена не обнаружила в номере своего спутника. Она прилегла на большую кровать с шёлковым постельным бельём, скучая и немного волнуясь за успех предстоящей ночи.
Это был люксовый номер в одном из самых дорогих отелей в центре Петербурга. Ей предстояла первая ночь с своим новым парнем. Он дарил ей дорогущие подарки, любил нашёптывать ласковые и нежные слова, смешить её и щекотать. В сравнении с большинством её предыдущих парней, этот был каким-то совершенно особенным. Она хотела с ним долгих, серьёзных отношений и, как ей казалось, всё к этому шло. В 28 лет, как она полагала, уже пора им обоим нагуляться и остепениться.
Сегодня он вёл себя как-то странно. Скованный невероятным, плохо скрываемым волнением, он постоянно суетился и напоминал собой девственника, у которого прежде никогда не было девушки. Чтобы разрядить обстановку он не придумал ничего лучше старого доброго шампанского, бутылка которого за шутками и разговорами о всякой ерунде довольно быстро опустела. Когда алкоголь закончился, Лена решила сходить в душ, а её голубоглазый визави отлучился вниз за ещё одной бутылкой.
Хорошая физическая форма её партнёра сулила его неплохую выносливость и располагала к фантазиям о ночи любви, полной страсти. Статный, спортивный, подтянутый, выше среднего роста, голубоглазый блондин. Почти тот самый идеал, какой она рисовала себе в своих девичьих мечтах. Ей казалось, будто они знают друг друга уже много лет. Его лицо было таким знакомым и близким, что её, порой, не оставляло некоторое чувство «дежавю».
Она таяла от сладких предвкушений этого предстоящего ей необыкновенного плотского наслаждения, фонтана чувств, поцелуев и объятий. Игра воображения томила её исскучавшееся по ласке женское тело. Хотя она и была довольно опытна в любовных делах, лёгкое волнение всё же проскальзывало в её быстро сменявших друг друга мыслях.
Время тянулось медленно, а её светловолосого подкачанного красавчика всё не было. Раздался стук в дверь. «Наверное, свои ключи забыл» - радостно подумалось ей. Подойдя к двери, она чуть приоткрыла её, но за ней не было её парня. Стоял лишь совсем ещё мальчишка-портье.
- Подождите минутку, - сказала она, накинув на себя висевший рядом банных халат и открыв затем дверь шире. – Вы что-то хотели? Что-то случилось?
- Ваш молодой человек просил передать вам это.
Мальчишка-служащий протянул девушке красивый, элегантно сложенный фирменный конверт отеля. На нём была даже настоящая восковая печать. Пожелав хорошего вечера, учтивый паренёк-портье удалился.
Растерянная, слегка ошарашенная этим конвертом, она закрыла дверь и принялась его распечатывать. Почерк, которым было написано большое письмо внутри конверта, почему-то сразу же бросился ей в глаза, напомнив о студенческих годах. Так чудно выводил буквы один парень из университета, немного смазливый и весьма женоподобный ботаник. Таких как он Лена не воспринимала как мужчин, удерживая, тем не менее, их около себя в качестве приятелей и друзей. Она бы и не вспомнила про него, если бы не тяжелая обида этого мальчика, вызванная, разумеется, её отказами. До самого конца университета он с ней не разговаривал, не здоровался и говорил гадости за глаза, что было весьма нехарактерно для людей его плана – обычно отличники вроде него были весьма наивны и крутили вокруг неё хороводы, до последнего на что-то надеясь. «Забавное совпадение» - подумала Лена и принялась читать письмо.
«Моя дорогая Леночка! Я хотел бы сказать в этом письме то, что не решился сказать тебе этой ночью лично. Меня зовут не Андрей. Помнишь, ты говорила мне, что чувствуешь, будто бы мы с тобой знакомы много лет? А ещё в шутку как-то раз сказала, что я отдалённо напоминаю тебе одного университетского ботаника, с которым ты дружила в студенческие годы? Ты была права. Да. Это я. Антон. Ты ведь помнишь меня, правда?»
Лена читала письмо по-прежнему не понимая, что происходит. Почерк письма явно принадлежал тому самому Антону, но этого просто не могло быть. Смазливый, через чур нежный, сгорбленный, хилый, немного прыщавый ботаник Антон, черноволосый и темноглазый, с безвольным подбородком и тихим неуверенным голосом... нет, этого просто не может быть. Это какой-то бред!
«Тебе тогда было плевать на мои чувства. Ты предпочла меня другому, хотя казалось бы, чем он был лучше меня? Такой же задрот. Может быть чуточку раскованнее? Сильнее? Выше? Нет, не думаю. Да это и не важно. Я, знаешь, не простил тебе этого. Даже несмотря на то, что у тебя перебывала куча парней (во время одной только нашей университетской «дружбы» я насчитал их штук 6, не меньше, не говоря уже про «до» и «после»), я, наверное, всё-таки по-настоящему любил тебя. Ведь я готов был закрыть глаза даже на это. Потому что мне казалось… знаешь, я смотрел на тебя и думал, какой же классной ты станешь матерью, как будут любить тебя дети. Что будешь любящей верной женой, ведь ты уже нагулялась и никуда не уйдёшь. Я никого не хотел. Только тебя. Только ты заставляла меня вспоминать о том, что я – мужчина, а не бесполое существо. Скорее всего, это и значит «любить по-настоящему». Я верю в это. И благодарю судьбу, что испытал это светлое чувство в своей жизни. Даже пусть оно осталось совершенно безответным, отвергнутым.
Как известно, от любви до ненависти – один шаг. Я ненавидел тебя. Помнишь, как я не разговаривал с тобой? Не замечал, даже не здоровался. Ты даже жаловалась моим друзьям и эти благородные олени пытались учить меня жить.
Ненависть к тебе я пронёс через всю свою жизнь. Я ненавижу тебя и сейчас. И только ради отмщения задумал всё это. Ещё давным давно, много лет назад. Все эти годы после выпуска я старательно менялся. Жил за границей, скитался, работал. Потом снова учился. Стал заниматься спортом. Мне сделали операцию на связках – так изменился мой голос. До неузнаваемости. Подбородок я тоже подкорректировал у врачей. Я перекрасил волосы. Вместо очков стал носить линзы. В общем стал из задрота-Антона красавчиком-Андрюшей.
Ах, эта несправедливость судьбы. Я хотел забыть тебя. Очень хотел. Даже когда я был в объятиях других девушек, ты всегда возвращалась. Я думал о тебе и ненавидел тебя. Я думал о том, как тебя трахали во всех позах разные ублюдки, пока я плакал в подушку. Я захлёбывался от ревности, от осознания того, что ты дала всем. Кроме меня.
И вот я поехал за тобой в Петербург, чтобы моя маленькая месть свершилась, чтобы моя ненависть насытилась ею. Чтобы моя разрушенная, измученная любовь насытилась твоим телом. Я хотел трахнуть тебя как очередной твой крутой «мегатрахер», а потом исчезнуть, почувствовав себя, наконец, одним из тех трахавших тебя ублюдков.
Вот что должно было случиться сегодня и не случилось. Это был мой осознанный выбор. Почему-то я не захотел этого. Ты уже не та сладкая молоденькая девушка, какой была в институте… хотя… кого я пытаюсь обмануть. Ты для меня всё та же. И всегда будешь всё той же. И через 5, и через 50 лет.
Я люблю тебя. Ненавижу и по-прежнему люблю. Даже на такую дешёвую месть я оказался неспособен. Нельзя причинять боль тому, кого любишь. Пусть даже тебя не любят в ответ.
Конечно, всё это затеяно было зря. Но и просто забыть тебя я не мог. Я научусь жить с этим и навсегда исчезну из твой жизни. Ты тоже не ищи со мной встречи. Я до сих пор не простил тебя, хотя и сам в некоторой степени, буду виноват перед тобой за этот неудавшийся вечер. Впрочем, я уверен, что ты быстро найдёшь утешение в объятиях другого.
Будь счастлива и здорова,
Антон.»
Никогда ещё с Леной не случалось такого шока, как сейчас. Истерика. Слёзы. Злоба. Отрицание. И тяжелое принятие. Она собралась впопыхах и, заплаканная и растрёпанная, что было сил побежала к стойке портье на первый этаж. Она вызвала себе такси, которое устремилось в сторону Девяткино – местечка в Петербурге, где она снимала квартиру. На полпути она внезапно сказала таксисту: «Нет-нет, я передумала. Отвези меня на другой адрес. Деньги есть».
Следуя совету из письма, она спешила забыться и утешиться в объятиях другого. Отказывая повсеместно разным мужчинам, она никогда ещё не была так грубо и подло отвергнута как женщина.
Это был адрес её старого знакомого, с которым они когда-то встречались, но не рассорились, а продолжали «близко дружить». Он не особо удивился её позднему визиту. Похотливо улыбаясь и шутя, он угостил её початым ирландским виски, за резкостью и крепостью которого можно было хорошо спрятать настоящие слёзы - будто бы режешь лук. «Я думал о том, как тебя трахали во всех позах разные ублюдки, пока я плакал в подушку» - крутилось у неё в голове, когда она отдавалась своему другу в его несвежей холостяцкой постели. Отдавалась со всей показной страстью, представляя и наслаждаясь тем, какую боль она причиняет этим Антону. Ведь он знает, что она обязательно бы это сделала. Ведь он сейчас мучается в своей ревности. Она стонала и извивалась, страстно целовала своего партнёра в губы, будто бы он был лучшим любовником на земле, а у неё самой не было плотской любви уже целую вечность.
Измождённые взаимными ласками, они лежали на кровати, блаженно глядя в потолок. Приятно удивлённый друг хвалил свою любвеобильную подругу, повторяя раз за разом то, что это был лучший секс в его жизни.
Но ей этого было мало. Вкратце рассказав своему другу о том, что произошло сегодня в отеле и кем оказался ей новый парень на самом деле, она принялась зачитывать его письмо. Они перечитывали эту бумагу раз за разом и весело смеялись. Друг цитировал отдельные места, приговаривая «вот дурак!», «вот идиот!», «придууурок!».
- В общем, конченый долб… - непечатно выразился друг Лены. – Так убиваться по какой-то жалкой шлюхе!
Поняв, что вырвалось из его уст, он испуганно посмотрел на Лену и, поймав её обиженный, разочарованный, злобный взгляд, замер, не зная, что говорить.
- Как ты назвал меня сейчас?
- Леночка, прости меня пожалуйста, я совсем не это хотел сказать! Я не то имел ввиду!
Лена залепила ему пощёчину и ушла, быстро собрав свои вещи.
Она бесцельно бродила по пустым питерским тротуарам, едва освещённым утренней зарёй. Заливаясь немыми слезами, она, обессиленная потрясениями бессонной ночи, она шёпотом, с обидой, повторяла про себя: «Нельзя причинять боль… нельзя причинять боль… ты даже не знаешь, сколько боли ты мне причинил».
Этот хилый женственный ботаник из далёкой студенческой поры оказался единственным, кто по-настоящему любил её. Вспоминая своих многочисленных парней она с горечью признавалась себе, что никому из них она не была нужна. Никому из них не было дела до того, какой она будет матерью. Ужасной болью в сердце отзывалось ей воспоминание об аборте, который ей пришлось сделать под давлением очередного парня пару лет назад. Она думала, что у них всё серьёзно, а для него это был свободный секс свободных людей. «…я смотрел на тебя и думал, какой же классной ты станешь матерью, как будут любить тебя дети» - крутилось у неё в голове. Где же ты был раньше?
Она села на бордюр и беспомощно закрыла раскалывающуюся от боли голову руками. Ей не хотелось больше жить. Если бы всё вернуть назад…
Она заметила перед собой железный парапет невской набережной. Не помня себя от тоски, она перелезла через него, сводя последние счёты с жизнью. Ветренная, неспокойная Нева быстро проносила свои кудрявые волны мимо гранитных петровских камней.
- Неужели прыгнешь? – раздался позади знакомый голос.
Не веря себе, она повернулась. Позади неё стоял тот самый Антон. Она сразу узнала его карие, грустные глаза. Теперь он был без линз, скрывавших истинный цвет его глаз. Возмужавший и окрепший, уверенный в себе, с другим подбородком и глухим молодцеватым голосом, он предстал перед ней все тем же самым студентом во френд-зоне, осуждающе глядящим на неё.
- Зачем ты вернулся? – дрожащим голосом спросила она.
- Я следил за тобой. Хотел убедиться в том, что ты – конченая шлюха и мразь.
- Убедился? Доволен? – охрипнув от крика и слёз кричала она.
Антон быстро подошёл к парапету и, взяв Лену под руки, вытянул с края моста. Она сопротивлялась, пытаясь вырваться, отталкивала его, пыталась ударить. Но он, зажав её окрепшими, сильными руками, не давал ей пошевелиться.
Она плакала не переставая. Кричала, спрашивая, почему он не говорил ей раньше всего того, о чём написал в письме. Не говорил о том, как сильно любит её и какой матерью она могла бы стать…
- Ты не слушала. Я говорил, а ты не слушала. Даже теперь, когда ты прочла письмо, ты поехала к очередному ублюдку, который, похоже, сильно обидел тебя. Ты хотела посмеяться надо мной, над моими чувствами. В очередной раз сделать мне больно. Ты сделала.
- Зачем ты написал его? Зачем ты всё это затеял спустя столько лет? Зачем?
- Затем, чтоб ты наконец поняла, что все эти годы ты делала больно не только, но и себе. Отдавая себя и свою жизнь тем, кто не стоил даже твоей мизинца.
Лена молча смотрела в землю. Если бы всё вернуть назад. «Как же нам теперь жить? - бешено стучало у неё в голове. – Как же нам теперь жить…». Медленно сползая по его телу вниз, она пала пред ним на колени, умоляя, наконец, простить её. Она каялась перед ним за свою слепоту, за боль, которую ему причинила.
- Я не смогу жить – говорила она содрогаясь. – если ты снова отвергнешь меня. Я заслужила страданий, но умоляю, не плати мне тем же, чем я отплатила тебе. Умоляю тебя.
Над Невой всходило тусклое питерское солнце, окрашивая холодную и мокрую от тумана питерскую набережную в бледно-жёлтые и алые тона. Первые солнечные лучи согревали двух людей, пронизываемых утренней прохладой и сыростью. Заплаканные глаза несчастной девушки, обманутой судьбой и мужчинами, с надеждой смотрели на человека, которому она принесла столько боли. И который любил её. Искренне любил и ждал всю свою жизнь. Любил вопреки боли, ненависти, съедаемый ревностью, злобой, жаждой мести. Он по-прежнему любил её, как в тот самый первый день, первый раз, когда увидел её. И она это знала. Чувствовала. Чувствовала то же самое в ответ.
- Я люблю тебя. – сказала она. – Я тоже люблю тебя! Слышишь!?
Он опустился на колени рядом с ней и обнял её.