Экспертная группа «Европейский диалог» готовит к публикации книгу о либерализме и идее свободы в XXI веке. Ведущие экономисты, политологи и социологи на протяжении года обсуждали процессы, происходящие в либеральных государствах сегодня и вызовы, с которыми они столкнулись. Публикуем одну из глав будущей книги о либерализме, в которой Евгений Гонтмахер, экономист, профессор НИУ ВШЭ, член Экспертной группы «Европейский диалог» рассматривает дискуссию о синтезе социального государства и либеральной идеи, анализирует применимость концепции безусловного базового дохода и приводит рекомендации, которые необходимо реализовать в России для претворения в жизнь принципов социального государства
В дискуссии о «социальном государстве» преобладают два подхода.
Первый из них строится на обеспечении каждому члену общества минимально гарантированного уровня потребления материальных благ и услуг. В начале 2000-х годов в России, опираясь на статью седьмую Конституции, законодатели пытались[1] принять закон «О минимальных государственных социальных стандартах», которым должны быть установлены конкретные числовые параметры бесплатного (то есть перераспределяемого государством от одних налогоплательщиков к другим) предоставления услуг в сфере образования, здравоохранения, культуры, социального обслуживания, жилищно-коммунального хозяйства, а также юридической помощи[2]. Но дальше первого чтения этот закон не прошел. И дело даже не в том, что у государства на тот момент просто не было денег на реальное финансовое обеспечение этих, пусть даже очень скромных, стандартов. Проблема в том, как интерпретировать эту статью Конституции.
Второй подход, который разделяет автор, заключается в том, что эффективно функционирующее «социальное государство» создает условия для роста уровня материальной обеспеченности всех основных общественных групп и стимулирует движение социальных лифтов по вертикали. Англоязычная версия «welfare state» немного сбивает с толку из-за слова «welfare»: в России оно ассоциируется с американским пособием по бедности. Прямая раздача денег или предоставление льгот и услуг по универсалистскому принципу (всем, независимо от положения каждого конкретного домохозяйства) при этом подходе либо совсем исключается, либо распространяется на очень небольшие группы населения (например, ветераны войн). Это относится, прежде всего, к социальной защите. Что же касается образования и здравоохранения, то здесь практически во всех обществах достигнут консенсус: школьное обучение и частично профессиональное образование должны обеспечиваться за счет бюджетной системы, равно как и первичная медицинская помощь (в этом случае, кроме бюджета, большую роль в ряде стран играют страховые механизмы). Тем самым в данных двух сферах первый и второй подход к трактовке «социального государства» довольно близок.
Еще один важный аспект заключается в понимании для данного рассмотрения слова «государство». Англоязычное понятие «state» означает не только государство как институт управления (по-английски этот институт описывается словом «government»), но и все институциональное устройство жизни страны. То есть это и гражданское общество, и политическая система, и СМИ. Такое расширительное понимание слова «state» подталкивает к мысли о том, что ответственность за благосостояние и качество жизни населения лежит не только на государстве, но и на негосударственных субъектах, существующих в обществе, а также во многом на самом человеке. Все эти элементы должны, в конечном счете, создавать «social safety net» или «сетку социальной безопасности», которая обеспечивает условия для «инклюзивности» (включенности) в достойную социальную и общественную жизнь все основные группы населения.
Поэтому, подводя некоторый итог рассмотрению понятия «социальное государство», можно предположить, что чаще всего речь идет о достаточно сложной и динамичной системе, которая в каждый конкретный момент, в каждой конкретной стране ищет баланс между всеми социальными акторами в пользу признаваемой самим обществом справедливости.
Обложка сборника британских панк-групп «Приветствия из государства всеобщего благоденствия» (источник)
ОБЯЗАННОСТЬ ИЛИ «ИРРАЦИОНАЛЬНЫЙ МОНСТР?»
Что касается либеральной идеи в ее современном прочтении, то, прежде всего, необходимо сослаться на Оксфордский манифест, который был одобрен 48-ым Конгрессом Либерального Интернационала в 1997 году и является официальной программой для либералов всего мира[3]. В самом его начале отмечается:
Свобода, ответственность, терпимость, социальная справедливость и равенство возможностей — вот главные ценности либерализма, и именно на их основе должно строиться открытое общество.
Исходя из этого на перспективу либералы намечают себе решение нескольких задач, одна из которых — решение «проблемы бедности и социальной изоляции». Вот какое обоснование для этого приводится:
Бедность, безработица и социальная изоляция разрушают жизнь людей, особенно женщин, детей и престарелых, и представляют собой главные угрозы для общества граждан. Бедность порождает отчаяние, а отчаяние влечет за собой экстремизм, нетерпимость и агрессию. Главным способом смягчения бедности является предоставление людям средств для самостоятельной борьбы с нею и победы над ней. Мы призываем к активной политике, создающей возможности для образования и трудоустройства, поддержке, основанной на привлечении общественных и частных резервов, тех, кто не может помочь себе самостоятельно. Общественные учреждения и системы социального обеспечения должны быть как можно более гибкими и децентрализованными, иметь целью поощрение индивидуальной ответственности и учитывать личные обстоятельства человека.
И хотя словосочетание «социальное государство» (welfare state) в этом документе не произносится, но все основные его принципы нисколько, как видим, не противоречат либеральным ценностям. Особо хотел бы обратить внимание использование в Оксфордском манифесте терминов «социальная справедливость», «равенство возможностей» и «социальная изоляция».
Однако во время дискуссии на семинаре, посвященном подготовке данной главы, Ростиславом Капелюшниковым (ИМЭМО РАН) была высказана весьма радикальная идея:[4]
…в принципе, welfare state, очень часто о нем судят, его оценивают, его пытаются осмыслить в каких-то рациональных терминах. Мне кажется, это безнадежное занятие. Это некий монстр. Это конгломерат, состоящий из абсолютно противоречивых частей, который имеет свою, так сказать, вполне непонятную динамику, которая непонятно даже, выигрывает от его разрастания или нет, поэтому можно придумывать, конечно, различные рациональные аргументы в пользу того, чтобы оно существовало, чтобы оно расширялось, но эти рациональные аргументы, как правило, имеют не очень большое отношение к жизни. Еще раз повторяю, я это воспринимаю, как некого такого вполне иррационального монстра, и никаких рациональных схем внутри него нет, это дублирующие части, противоречащие друг другу части и так далее, и так далее.
Такое мнение можно рассматривать как отрицание самой возможности употребления термина «социального государства» как устаревшего, не соответствующего тенденциям XXI века. Об этом говорит и другая мысль Ростислава Капелюшникова, высказанная им на том же семинаре:
Сама идея социального государства возникла при иллиберальных политических режимах. Дизраэли, который не был либералом, высказывал такие мысли. Бисмарк, который не был либералом, и Муссолини, который построил такое разветвленное Welfare state, либералом не был. И вообще люди левых взглядов к этой идее относились очень плохо до поры до времени, поскольку они надеялись на революцию по-марксистски, и только после Второй Мировой войны они это восприняли, ввели в свой канон…
Видимо, дискуссию о том, какие институты и термины наиболее адекватно описывают социальную сторону либеральной политики, надо продолжить.
РЫНОК ПРОТИВ СОЦИАЛЬНОГО ГОСУДАРСТВА
Но существует ли в реальной действительности «социальное государство» даже в самых развитых и богатых странах?
Участник семинара немецкий политолог Саша Тамм (SaschaTamm) дает отрицательный ответ на этот вопрос: «Wenowhere have a minimum welfare state». Он считает, что в любом обществе между группами идет борьба за ресурсы, что опирается на фундаментальную либеральную идею о свободном рынке. А это неизбежно и всякий раз рождает несправедливость в перераспределении этих ресурсов. Поэтому либералы должны требовать такого порядка, при котором общественная помощь достается только тем, кто действительно нуждается. Сейчас этого нет из-за политического давления снизу, которое заставляет государство тратить деньги на поддержку и тех, кто и сам мог бы справиться с обеспечением своего благосостояния.
И еще важное одно важное добавление Саши Тамма: если есть социальная монополия (монополия на социальную поддержку) со стороны государства, то ты не можешь убежать от нее, у тебя нет альтернативы. Но остается открытым вопрос: можно ли создать систему, где при реализации социальных программ конкурирует государство с не-государством, конкурируют государства с неправительственными ассоциациями.
Философ и журналист Александр Морозов добавил скепсиса, обратив внимание на то, что «культурный контекст и история формирования политических систем и авторов этих систем радикально влияет на облик социальных государств, самой концепции благоденствия и концепции роста. Но, тем не менее, есть, несомненно, во всем этом общее». Его, как видно, осторожное отношение к «социальному государству» видно в высказанном им утверждении о том, что «демократия внутри социального государства менее привлекательна, чем снаружи; все из постколониальных стран по-прежнему тянутся именно в социальное государство».
Александр Морозов обратил внимание и на то, что в последние десять-пятнадцать лет возобладала такая концепция welfare state, в которой существенным является связка «потребитель — услуга».
То есть социальная услуга — у нее есть потребитель, при этом этот потребитель должен не просто ее потреблять, но он с точки зрения этого социального нормативного государства включается сам в некоторый рынок, в котором он должен действовать, то есть, попадая в социальную систему, начинает трансформироваться, вступая в рыночные отношения внутри вот этих агентских организаций, которые оказывают эту социальную услугу. Предполагается тем самым, что у этого человека повысится степень интегрированности в современное общество, он сможет стоять за себя дальше, освоить эти социальные нужды.
Это, по мнению Александра Морозова, создает для либерализма проблему «инструментализации самого выбора, инструментализации очень многих прошлых практик, которые были связаны с искренним стремлением человека к свободе.
И еще одно важное наблюдение, связанное с новыми трендами в стратификации общества, к котором присоединяется и автор данной главы.
После того, как марксистское понимание ушло (а это деление общества на классы), сложилось новое понимание, в котором довольно долго господствовала концепция расширяющегося среднего класса, и социальная стратификация была так устроена, что можно было видеть те социальные группы, которые находятся внизу, где-то в социальной жизни нуждаются в поддержке и в какой-то работе по интеграции. Но фактически кризис, в Европе развивающийся, да и голосование в США (речь о сенсационной победе Трампа в 2016 году) наводят нас на мысль, что потребуется какая-то новая стратификация в обществе. То есть, возможно, европейская мысль стоит перед новой задачей. Как конструктивно описывались социальные группы, которые теперь действуют как-то не так? Конечно, идут поиски, как назвать этот «Ржавый пояс» или те двадцать пять процентов среднего класса, которые голосуют за Трампа и ле Пен. А что это за средний класс? Почему такая мотивация возникает? Точно также, заново придется переосмысливать социальную стратификацию в крупных городах.
Свенья Илона Хан добавила к дискуссии позитива заявив, что каждый человек имеет право на защиту жизни, агентом которой должно быть государство – это его естественная природа. А диспропорции, которые сложились сегодня – слишком высокое налогообложение, слишком большой объем перераспределения, слишком большой объем затрат на бюрократию, слишком широкие категории получателей социальных выплат – это требует корректировки в рамках общественного договора. Ключом к взаимопониманию нынешних бедных и нынешних богатых должно стать образование, которое создает равные возможности для успеха.
Журналист Юрий Кузнецов вернулся к вопросу: изжила ли себя идея социального государства. Его ответ парадоксален:
Я считаю, что она как идея себя не изжила, потому что она апеллирует к очень важным свойствам человеческой натуры. К важным плохим свойствам человеческой натуры. А именно, к зависти и к такому, более сложному, моменту — к религиозному переносу христианской идеи Спасителя на государство, как некую сверхъестественную сущность. И от этого деться никуда невозможно. Невозможно изменить людей, невозможно изменить их мировоззрение, — в них очень глубоко запало. Ни один политик, который сейчас выйдет на выборы в любой момент времени в обозримом будущем, не может этого сделать с лозунгами демонтажа социального государства или даже существенного сокращения его масштабов, потому что его проклянут.
Но он обратил внимание на важную проблему – постоянное нарастание государственного долга развитых стран. По его сведениям, к 2040 году он прогнозируется, в частности, в Германии в размере от 300 до 600% ВВП. Но при этом «разговор о реформах — это некоторым образом, на мой взгляд, в краткосрочном плане бессмысленный, а в долгосрочном плане можно ставить вопрос так: вот когда это произойдет, когда материальные ограничения начнут ощущаться уже в рамках практической политики, а надо сказать, что политические и интеллектуальные элиты это все прекрасно понимают – что тогда придется предпринимать? Бернанке (председатель Федеральной резервной системы США. — Е.Г.) про этот кризис социального государства говорил еще несколько лет назад». Рано или поздно этот пузырь сдуется и наступит открытый кризис социального государства. Чтобы успешно выйти из этого катастрофического положения Юрий Кузнецов рекомендует опираться на систему взаимоотношений вне государства – семью, ассоциацию, местное самоуправление. По сути «это всевозможная деятельность по растаскиванию, демонтажу этого аппарата социального государства, который сейчас существует».
Профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге Дмитрий Травин не так катастрофически смотрит на перспективы развития нынешнего «социального государства»:
Мне кажется, что перспектива, которую Юрий нарисовал, с каким-то запредельным ростом долгов и будущим кризисом, она довольно реальна. Ну, не в ближайшие может быть, годы. И мне кажется менее вероятным здесь такое бесконечное загнивание. Я рассуждаю как, не пытаясь как-то провидеть будущее, — это невозможно, но я занимался какое-то время анализом различного рода реформ в прошлом в разных странах, в разных условиях, и, в общем, как правило, бывает так, что реформы начинаются тогда, когда дошли до кризиса, потому что пока до кризиса не дошли, есть различные группы интересов, которые это блокируют, и трудно создать такой политический механизм, при котором происходит прорыв блокирующих необходимые реформы групп интересов. А когда произошел кризис — причем кризисы могут быть разные: это может быть военное поражение, это может быть дефолт, это может быть революция, разные, но после этого действительно ломаются какие-то группы интересов, они просто исчезают, изменяется баланс сил, иногда появлялись в прошлом какие-то харизматические автократы, которые брали на себя ответственность — Наполеон и так далее.
Вот какая-то такая печальная перспектива в обозримом будущем ждет социальное государство. И случай с Грецией все-таки немножко другой, потому что Греция действительно маленькая страна, которая долго жила не по средствам, потом это надоело всей Европе, они, в общем, как-то на них навалились и заставили реформироваться. Но когда это будет общая проблема, потому что огромный долг в Соединенных Штатах, огромный долг у Японии, во многих странах, и здесь уже мне представляется, что более реалистично с учетом всего мирового опыта смотреть на то, что будет какой-то кризис, который это очистить это в какой-то форме, но форме очень тяжелой. Естественно, будет нелегкий кризис.
Таким образом, если суммировать изложенные в этом разделе главы взгляды, то они указывают на большой разрыв между нормативным состоянием социального государства и реальной действительностью. Причем острота этого несоответствия настолько велика, чтобы может перейти в открыто кризисную форму.
СУЩЕСТВУЕТ ЛИ СОЦИАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВО В РОССИИ?
Дезинтеграция государства как института или, по меньшей мере, демонтаж его чрезмерных распределительных масштабов, рассматриваемые как рецепт выхода из кризиса социального государства, требует дальнейшего обсуждения в рамках дискуссии о децентрализации власти и движению к «маленькому государству».
Но может быть социальное государство, по крайней мере в России, все-таки уже состоялось? Политик и политолог Владимир Рыжков приводит пример Алтайского края:
Можем ли мы считать Россию не социальным государством, если в типичном сельском районе Алтайского края шестьдесят процентов населения так или иначе живет на пособия, получаемые от государства (а еще продуктами своих огородов)? Шестьдесят процентов населения получает те или иные виды пособия. Шестьдесят процентов взрослого населения. Более того, как выглядит районная администрация села Усть-Пристань Алтайского края? Это двухэтажное здание, и я прошел все кабинеты, я раздавал свои буклеты, я посетил все подразделения этой администрации. Так вот, самым крупным подразделением районной администрации в нынешней России является Отдел социальной помощи, который занимает половину второго этажа и представляет из себя гигантскую картотеку. То есть на каждое домохозяйство заведена бумажная папка. Этих домохозяйств несколько тысяч в этом районе. И в эту бумажную папку сводятся все данные об этой семье… Основная часть занятых в районной администрации занята контролем социальных выплат и контролем сбора информации о домохозяйствах, которую они осуществляют.
Автор этой главы считает данную ситуацию отнюдь не признаком наличия социального государства. Причина проста: очень высокий уровень бедности и в России, и в Алтайском крае, в частности. Официально применяемая черта бедности – прожиточный минимум – была введена в начале 1992 года на период кризисного развития экономики, как об этом сказано в соответствующем Указе Бориса Ельцина[5]. Адекватная понятию «достоинство» черта бедности – минимальный потребительский бюджет (МПБ) был введен еще в 1991 году Указом Михаила Горбачева[6]. Его стоимостная оценка примерно в 2 раза больше прожиточного минимума. Поэтому если исходить из МПБ, то бедных в России сейчас не менее 30% населения и этот показатель стабилен или даже иногда растет, что не соответствует представлению о состоявшемся социальном государстве.
Кроме того, «социальное государство» несовместимо с массовым патернализмом, который как раз виден на примере из Алтайского края. «Социальное государство», что уже отмечалось в этой главе, является продуктом баланса ответственности всех акторов, включая и индивидуума. Сейчас много говорят о ценностях развития и ценностях выживания. Россия — это страна, где господствуют ценности выживания. А либерализм все-таки настраивает любое общество на развитие — интеллектуальное, физическое, духовное.
БЕЗУСЛОВНЫЙ БАЗОВЫЙ ДОХОД
Новым интеллектуальным вызовом либеральной идее, связанным с проблематикой «социального государства», стал проект введения безусловного базового дохода (basic income, citizen income) для всех жителей каждого конкретного государства, независимо от их достатка и социального статуса. Известны эксперименты с этим проектом в Финляндии, Нидерландах, Канаде, неудавшийся референдум в Швейцарии. Эту идею – в разных ее формах — всерьез рассматривали и такие авторитеты как Милтон Фридман (Milton Friedman), Фридрих фон Хайек (Friedrich von Hayek).
Вступив в дискуссию по этому вопросу, Саша Тамм, обращаясь к опыту Германии, считает, что «с нормативной точки зрения basic income мог бы хорошей идеей, только не безусловный, потому что кто-то должен платить за это или давать деньги.
А это иллюзия, конечно. И это идеология, говорить, что это безусловный доход. Это значит, в мозгах этих людей, которые придумали это или защищают эту идею в Германии, что это безусловно для людей, которые получают эти деньги и ничего не должны делать, это, конечно, уловка. Либералы никогда не должны говорить «безусловно», если там сильные условия: налогоплательщики должны дать деньги. Скажем, установили этот доход на уровне тысячи евро. Через два года — какое-то собрание, демонстрация — тысяча пятьсот. Это будет такой проблемой стимула, для тех, которые есть. Если это в политической сфере определяется, мы получим все те проблемы, которые есть у нас сейчас. Это долги и все прочие проблемы.
На эту же опасность эскалации финансовых требований со стороны общества указал и Александр Морозов. Негативных популистских эффектов для финансового и бюджетного секторов можно избежать только «в том государственном устройстве, которое заложено в тезисах Юрия Кузнецова, где нет государства и общества, а имеются отдельные маленькие общины, образующие такое анархистское сообщество».
На потенциальное значение института безусловного дохода для пенсионной системы указал экономист Евгений Якушев: «он может быть как раз тем самым решением, которое снимает тему пенсионного возраста, снимает тему дифференциации размеров пенсий».
Юрий Кузнецов посвятил идее безусловного (базового) дохода две большие статьи на сайте Inliberty. Он попробовал развеять некоторую мифологию, которая вокруг этой идеи уже начала складываться.
Во-первых, неправильно его называть основным. Basic — это базовый, а не основной. Никто не предполагает, что эта штука будет основным доходом для кого-то вообще. Русское слово «основной» имеет разные значение. Ну вот не надо путать еще. Во-вторых, давайте уберем в отдельную категорию вопрос о замене пенсий пособием по нетрудоспособности».
Теперь про базовый доход. Что это такое и почему за эту идею схватились. Действительно, речь идет о замене многих условных пособий единой выплатой, которая, естественно, может заменять все, а может не все пособия — это уже развилка. Зачем это делается вообще? Вот зачем финское правительство решило с этим начать эксперимент? Собственно, мотиваций по большому счету основных две. Первая — избавиться от проверяющего аппарата, потому что когда много условных пособий, надо по каждому проверять. А вторая важная вещь, о которой у нас не говорят, но она на самом деле одна из ключевых. Вообще вот это правительство поставило себе целью либерализовать и регулировать по возможности рынок труда.
В чем проблема с условными пособиями? В том, что когда человек переходит из категории бедных, не занятых, несчастных бедняжечек в категорию занятых, у него пособия отрезаются, и поэтому для того, чтобы не потерять благосостояние, он должен начать работать сразу с доходом выше, чем у него были пособия плюс побочные заработки. Такой явный доход, если смотреть его фактический доход, там возникает вот такой провал. Поэтому очень многие люди просто не пытаются даже найти работу. Если условное пособие заменяется безусловным, то что происходит? Он получает вот эту выплату, но плюс все, что он заработал дополнительно. «Это способ, говоря цинично, вытолкнуть достойных бедных на рынок труда, на работу. Вот и всё. Дальше следующий момент, который не понимается вообще никем, кроме кучки экономистов. Базовый доход для подавляющего большинства жителей не является доходом. Для большинства жителей страны он является налоговым вычетом. По большому счету надо понимать: это метод изменения администрирования подоходного налога и социальных пособий.
Ростислав Капелюшников возражает Юрию Кузнецову в части влияния «базового дохода» на стимулы к труду.
Юрий нам рассказал, что подозревается некое положительное влияние на тех, кто не работает. Но нужно учитывать, какое это влияние окажет на тех, кто уже работает. Вообще, из теории мы знаем: достаточно дать любой трансфер, как это должно сократить стимулы к труду, и к участию в рабочей силе, и к продолжительности рабочего времени, и так далее. Поэтому какой из этих эффектов сильнее, я не знаю, но так интуитивно я думаю, что эффект, который как раз подрывает стимулы к труду, связанные с этим доходом, будет сильнее.
Сходную мысль высказал и экс-министр экономики России Андрей Нечаев.
Любая система универсальных льгот, мне кажется, абсолютно порочна. И не надо тут себя обманывать. Ну, можно упрощать, можно ее дебюрократизировать. Контроль нуждаемости. Но я абсолютно убежден, что только адресная социальная помощь может быть эффективна. И в этом смысле система безусловного дохода мне представляется глубоко порочной. Похожие социальные эксперименты провели в свое время австрийцы, где-то в восьмидесятые годы, когда они пособие по безработице сделали, по-моему, на полтора или на два года, 90% заработной платы. Значит, в последние два года перед пенсией не работал никто. Просто все массово переходили в категорию безработных, не знаю, давая взятку работодателю или как-то иначе. Ну какая мотивация? Никакой мотивации не было. На те же грабли наступило правительство раннего Миттерана. Оно резко повысило пособие по безработице, после чего удивительным образом резко выросло число безработных во Франции. Скачкообразно выросло. Ну, и еще целый ряд примеров такого рода. Нет, они не буквально такие, но похожие эксперименты. Как только вы начинаете платить достаточно крупную сумму ну практически всем, кто хочет ее получить, дестимулирующий эффект оказывается гораздо больше, чем стимулирующий.
Идея предоставления «базового» дохода всем гражданам страны, как видим, имеет много неисследованных последствий при ее реализации. Но отбросить ее с либеральной точки зрения точно нельзя. Либералы здесь могут сказать свое слово в дальнейшей дискуссии, добиваясь того, что они подразумевают под «социальной справедливостью» (см. Оксфордский манифест, о котором упоминалось выше).
ВОЗВРАЩАЯСЬ К ЛИБЕРАЛИЗМУ
Владимир Рыжков подвел итоги дискуссии, вызванной импульс-докладами.
У нас существует достаточно широкий консенсус по поводу проблематики welfare state. Были нюансы, конечно, но все равно мы все согласны с тем, что это проблема, что груз социального государства большой и растет. Мы знаем, что были разные попытки решить эту проблему. Каха Бендукидзе в Грузии даже провел закон о предельном уровне государственных расходов. То есть он пытался таким нормативным законодательным образом поставить лимит социальному государству, то есть некий лимит доли госрасходов в ВВП, а дальше внутри этого, пожалуйста, играйте: что на оборону, что на пенсии, что на медицину. Хайек предлагал нечто подобное сделать в своей книге «Конституция свободы», то есть он тоже предлагал идею, что давайте мы в конституции установим предел государства, а внутри этого предела уже могут быть publicdebates: пожалуйста, на что — на армию, на экологию и так далее.
Своими впечатлениями поделился и Дмитрий Травин.
Возвращаясь к либерализму, мне кажется, что наши возможности здесь на что-то влиять крайне и крайне малы. Сейчас мы на это воздействовать не можем, но, может быть, когда-то в дальнейшем мы можем посмотреть, как мягко демонтировать вот это чрезмерное государство в условиях кризиса, а не сейчас что-то сделать. Идея о том, чтобы вынести все это на локальный уровень, все это мне очень близко, в принципе. В идеале хорошо было бы это сделать. Но я так понимаю, что, опять же, здесь возникают на маленьком уровне различные интересы, сталкивающиеся друг с другом.
Андрей Нечаев считает: тезис о том, что либерализм и демократия противоречат друг другу и вообще несовместимы – это сильное преувеличение.
На самом деле этот тезис как бы невольно базируется на такой довольно обидной мысли, что народ, в общем, (а) глуп, и (б) склонен к паразитизму. Но это все-таки не совсем так, потому что даже если мы говорим о результатах выборов — в том числе, самых последних, которые нас всех возбудили — нигде в мире за последние два десятка лет или за последние пару лет в массовом порядке не пришли к власти ни коммунисты, ни социалисты, ни, страшно сказать, даже социал-демократы. За небольшим исключением. Но это никогда не заканчивалось их тотальным политическим господством. То есть избиратель в принципе разумен. И даже в погоне за своим социальным паразитизмом он все равно рано или поздно возвращается к каким-то разумным электоральным предпочтениям.
Саша Тамм, опираясь на предыдущую дискуссию попытался сформулировать несколько либеральных принципов, относящихся к социальной политике.
Несколько либеральных принципов, которые тоже с точки зрения справедливости да и с точки зрения морали мы должны подчеркнуть. Первый: нужна личная ответственность. Каждый человек до очень высокого уровня несет личную ответственность. Это значит, если он получает деньги от других людей, которые зарабатывают эти деньги, следовательно, должны быть сильные аргументы для этого. Поэтому я думаю, что тест контроля нуждаемости нужен. Нельзя без этого. Это только технический вопрос? Нет, с моей точки зрения это тоже и моральный вопрос, и вопрос справедливости. Это несправедливо, если я говорю гражданину А: ну, дай тысячу евро, я дам гражданину Б. Этого делать нельзя. Правда, что это тоже вопрос бюрократии и контроля администрации. Это сложно. И, конечно, все идеи организовать это более эффективно — это было бы хорошо. И, конечно, мы не хотим государства, которое контролирует все. И я уверен, что без контроля нуждаемости этого делать нельзя.
Второе — это, я уже об этом чуть-чуть говорил, это тоже, по-моему, вопрос справедливости и вопрос воли. Нам нужен свободный вход в рынок труда. Очень свободный вход. В данный момент этого нельзя, этого нет. То, что мы знаем, в России, в Евросоюзе во многих странах там серьезные проблемы. Во Франции, например, молодежная безработица высока именно из-за этого. Это не из-за образования и других вещей. Это из-за невозможности входа в рынок труда. Большинство людей может работать, и большинству не нужны такие доходы из базового дохода. Большинству. И поэтому государственное перераспределение мы должны серьезно лимитировать. Очень серьезно. И тогда это и в административном смысле тоже намного легче.
И потом, нам нужна конкуренция в социальной сфере. Серьезная конкуренция. Или, если проще, конкуренция, там многие уже думают, что мы должны создать какие-то институты, организации. Нет. Возможность выхода из многих социальных систем нужна. Хватит монополии. Возможность выхода из государственного здравоохранения и из пенсионной системы должна существовать. Возможность выхода — это очень эффективный инструмент в экономике. Если кто-то думает: ну, наши клиенты этого не любят, они уходят от нас, он будет менять что-то. И другие, конечно, входят в рынок. И тогда мы можем думать о практических решениях. Если люди слышат и по-разному думают, что свобода — да, это хорошо, ну, монополия — это дурно, это плохо, говорят люди. Есть люди, которые говорят, если государство это организует, это лучше, это — да, хорошо. Я говорю: ну, как? Там твой рубль. Государству организовать или коммуникации монополизировать, пятьдесят или сто лет, по-моему. Потом открываем глаза, и сейчас мы живем в другом мире. Да, в другом рынке. Потому что иссякли мотивации. И это может быть во всех секторах рынка. И это мы тоже должны подчеркнуть для того, чтобы дать положительный аргумент.
Илона Хан обратила внимание еще на один аспект социальной жизни: взаимоотношения внутри семьи. Должны ли родители оплачивать обучение своих взрослых детей? И содержать их в период безработицы? И, наоборот: должны ли взрослые дети содержать своих престарелых родителей? Здесь, по ее мнению, нет четких либеральных ответов.
Маргарита Суханова (НИУ – Высшая школа экономики) представила свои соображения по поводу принципов социальной защиты и сути либерального подхода к социальному государству.
Должна ли социальная защита быть ответственностью государства или она должна быть частным делом, делом благотворительности и, соответственно, произвола каких-то людей, то этот вопрос, мне кажется, исторически уже был решен давно, — эта тема не может отдаваться на произвол каких-то людей, даже пускай их много и они хорошие. То есть само понятие гражданского статуса предполагает некий перечень прав для гражданина, которыми он должен обладать. Обязательно. А теперь по поводу того, какие же это должны быть права у гражданина в данном государстве. Мне кажется, что речь даже идет о государстве вообще. Просто о государстве, а не о социальном государстве, о котором мы сегодня здесь спорим.
Я вам хочу зачитать цитату. Пока не буду говорить, чью. «В числе необходимых условий подлинной свободы помимо пресловутой экономической свободы часто и с большим основанием называют также и экономическую защищенность. В определенном смысле это верно. Независимый ум или сильный характер редко встречаются у людей, не уверенных, что они смогут себя прокормить. Ограниченная защищенность достижима для всех и потому является не привилегией, а законным требованием каждого члена общества». И еще один момент: «Нет никакого сомнения, что определенный минимум в еде, жилье и одежде, достаточный для сохранения здоровья и работоспособности, может быть обеспечен каждому». Я не буду загадывать загадку. Это «Дорога к рабству» Фридриха Фон Хайека, известного либерала, либертарианца, то есть это либеральная классика. То есть обеспечение всем определенного минимума прав обязательно. Для либерала, я подчеркиваю.
Ну, и третье соображение, которое я все-таки не могу не высказать, по поводу российского либерального государства. Я тут недавно проехала по волжским деревням. Я не берусь назвать процент, но вот из десятка деревень, которые я проехала, во всех закрылись школы. Детей возят за десятки километров на автобусах, причем в какие-то деревни этот автобус заезжает, а в какие-то нет, и дети должны идти три, четыре, пять километров пешком. То, что говорил Владимир по поводу шестидесяти процентов социальных выплат, так это кошмар! Это значит, что люди не обеспечены работой, первое. И второе: за свою работу они получают ну сущие гроши. В провинции зарплат в четыре-пять тысяч рублей — это норма, а двенадцать — это здорово. Поэтому это не социальное государство. Это государство-монстр, которое работает само на себя.
Мораль welfare state (источник)
КАК ПОСТРОИТЬ СОЦИАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВО В РОССИИ?
Подводя общий итог дискуссии ее модератор Владимир Рыжков остановился на двух выводах.
Первое, что идея социального государства не может себя изжить, потому что она является фактором сознания сотен миллионов людей. И это такой силы фактор, что, по всей видимости, даже авторитарные лидеры ничего не могут с этим сделать, не то что слабые либералы. Но мы пришли к выводу, что она, конечно, требует переосмысления, переналадки, серьезных реформ. И в этом направлении мы вполне можем все вместе подумать.
У нас были разные мнения относительно либеральной трактовки понятия «социальная справедливость», но мне кажется, что было несколько важных идей. Я полностью поддерживаю Сашу Тамма, когда он говорит, что монополия государства также плоха, как и монополия «Газпрома», что у человека должно быть право выхода из этой системы, и что должна быть какая-то конкуренция услуг или конкуренция социальных благ, которой у нас сегодня практически нет. Ну, у нас есть частное здравоохранение — есть немножко, есть немножко частных школ, но это очень небольшой задел. Необходимо широко поощрять создание негосударственных ассоциаций в сфере социальной политики, каких, кстати, было множество в императорской России. Так что мне кажется, что здесь тоже мы много нашли правильных вещей. Мне кажется, что у нас есть общее понимание, что в человеческий капитал надо инвестировать, мне кажется, что все с этим согласны, прежде всего, в образование, об этом говорили, по-моему, все сегодня.
От себя хочу добавить, что дискуссия о совместимости либеральной идеи и «социального государства» затрагивает основы демократического общественного устройства. Это касается и местного самоуправления (локальных сообществ), и НКО, и бизнеса. Без свободного функционирования этих и других институтов ни о каком «социальном государстве» либо, если угодно, ни о какой эффективной социальной политике речи быть не может. Всё заменяется имитациями и манипулированием общественным мнением (государственной пропагандой), что мы видим на примере современной России.
Поэтому последовательность действий по формированию политики, в центре которой поставлен человек и качество его жизни, в нашей стране должна быть следующей:
1. Реформа публичной политики (возвращение разнообразия ведущих СМИ, конкурентные и честные выборы на всех уровнях, децентрализация власти);
2. Ключевое значение имеет развитие местного самоуправления, в том числе наделенного широкими компетенциями в области социальной политики (в России имелся положительный опыт земств, много делавших в этой области);
3. Обретение независимости судебной системой, возвращение исполнительной ветви власти ее подчиненного положения по отношению к власти законодательной;
4. Обеспечение свободы малому и среднему бизнесу, ликвидация госкорпораций в ведущих отраслях российской экономики;
Формирование на основе общественного договора справедливой социальной политики с использованием опыта наиболее успешных стран общеевропейского цивилизационного пространства.
[1] «Российская Федерация — социальное государство, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека».
[2] http://www.pcpi.ru/manage/printdoc?nd=901855022&nh=0&ssect=
[3] http://smartpowerjournal.ru/150415/
[4] Здесь и далее (если не отмечено особо) цитируется по стенограмме семинара, который прошел в Москве 24 апреля 2017 года.
[5] http://base.garant.ru/102444/
[6] http://base.garant.ru/6335072/