Найти тему
Mike Lebedev

"Лиственницы во дворе Школы"

(лирическая история)

Все началось с того, что ребенок Федорова возмужал. Возмужал в хорошем смысле слова: широко, с друзьями и подругами отметил свой шестой день рожденья, приобрел статус «дошкольник-приготовишка», а что самое важное – уже год и два месяца как добавил к своему титулу «ребенок» приставку «старший». Разумеется, однажды он возжелал извлечь из своего нового положения все возможные плюсы и профиты.

В силу этого он безапелляционно заявил, что на рождественскую Ёлку в мэрию он отправится один, вне сопровождающих его взрослых.

Сложность заключалась в том, что возразить на это Федорову было нечего. Билет и в самом деле наличествовал в единственном экземпляре, и откуда он только такой взялся, а все контраргументы уровня «Куда же ты пойдешь, как, один-одинешенек совсем, понятно, что шесть лет, но ведь всего две недели назад сравнялось, потеряешься, пропадешь, более крупные так называемые дети безжалостно затопчут ногами...» – были с негодованием отринуты и объявлены ничтожными. Но ладно.

По счастию, в чертогах недавно взошедшего к кормилу власти мэра все прошло сравнительно гладко. Сразу у дверей старшего ребенка приняли в оборот Клоун и еще какой-то неопознанный, но, безусловно, сказочный персонаж, «Тебя как зовут? Митя? Очень хорошо, Митя, замечательно, Митенька, пойдем скорее с нами на Ёлочку смотреть!», лихо подхватили под руки и уволокли веселиться и радоваться жизни. А Федоров остался.

-2

Через два томительных часа счастливых, но довольных детей вытолкали взашей со служебного входа на задворках. Более всего в этот момент они напоминали в панике отступающую захватническую армию, в кое-как напяленных куртках и пальтишках, нахлобученных задом наперед шапках и с подарками на шее, но эмоции излучали самые положительные. Так что родители довольно быстро расхватали своих отпрысков, благо все-таки емкость зрительного зала была не самая большая, да и времени после Нового прошло не так много для того, чтобы все товарищи взрослые вновь обрели способность самостоятельно перемещаться в пространстве.

Но это, как скоро выяснилось, были лишь цветочки, и главные приключения подстерегали впереди.

Потому что вечером того же дня внезапно вспомнили про билет уже на Главную Ёлку страны, который тоже имелся лишь один, и про который все давно позабыли, так как изначально отпускать ребенка в одиночестве туда никто и не мыслил. Однако после удачной вылазки в логово мэра и присных вектор движения изменился, и про билет вспомнили. А осмелевший старший ребенок так и вовсе констатировал, что готов не только один отчаянно ринуться внутрь, но и даже добраться до места проведения самостоятельно, при помощи общественного транспорта. И здравый голос Федорова о возможных опасностях, о том, что Кремлевская Ёлка – это уже почти семь тысяч взвинченных близостью Чуда чужих подростков, потонул в радостных криках «Я справлюсь!», «Я не испугаюсь, я же уже большой!» и «Там же самые лучшие подарки на свете!»

-3

Не зря отцовское сердце чуяло беду. Разделять поколения работники правопорядка начали почти сразу у метро, не доходя даже до Кутафьей башни, хотя Федоров опрометчиво надеялся, что пропустят внутрь Кремля, а может, даже милостиво разрешат сопроводить до самого Дворца Съездов из стекла и бетона...

Но нет, нет. Разделили сразу, и старший ребенок весело, можно даже сказать, «вприпрыжку», поскакал внутрь, а Федоров опять остался за бортом. Надо ли и говорить – что в самых расстроенных и смятенных чувствах?

«Вот зачем поехали на машине? – только и оставалось корить себя Федорову, – Сейчас бы хоть принял немножко успокоительного, привел несколько в порядок расшатавшуюся нервную систему. Хотя... тут под стенами Кремля и негде, поди, лишь третий день Нового года, небось, закрыто все, от самого Александровского сада и вплоть до психологического факультета МГУ, что позади меня сейчас. Только холод, лед и камень... Как быть? Куда бежать? Где скоротать эти мучительные три часа, а то и более, как, как он там, мой сынок, ведь самый же маленький, почти кроха, я же вижу, такие слонята шли за ним, им бы уж пивка не помешало, а не на Ёлку...»

И тут где-то внутри Федорова раздался голос... то ли его собственный, то ли Великого и Последнего отшельника Акмея Каззейского, единственного, кто не только сумел достичь Абсолютной Опустошенности, но и практически невредимым вернуться обратно и продолжить нести свою вахту:

«Федоров, а ты вот что... Ты на месте не стой, так тебе волнение свое ни за что не унять. А ты сходи куда-нибудь. А, точно! И вот лучше всего – к Школе своей сходи. Вроде и не далеко, а и не близко – всё хоть сколько времени скоротаешь...»

«Ах ты ж! Ну точно же! Там же – лиственницы, они непременно успокоят и подскажут...»

В свои самые первые дни в новой Школе Федоров часто и печально смотрел на лиственницы, произраставшие во дворе. Особенно – во время уроков математики, алгебры и геометрии. Мысли его при этом обуревали самые тревожные:

«Вот зачем, зачем согласился в эту самую школу переходить?! Вот сидишь же теперь – и ни черташечки не понимаешь! Вот Наставник Математики, видно, что хороший мужчина, положительный. Но «три» за контрольную по геометрии поставил? Поставил. А по алгебре? Тоже «три». Вот куда тут тебе в этот калашный ряд? А хорошие ребята, как два брата, оба Михаилы из числа недавних выпускников, что пытаются наставить тебя на истинный путь математического анализа... Наставляют правильно, но ведь иной раз спросят так, что, как говорится, и сто мудрецов не ответят...»

-4

В новой Школе первые дни Федорову было одиноко и страшно. И на уроках страшно, оттого что казалось, будто он теперь тут самый тупой, и на переменах страшно тоже. И от учебных кабинета к кабинету – быстро, шнырк мышкой, и опять страшно. А уж в столовую спуститься...

Но спуститься пришлось однажды все-таки. Мать в командировке, отец на дежурстве третьи сутки подряд – надо же было пообедать хоть как-то. И, зажав во вспотевшей ладошке пару двугривенных монеток, Федоров все-таки набрался мужества. Чувство голода оказалось сильнее страхов.

В столовой все было непривычно, не так, как в столовке его прежней школы, хотя было бы странно, если бы все оказалось так же. Но самое непривычное было то, что на новом месте, по причине нехватки квадратных метров, еду не приготовляли в «горячем цехе» – а привозили уже заранее сваренной. Так что добрая тетя-буфетчица, приняв от Федорова положенную плату, величественным жестом наложила ему из бидона пару фрикаделек, залила сверху дымящимся бульоном – в общем, получилось нечто вроде супа и «первого».

Фрикадельки! И всегда с того самого мига – то ли Школа пахла фрикадельками, то ли фрикадельки – первым днем в новой Школе...

В институте, кстати, вышла с Федоровым почти зеркальная история. Разумеется, сентябрем первого курса отправили их для начала на сельскохозяйственные работы. С которых все вернулись простывшие, кто-то сильнее, кто-то держался, и Федоров не стал исключением. За выходные вроде кое-как пришел в себя, но стоило отправиться на учебу уже полноценным студентом – как температура опять поползла вверх. В результате Федоров уже на второй (всего второй!) паре попутал свою подгруппу и выполнил совсем не ту лабораторную работу, что требовалось, о чем узнал, разумеется, только по ее окончании. Накинулась печаль: «Вот, первый день – и уже проблемы...» В отчаянии Федоров, нагревшийся уже почти до 38 градусов по Цельсию, отправился в буфет – но и тут его подстерегла неудача. Всю еду уже смели с прилавка более здоровые однокурсники и старшие товарищи, так что на федоровскую долю осталась лишь тарелка холодной гречневой каши «с таком». Так и пахло с тех пор: Школа – фрикадельками, а Институт – гречкой...

Сынок, только в тот раз уже младший, а не старший – однажды так сформулировал Федорову свою активную жизненную позицию:

– Я не буду есть фрикадельки из супа!

– Почему, малыш? Они вкусные.

– Может, и вкусные. Но я знаю, как они делаются! И есть их я не буду...

Тут Федоров не на шутку встревожился. Уж не проникла ли в сознание ребенка каким-то непостижимым образом вегетарианская зараза? Вдруг он сейчас скажет так: «Я знаю, как делаются фрикадельки. Коровки были, такие красивые, милые, паслись на лугу, щипали травку, мычали. Но пришли злые люди с большими ножами, устроили коровкам ад и огонь, кровь и кишки, вот и получились фрикадельки...»

– Ну и как же они делаются, позволь узнать?

– А вот так! Берутся пельмени, и с них сдирается кожура! А пельмени я тоже не люблю...

Федоров облегченно выдохнул. При подобном раскладе еще не все было потеряно.

Да, но все это было еще очень и очень не скоро. А тогда...

А тогда Федоров смотрел в окно, на лиственницы, смотрел и думал:

«Эх, хорошо бы хоть лето продолжалось! Вот было бы так, чтоб все зеленое кругом оставалось, и так целый год, до следующего лета. А так – жизнь, очевидно, кончена. И здесь ее нет, и обратная дорога заказана...»

И тут – лиственницы вдруг ответили Федорову! Честное слово, прямо качнули слегка своими пушистыми ветвями!

«Ты, главное, успокойся. Вспомни для начала: ты когда в секцию единоборств пришел – там Великий Сенсей тоже ведь начинающих да неоперившихся любил со старшими, опытными в пару ставить! И неспроста. Кто сломается – тому, стало быть, вероятнее всего «до свидания» и удачи на иных спортивных поприщах. А кто проявит характер, покажет стержень – с тем уже дальше можно работать. Прав был Великий Сенсей? Безусловно, как показывала вся дальнейшая духовная практика. Так и здесь: да, трояк по контрольной. Но ведь и у всех же трояки, только у Пабло и Феодора пятерки, но на то они и гении, ясное дело. А ты – проявляй характер!..»

А потом вот еще что качнули ветвями лиственницы: «Мы к тебе, Федоров, на самом деле относимся хорошо, хоть ты этого своими знаниями по биологии не заслуживаешь, и даже пестик от тычинки отличить не можешь. Поэтому сделаем так. Всё вокруг нас будет желтеть и облетать. А мы, лиственницы во дворе Школы, так и будем стоять зеленые, пока все не наладится. И у тебя, и других учеников, хороших мальчиков и девочек. И только потом, к самой зиме уже – пожелтеем и облетим...»

«А, и напоследок. Биологию все-таки подтяни. Хромосомы там, зиготы и прочие двудольные. Все-таки мы, лиственницы – представительницы растительного мира, хоть и говорящие. Прям иной раз – стыдно за тебя!»

Да, да, спасибо!

В общем, так оно и вышло. В тот, самый первый год лиственницы во дворе Школы простояли зелеными почти до декабря. И только затем, когда и впрямь все образовалось и стало хорошо – пожелтели и облетели почти в один день...

Ноги сами понесли Федорова к Школе. Лиственницы так и стояли во дворе. И прошелестели чуть слышно:

«Ты, главное, успокойся. Ну, не спорим – толкнет там твоего один здоровый и невоспитанный мальчик. И еще один – стукнет, но не сильно. Зато потом его на самое лучшее место пересадят. И подарок нормальный, в этом году вообще нормальные опять сделали, как-то вернулось понимание, что это все-таки Главная Елка Страны, а не самодеятельность при домоуправлении силами местных тружеников при всем к ним уважении...»

А потом еще: «А теперь – бегом обратно ко Дворцу Съездов! Ты уж час стоишь, смотришь на нас, рот раскрыв, как первый раз увидал. Никуда мы не денемся, стоим как положено, а вот детей уж через полчаса выдавать начнут!»

«Да, да! Спасибо! Столько лет прошло, а вы все так же добры ко мне! Я приду, еще раз обязательно приду к вам...»

«Да на здоровье».

-5

Детей и в самом деле начали выдавать уже через полчаса, Федоров как раз успел вбежать, и не только вбежать, но и занять выгодную в стратегическом плане позицию в первом родительском деисусном ряду.

Хотя, сказать по правде – преимущество Федорова растаяло довольно быстро. Потому как практически немедля позади него прозвучал требовательный женский голос:

– Мужчина! Вы такой высокий! Можно с вами поменяться местами? А то вам все равно, а мне из-за вашей спины не видно ничего...

Что последует дальше, Федоров не сомневался. Однажды в молодости уезжал он из Северного города, и билет брал заранее, так что досталось ему место аккурат с номером 1, нижняя полка плацкартного вагона. Но присесть на него он даже не успел:

– Молодой человек, а вы со мной на верхнюю полку не поменяетесь, а то мне тяжко уж туда залезать-то каждый раз.

В просьбе этой Федоров не нашел причин отказать, он и вообще-то предпочитал сверху.

– Молодой человек, а вы со мной в другое купе не поменяетесь, а то мы вроде как все вместе, только мне билет отдельный достался, а вы все равно один едете...

– Молодой человек!..

В общем, когда молодой человек вышел покурить перед отправкой, а затем вернулся – то без особого изумления узнал, что теперь его место – на самой последней верхней «боковушке», номер 54, в принципе, так если вдуматься – аккурат напротив стартового «первого». Но тогда Федорову было наплевать, он был молод и одинок, вышел еще раз, купил спортивную газету с анонсом предстоящего мирового футбольного первенства – да и углубился в чтение, свесив ножки. Но теперь...

Но теперь результат был тот же: буквально в несколько ходов Федорова четко оттеснили на самые родительские задворки, откуда даже с его ростом разглядеть хоть что-то было совсем непросто.

«Кто не ходил кругами после Главной Ёлки Страны – у того, считай, не было детства...» – так подумалось Федорову.

А еще ему подумалось так: «А кто не ходил – тот затем, вырастя, получил свое сполна. У нашего ведь даже мобильного телефона нет с собой, все оберегали психику его от зловредных и всепроникающих «гаджетов», у всех детей есть, вон, звонят... только у нашего нет... Хорошо хоть шапку надели ему яркую, нашу, красно-белую!»

А еще подумалось...

– Митя, Митенька! Как хорошо, что я тебя сразу увидел!

– Ну как тебе сказать «сразу», пап, – философски отозвался Митя-Митенька, – Я вообще-то уже на пятый круг заходил, аж голова кружиться стала...

– Но тебе хоть понравилось?

– Да, очень! Правда, меня сперва один толстый невоспитанный мальчик толкнул, а потом еще один стукнул, но не сильно. Зато сразу пришел дежурный и пересадил меня в центр, на самые лучшие места. И подарок в этом году отличный!

«Нет худа без добра» – напомнил в голове Федорова голос Великого и Последнего отшельника Акмея Каззейского.

– Домой поедем или погуляем еще?

– Погуляем давай. Куда пойдем?

– А знаешь... пойдем, покажу тебе Школу свою. И историю одну расскажу, про деревья, которые во дворе там растут.

– Интересную?

– Очень!

Тем же вечером Федоров купил повзрослевшему старшему ребенку его первый мобильный телефон.

Ну вот. Это была новелла из моей новой книжки

Еще один рассказ здесь.

"Ковшик" https://zen.yandex.ru/media/id/5b1145ba482677af3cfb095a/kovshik--5b114c6b4b16da00aaa46b00?from=editor

По всем вопросам: mike-lebedev@yandex.ru

Спасибо за внимание

-6