Пылища…
На улицу нельзя выходить без респиратора, сетчатых очков и без ваты в ушах, а если вы не запасетесь всем этим, в вас сразу насыпается два пуда пыли.
По распоряжению городской управы залежи пыли помещены на Дворянской улице. Это вполне естественно: все города сосредоточивают то, чем могут похвалиться, именно на главных улицах.
Управа мостит улицу, пускает обывателю тучи пыли в глаза, а я смотрю на все это и думаю: что есть пыль?
По преимуществу это земля, в порошок намельченная.
Куда девается она?
Частью поглощается человеками, большей же частью улетает в поднебесье, где и увеличивает за счет Земли объем иных планет.
Не уменьшается ли Земля от распыления?
Несомненно — да.
Не вредит ли сей казус человечеству, коему и без того на Земле тесно, о чем свидетельствуют неустанно производимыя им войны, драки и иные скандалы?
Несомненно — да, трижды да.
Что же отсюда следует?
О, городская управа! В интересах всего человечества, в интересах великаго будущаго, ожидающаго его, для-ради распространения на земном шаре добродетелей и во вред развитию пороков — улицы надо поливать!
Надо поливать улицы, ибо земной шар распыливается, что сокращает его объем.
О, городская управа!
***
Покончив с пылью, поговорим о поэзии.
Поэзия — это ведь тоже не более как пыль, разноцветная и яркая пыль; ее человеки разводят в чернилах и ей раскрашивают действительность, дабы лекче примиряться с грубостью и бедностью ея.
Но это уже некоторая философия, я же намерен говорить о поэзии и — да простят мне это Апполон и Музы! — о поэзии современной…
Трудно сказать что-нибудь о поэзии современной, ибо все, что следовало сказать о ней сквернаго и ругательски-ругательнаго, уже сказано до меня.
Следовало бы мне молчать о ней, но увы! — она надоедает, как осенняя муха, и вынуждает к защите противу ея поползновений в печать.
Как убить ее? Я долго думал над этим и решил — печатать ее! Печатать ее! Пусть мне простят эту жестокость, но я напечатаю…
Вот она пред вами в полном блеске своей специфической орфографии.
Г. Пенза. … июля 1895 г.
В контору редакции «Самарской Газеты».
Милостивый Государь, Господин Редактор!
Я слышал, что в Вашей газете
Такие стихи как вот эти,
Печатать на первой страницы
Доступны лишь высшия лица;
Но я: не высок, и не знатен,
Но пачкать бумагу занятен.
На первый я раз прилагаю
Нижеследующий стих и мечтаю,
Вот, вот попадет он в печать,
Все с жадностью будут читать
И я прослыву, как велик человек
Поэт первый номер в наш век.
Когда я пойду, все вот скажут идет
Поэт! Что в «Самарской Газете» слывет.
Ну это оставим, прошу же я вас,
Напечатать в газете мой стих первый раз,
Как Леонов поэт прослыву я точь в точь
Вот стих мой: заглавье, «Июльская ночь».
***
Тускло месяц серебрится
В тишине ночной
Пеленой туман ложится
По земле родной.
Соловья не слышно трели,
Мрак и тишь кругом.
И деревья помертвели
Все объято сном.
Все заснуло мрака ночи
Разослан ковер.
Мрак и мне слепляет очи,
И туманит взор.
Тихо все, лишь серебрится
Месяц над рекой;
А река все в даль стремится
Уходя с тоской.
***
Остаюсь с почтеньем к Вам,
Лично Вас, прошу я сам
Стих в газете пропустите
Где хотите поместите.
Только денег платить вам
Не могу, я беден сам
Досвиданья! Жду ответ,
Юный, пензенский поэт.
***
Слово-Глаголь молодец,
У него мужик, купец,
Кто под руку попадет
Всех в газету пронесет.
Остаюсь в надежде я
Не заденет он меня,
А заденет так пускай
Послыву как шалопай.
Скунин.
Каков этот г. Скунин, сын своего времени? Остроумный мальчик.
Он «пачкать бумагу занятен».
Пишет стихи и опасается, что его «пронесет».
Река у него куда-то стремится через Ѣ.
Мрак у него обладает свойством гумми-арабика.
Деревья, под которыми он сочинял свои деревянные стихи, «помертвели» и засохли из жалости к нему, человеку молодому, искреннему, сознающему, что он «шалопай» и — по разсеянности, очевидно, подписывающему свою фамилию с двумя однозвучными буквами, из которых одна — совершенно лишняя. Ну, вот, он попал в печать и, надеюсь, доволен.