Никакой театр не нужен
Наши дни. Борт СПб-Берлин. Раннее утро. Заканчивается посадка. Последние рядов 7 - свободны. Одному сонному писателю достается весь 23 ряд. Писатель садится у окна, читает. Лицо доброе, но готовое к подвоху. И не зря. С выпученными глазами влетает пара российских граждан, очень хорошо питающихся, на ходу втыкая в телефоны. Она, мужу, раздраженно:
- Дима, наверху все забито, можно как-то подвинуть?
Дима, писателю:
- Это тут ваше? Я подвину!
Писатель, мысленно посылая им облако счастья:
- О, конечно же. Хотя позади свободны шесть багажных отсеков.
Стюардесса, опрометчиво, жене Димы:
- Позвольте, я помогу вам положить ваши вещи напротив?
Жена Димы, писателю, разогревая себя:
- Но мы сидим тут, и вещи хотим держать тут!
Писатель, с широкой улыбкой:
- Вы абсолютно правы.
Писатель, мысленно про себя:
- Прости их, господи, ибо не ведают, что творят.
Впихиваются позади, на 24 ряд. Жена Димы, писателю, раздраженно:
- Молодой человек, можно хотя бы спинку поднять?
Писатель, с тихой радостью:
- Да, конечно, - поднимает спинку.
Жена Димы, мужу, открывая контейнер с явно чесночными котлетами:
- Дима, смотри, вокруг свободно!
Дима, стюардессе:
- Ой, а можно пересесть?
Стюардесса, приветливо:
- Да, пожалуйста, посадка уже закончена.
Дима, жене, взволнованно:
- Алчонок, давай назад отсядем, хоть ноги вытянем.
Вскакивают оба, протискиваются, впихиваются в 25 ряд. Писатель снова опускает спинку кресла. Возвращается к Рериху. Писатель мысленно:
- Я добр. Я бесконечно люблю всех. И даже вас. Вы прекрасны.
Алчонок, мужу:
- А чего мы вместе то будем сидеть? Я лучше напротив пойду.
Дима, писателю:
- А это тут ваша куртка наверху? Она с моим рюкзаком застряла!
Писатель, с широкой улыбкой, встает, спасает рюкзак. Писатель, мысленно про себя:
- Я вас очень люблю, вы, двое чудесных людей. Посылаю вам мир.
По громкой связи старшая стюардесса дает приказ начать танцы с кислородными масками. Мужчины откладывают газеты, глазеют на девушек в блузках. Писатель вместе с Рерихом пересекает Монголию. Алчонок позади начинает вылезать, перемещаясь в кресло напротив. Тянет за собой планшет, рюкзак открытый, контейнер с бутербродами открытый, телефон с наушниками. Роняет телефон. Стюардесса, терпеливо:
- Позвольте мне пожалуйста пройти.
Дима, внезапно:
- У меня спинка не опускается, я вернусь назад, - пересаживается писателю за спину, больно бьет в крестец, пускает газы.
Писатель мысленно, с нежностью, отрываясь от Рериха:
- И зачем только вам показали 6 свободных рядов? Обожаю вас.
Алчонок, копаясь на полу, стюардессе:
- Подождите, не видите что-ли? Чего у вас так тесно? Дима, ты куда пошел?
Капитан, по громкой связи:
- Бортпроводникам закрыть двери, занять свои места.
Дима - жене:
- Я наверное назад все же отсяду назад.
Писатель мысленно Диме:
- Тебе лучше лететь в туалете, любовь моя.
Стюардесса, жалобно:
- Пропустите, мне работать надо! - задирает юбку, перешагивает через Алчонка. Писатель мысленно стюардессе:
- Так и иди, так и иди дальше, моя небесная гюзель...
Алчонок, громко, в наушниках, перекрикивая капитана:
- Дима, а я тоже пересяду, тут вообще можно лечь!
Писатель, с доброй улыбкой, мысленно:
- Уже ляг куда-нибудь, жопа. Ляг и пусть тебя парализует. Я добр. Я бесконечный эндорфин...
Дима, выскакивая, врезаясь писателю в голову краем планшета:
- Вот здорово,я тоже тогда прилягу, вон там позади! - к писателю, - Ой, я вас не задел?
Писатель, широко улыбаясь:
- Нет, что вы, возвращайтесь!
Писатель, мысленно:
- Посылаю облако любви. Скорпионов тебе в трусы.
Самолет катит по рулежной. Писатель вместе с Рерихом приближается к границе Китая. Стюардесса - Алчонку:
- Пожалуйста, приведите спинку, опустите подлокотники и пристегнитесь. Так надо.
Алчонок, презрительно:
- Я одна сижу, никому же не мешаю! Ну хорошо, хорошо! И не надо меня трогать!!
Стюардесса - Диме:
- Пожалуйста, откройте иллюминатор.
Дима - стюардессе:
- Но мне солнце в глаз!
Писатель мысленно, Диме:
- Посылаю теплую волну. Чтоб у тебя выпали глаза, дружок.
Алчонок - Диме:
- Димуля, тут дует, я к тебе!
Экипаж проверяет закрылки. Самолет разворачивается на взлетную. Алчонок пробует сидеть на 26, 27 и 28 рядах. Писатель мысленно Алчонку:
- Пожалуйста подавись котлетой и быстро умри, сука сука сука. Как я люблю всех...
Стюардесса - Алчонку, умоляюще:
- Сядьте на место, уже нельзя вставать!
Дима - Алчонку, вскакивая:
- Алчонок, сиди, лучше я к тебе!
Писатель мысленно:
- Почему бы вам обоим не выйти прямо сейчас, без трапа? Сломать ноги о бетон. И чтоб вас тут же переехал багажный автопоезд. Смешно подпрыгивая на ваших телах.
Алчонок - стюардессе:
- Я не хочу сидеть у туалета!
Стюардесса:
- Вас никто и не заставляет, вон ваши места, на 24 ом!
Капитан:
- Мы готовы к взлету.
Подбегает старший стюард, рычит на Диму и Алчонка:
- Немедленно сядьте на свои места!
Дима и Алчонок в панике впихиваются позади писателя. Пускают газы. Больно бьют в спинку кресла. Роняют чесночную котлету. Стюардесса - Диме:
- Прошу вас выключить планшет и телефон.
Писатель мысленно стюардессе:
- Просто разбей ему планшет о голову, моя стройная гюзель в черных колготках. Позволь себе и всем нам эту радость.
Алчонок-стюардессе:
- Я читала, это все ерунда, не мешает мой телефон моторам.
Стюард, подбегая к плачущей стюардессе:
- У нас тут проблемы?
Писатель мысленно стюарду:
- Просто пристрели эту суку позади, просто всади ей в башку пару свинцовых пломб 38 калибра! Я эндорфин, я всех обнимаю.
Дима - писателю:
- Извини, брат, мы тебе небось надоели? Сам видишь - тупые девки, не могут нормально людей рассадить!
Писатель - лучезарно:
- Как хорошо, что вы вернулись!
Самолет отрывается от земли. Алчонок - писателю:
- Можно кресло поставить прямо? Мне некуда ноги деть!
Писатель - ласково:
- Вы знаете, я - эндорфин. Меня недавно выпустили, больница была переполнена. Я вас очень очень очень люблю. Сейчас я видимо пересяду к вам. Мы поговорим о несчастных случаях в самолетах.