Далеко не всегда бывает так, что новое слово в военном деле начинает «работать» буквально с первого сражения. Для того, чтобы выработать достойный ответ греческому и македонскому военному искусству, ушло несколько веков. К началу III в. до н.э. способ нашли римляне — именно их подвижные легионы, выстроенные по хитрой и продуманной схеме, в будущем сметут, казалось бы, несокрушимых фалангитов. Первый «звоночек» прозвучал в знаменитой битве при Аскулуме (или Аускуле) в 279 г. до н.э., где римская армия сошлась с войсками греческого царя Пирра. Новая тактика римлян в то время еще не была достаточно проработанной, но успех дался Пирру такой ценой, что выражение «Пиррова победа» (с потерями, сопоставимыми с поражением) стало крылатым по сей день.
Можно задаться вопросом: почему римская армия пошла по другому пути развития, отвергнув более перспективный греко-македонский вариант? Все дело в ландшафте и в противниках. До поры, до времени Рим не сталкивался с греками, зато ему пришлось немало воевать с племенами Аппенинского полуострова, а также кельтами (галлами) и чуть позже — с предками нынешних испанцев. Все «варварские» армии (в число которых до определенного момента можно занести и самих римлян) широко применяли тактики внезапных ударов, засад, не гнушались притворным отступлением и постоянно использовали укрытия на местности. В подобных условиях с тяжелой фалангой не особенно развернешься, хотя в VI-V веках до н.э. строй, напоминавший фалангу, у римлян, несомненно, был. Но в целом войны на территории нынешней Италии и ее окрестностей стали толчком к изобретению новой тактики, которая получила название «манипулярной».
Главное отличие римской тактики от фаланги — даже не вооружение (короткие мечи и метательные копья-пилумы вместо сарисс), а принцип построения. Фаланга занимала сплошной линией всё поле боя, растягиваясь порой на несколько километров. Вместо этого римляне стали использовать «манипулы» - небольшие группы воинов в пешем строю, стоявшие на определенном расстоянии друг от друга. Казалось бы, более проигрышный вариант, ведь в эти промежутки легко врывается враг, но... Во-первых, римляне обучали своих легионеров так, что каждое подразделение могло действовать самостоятельно. А во-вторых, разрывы закрывались хитрым способом, о котором чуть ниже.
К моменту описываемых событий (войны Пирра с Римом первой четверти III века до н.э.) ранние римские легионы приобрели более-менее законченные очертания. В каждом легионе насчитывалось 30 манипул, в общей сложности он включал 4200 воинов. Из 1200 наиболее бедных, которые не могли позволить себе дорогостоящего вооружения, формировались отряды легких застрельщиков-велитов. Их роль современные историки расценивают по-разному. Например, Александр Махлаюк утверждает, что велиты выделялись в отдельное подразделение. Питер Коннолли пишет, что по 40 велитов входили в состав каждой из манипул. Возможно, ближе к истине второй вариант: единый отряд из тысячи с лишним подвижных стрелков внес бы сумятицу в действия всего легиона.
Легион строился в три линии. В первой находились манипулы молодых тяжеловооруженных воинов — гастатов (соответственно, 10 манипул, по 120 гастатов и 40 велитов в каждой). Вооружением гастатов были короткие мечи-гладиусы и метательные копья — пилумы, защитой служили большие прямоугольные щиты. Вторая линия — принципы (с той же пропорцией — 120 принципов и 40 велитов), воины более матерые и закаленные в боях. Их вооружение практически не отличалось от гастатов. И наконец, третью линию составляли копейщики-ветераны — триарии (в одной манипуле — 60 тяжелых пехотинцев и 40 велитов). Они вступали в бой лишь в самых тяжелых случаях. Расхожее выражение в Римской республике - «Дело дошло до триариев» - означало крайне напряженную ситуацию.
Теперь — о секрете построения: какие образом закрывались разрывы между манипулами? Лучше всего это будет видно на схеме:
Смысл такого порядка, который в наше время назвали бы «шахматным», прост: манипулы принципов второй линии стояли за гастатами таким образом, что прикрывали те самые промежутки, в которые мог проникнуть враг. Противник, который пытался пролезть между манипулами гастатов, оказывался атакованным со всех сторон.
В целом организация римской армии, в которую входили в том числе войска союзников, в битве при Аксулуме в 279 г. до н.э. могла выглядеть примерно так.
Стоит заметить, что римляне изначально развивали в первую очередь искусство пешего боя. Конница у них никогда не была особенно многочисленной и считалась скорее отрядом поддержки.
И два слова о предыстории событий при Аскулуме (Аускуле). Пирр, царь Эпира и Македонии — двух северных греческих государств - вторгся в Италию, которую не без оснований считал выгодным стратегическим плацдармом в Средиземном море. Силы самих эпиротов были невелики (историк Роман Светлов в труде, посвященном походам Пирра, называет цифру в 16 тысяч человек), но эпирскому царю удалось привлечь на свою сторону давних противников Рима: племена самнитов, луканов, а также италийских греков — потомков первой волны греческой колонизации Средиземноморья. Кроме того, в распоряжении Пирра имелся отряд из 20 слонов. Первое сражение при Гераклее (июль 280 г. до н.э.) закончилось победой Пирра, но уже оно показало, что римляне - «крепкий орешек»: потери завоевателя были куда выше, чем, например, у Александра Македонского в битвах с персами.
А уже во втором сражении, при Аскулуме, римская армия имела все шансы склонить чашу весов в свою пользу. Численность армий была примерно равной — по 40 тысяч человек в каждой. Но римляне имели, скажем так, психологическое преимущество: у них были в основном «родные» легионы (численность союзников — латинов, сабин, умбров и других — оценивается примерно в 10 тыс. человек). Эпироты же в собственной армии были в меньшинстве, к тому же выступали в роли агрессора. Против слонов Пирра римляне выставили около 300 специальных устройств для метания огня.
Из сохранившихся о битве сведений можно предположить, что между враждующими сторонами протекала река с довольно топкими берегами. При этом неподалеку от римского лагеря находилось широкое поле, удобное для действий фаланги Пирра. Именно туда стремился эпирский царь, но римляне нарушили его планы. Войска консула Публия Деция Муса атаковали авангард Пирра прямо на марше. Эпироты и их союзники были вынуждены принять бой в топкой, крайне неудобной для них местности. Римляне, привыкшие драться в любых условиях, со своими маневренными соединениями сразу получили перевес. Яростное сражение продолжалось до вечера, войска Пирра понесли серьезные потери, но все-таки сказалась вековая боевая выучка греков — римлянам так и не удалось ни уничтожить их, ни загнать в реку. Ночь прекратила атаки, и римский консул, не решившись располагаться на отдых под боком у врага, отвел войско обратно в лагерь.
На следующий день Пирр, учтя свои ошибки, не преподнес своим врагам столь великодушного подарка, как бой в топких берегах. Еще до рассвета эпироты начали выдвигать главные силы к лагерю римлян. И на второй день манипулярный строй римских легионов был атакован мощной фалангой на открытом пространстве, идеально подходящем для нее. В ожесточенной схватке сариссофоры постепенно теснили легионеров, появление на поле отряда слонов окончательно переломило ход битвы — римские войска были отброшены к собственному лагерю. Верная победа, одержанная накануне, уплыла из рук.
Однако Пирр, обеспокоенный потерями своей армии, не стал штурмовать укрепленный лагерь римлян. Эпироты потеряли не меньше 3500 человек убитыми (римляне — около 6000), и это были лучшие бойцы Пирра, его земляки, оказавшиеся в самых жарких местах схватки. Посчитав потери, эпирский царь мрачно произнес: «Еще одна такая победа — и мы погибнем». Слова оказались пророческими. Четыре года спустя, в 275 г. до н.э. в битве при Беневенте (о ней известно очень немного), римлянам, судя по всему, удалось свести сражение к ничьей, и на этом итальянская кампания знаменитого полководца закончилась.
Это интересно! Похожим образом развивались события в другой известной и гораздо более поздней битве — при Маренго 14 июня 1800 года, где сошлись армии австрийцев под командованием Меласа и французов, которых возглавлял будущий император Наполеон. Французам пришлось долго отступать под натиском неприятеля, и около 3 часов дня легко раненый Мелас отправил своему императору известие о победе, сдал командование начальнику штаба и уехал, считая битву выигранной. Тем временем к французам подоспели свежие войска генерала Дезе, и бой закипел с новой силой. Уже к шести вечера его итог оказался прямо противоположным: австрийцы потерпели сокрушительное поражение.