...Их было семнадцать. Они жили в разных местах — в самом городе, в Херсоне, под Николаевом. Впервые они увидели друг друга, когда оказались в двухэтажном здании на углу улиц Канатной и Кирова. Остро не хватало рабочих рук, и фашисты в помещении бывшего строительного техникума решили открыть техническое училище. С трудом из бывших учащихся ремесленных училищ наскребли одну группу. Мастер с аккуратной прической, холеным, чисто выбритым лицом и холодными глазами предупредил: разговаривать только с моего разрешения. Самостоятельно обращаться друг к другу категорически запрещено. Выходить из помещения только по специальному разрешению. Разглашать, чему вас учат, — нельзя! Писать письма — нельзя! Каждый получит свой номер. За порядком будет следить капо. За малейшее нарушение порядка он имеет право наказать по всей строгости военного времени. А теперь марш по местам и за дело!
Так начался их «учебный год». Поднимали в 4.30 утра, считанные минуты отводились на уборку постели и туалет. Потом всех собирали в комнате, где стоял обеденный стол. Дежурный разносил миски с едой. Прежде чем приступить к завтраку, надо было выслушать молитву. Ее зачитывал благообразный старичок. Он появлялся в столовой три раза в день. На еду полагалось пять минут. По истечении этого времени дежурный отбирал миски, независимо от того, пустые они или нет. В строгом строю маршировали в мастерскую и начинались томительные четырнадцать часов монотонной, однообразной работы, механически зазубренной в первый же день! Собственно учебы здесь не было.
Режим училища мало чем отличался от каторжного. Цепкий взгляд капо следил за каждым, и стоило только кому-то подать знак товарищу или, что уже считалось совсем недопустимым, произнести слово, виновный получал тяжеленную оплеуху... Не разговаривали во время работы, отдыха, еды... Как будто их решили отучить от человеческой речи!
Фашистами все было четко предусмотрено. Задача заключалась в том, чтобы превратить молодых людей в бессловесные существа, покорно выполняющие любую работу. Именно такие рабочие, по мнению фашистских «психологов», должны были в оккупированных странах представлять самую полезную производительную силу, не способную бастовать, сопротивляться возмутительным условиям труда!
Здесь, в Одессе, оккупанты решили провести первый опыт — с помощью драконовских мер и отупляющей, изнурительной работы подавить у подростков способность самостоятельно мыслить. Сидеть, не поднимая головы, не глядеть по сторонам, не обращать внимания на все, что происходит вокруг... И так изо дня в день.
Тупая работа, муштра ожесточала ребят. Обстановка все больше накалялась. И вот настал холодный, февральский день. Почему-то не пришел на занятия мастер, и где-то задерживался капо. В мастерской, стояла непривычная тишина, появилось давно забытое ощущение свободы. И вдруг все разом заговорили. Истосковавшись по собственному голосу, они хотели убедиться, что еще не утратили способность говорить, выражать мысли словами. Рассказывали о себе, о том, как жили до войны, как ходили на баркасах со взрослыми рыбаками в море, как мечтали о дальних рейсах и невиданных странах... Вспоминали, как занимались в училище на территории порта и влюбленно носили первую в жизни морскую тельняшку. Заблестели глаза, порозовели лица. Оттуда, и от счастливого прошлого, ворвался свежий воздух и всколыхнул затхлую атмосферу старого дома.
Кто-то попытался открыть окно. Совершалось недозволенное, и они понимали — расплата последует неминуемо.
Классная доска прикрывала наглухо забитую дверь — возможно, она вела в другую комнату. Раньше на эту дверь никто не обращал внимания, а сейчас она почему-то вызвала интерес. Кто-то снял доску с гвоздей и с силой рванул ручку. Дверь поддалась. Еще один сильный рывок — и она вылетела, подняв столб пыли. Когда пыль рассеялась, все увидели небольшое, похожее на чулан, хранилище старых газет, журналов, книг. Вероятно, в техникуме здесь была читальня и помещение служило местом хранения библиотечного имущества.
— Смотрите!
На полу среди книг и старых журналов лежал портрет В. И. Ленина. Ребята обступили находку, с любовью рассматривая знакомые, родные черты, добрый прищур смешливых, проницательных глаз. Они молчали. Сквозь время великий человек как бы ободряюще обращался к ним, двенадцати, пятнадцатилетним детям, которых военные будни так рано сделали взрослыми.
Они ни о чем не договаривались, но когда один из них взял палку и прикрепил к ней, как к древку, портрет, все поняли, что они сделают в следующую минуту. Гурьбой вышли в коридор — там никого не было, никто не задержал их во дворе. И они пошли по улице, держа портрет как знамя!
В городе было тихо и малолюдно. Из-за зимних туч внезапно проглянуло солнышко. Его щедрые лучи залили светом разграбленную, измученную Одессу. На повороте к парку Шевченко хромой инвалид, увидев портрет, снял шапку и долго смотрел вслед.
Почти у самого парка они столкнулись с полицейским. Тот опешил! Первое, что пришло в голову изменнику, — кинуться наутек! Победа окрылила ребят! Гордо несли они портрет по парку. Здесь вокруг все было знакомо: аллеи, спуск к пляжу, откос, с которого открывалась безбрежная даль моря. Трудно было поверить, что жизнь ребят висит на волоске. Безмятежный покой парка усыплял тревогу.
Страшная действительность напомнила о себе, когда в конце аллеи показались вооруженные до зубов патрули. Их привел полицейский.
— Вот они! Вот! Я же говорил! — причитал предатель. Взяв на изготовку автоматы, каратели оцепили группу маленьких героев. Ни один из ребят не дрогнул в эту страшную минуту. Собственно, с самого начала ни один из них не заблуждался насчет того, чем грозит им этот стихийный протест против фашистского террора. Они медленно отступали под дулами наведенных на них автоматов — сначала к выходу из парка на улицу, потом к училищу. Никто не пытался спастись — рискнуть и перемахнуть через забор, попробовать раствориться в бесчисленных лабиринтах проходных дворов, которыми славилась старая Одесса. Убежать — значит покинуть в беде товарищей. Такое не могло прийти в голову! Они вместе много пережили: и голод, и унижение, их объединяла общая ненависть к угнетателям. Нет, на предательство никто из них не был способен! И добровольно совершая свой выбор, каждый знал заранее, на что он себя обрекает!
Кровопролитие средь бела дня на глазах всего города было для захватчиков в те дни невыгодно. Тем более что последнее время катакомбы все чаще напоминали оккупантам, кто настоящий хозяин города. Каратели оттеснили ребят на Канатную и загнали в училище. Во дворе их уже ждали директор, мастер, капо и другие «педагоги». Они накинулись на подростков с резиновыми дубинками, палками, нагайками. Ребята бросились врассыпную и, вбежав в мастерскую, крепко забаррикадировали дверь. На угол Канатной продолжали прибывать грузовики с полицейскими. Их набралось столько, будто здание училища занял партизанский отряд! Прочные решетки на окнах не позволяли солдатам проникнуть внутрь. Дверь мастерской сотрясали бешеные удары, она еле держалась на петлях. Вот под тяжелыми прикладами вылетела одна доска, другая... И вдруг грянул «Интернационал»! Крепко обняв друг друга за плечи, ребята пели, и их голоса заглушали треск разлетающихся досок, резкий лай немецких команд. Когда солдаты ворвались в мастерскую, их встретил град молотков, клещей, тисков, кусков железа! Это была последняя и отчаянная вспышка детской ярости... Связанных, их вывели во двор, где уже стоял грузовик с зачехленным кузовом. При этом их нещадно избивали — солдаты, директор, мастер, капо, даже благообразный «святоша», что ежедневно проповедовал благо повиновения и любовь к ближнему, — сейчас он осыпал их проклятиями и пинал каблуками на совесть подкованных сапог. Дюжие солдаты бросали их, окровавленных, избитых, в грузовик. Тех, кто от побоев уже не мог держаться на ногах, раскачивали, держа за руки и за ноги, прежде чем швырнуть в темноту кузова.
Грузовик, подпрыгивая на булыжниках мостовой, мчался за город... Скорее, скорее! Фашистам не терпелось покончить с неожиданными возмутителями спокойствия. И еще долго люди вспоминали, как из несущейся на огромной скорости машины разносился нестройный хор детских голосов, распевающий великий гимн мировой солидарности! Катакомбы Одессы ответили бесконечным аккомпанементом взрывов.
Понравилась статья? Поставь лайк, поделись в соцсетях и подпишись на канал!