В Ростове нет осени и зимы. После дабл-лета — убийственно жаркого календарного и короткого, но нежного «бабьего» — наступает серая хмарь, которая может тянуться чуть ли не до следующего апреля. Городской пейзаж в это время можно описать кратко и емко — «50 оттенков грязи».
Иногда бывают по-пушкински красивые зимние дни, но застать их могут разве что отпускные и безработные. Выглядываешь в окно офиса днем: сугробы лежат, деликатно прикрывая дорожные ямы, разобранную тротуарную плитку, горы песка, брошенные рабочими. Ууууух, наконец снег, беленький, чистый, наверное еще и скрипит, прямо как в детстве, когда на саночках да под горку… Бежишь скорее на улицу после работы — а там уже все подтаяло, поплыло, окрасилось в черно-коричневый… Высокая атмосферная влажность, бессердечная ты сука!
Энное количество лет назад в подобное мерзкое утро я стояла на свежепостроенноем мосту через Дон. Мост утопал в тумане, как писали про Лондон в 19 веке. Но если лондонский туман был литературной выдумкой, то ростовский лип неприятной реальностью.
Было влажно и зябко, из носа стремительно и неудержимо подтекало. На мне были серые деловые брюки, гармонично вписывающиеся в общую палитру, которые не грели ни ноги, ни душу. На уме у меня был исключительно русский матерный.
Красота-то какая, я бы тут повесилась. Да не на чем.
Мы ждали министра транспорта Левитина. Мы — это толпа местных журналистов, которые привезли на дряхлом пазике от областной администрации — освещать это грандиозное для нашего уезда событие. Таки автомобильный мост через реку, да еще новый, а не отремонтированный советский, открывается не каждый день. И даже не раз в 10 лет.
А вот министр, разумеется, задерживался. Часа эдак на два. Как-то никто не предусмотрел такого очевидного поворота событий и даже не поставил по-быстрому палаточку с продажей кофе и пирожков для тружеников диктофона и клавиатуры. На нас бы в то утро знатно наварилась мобильная кофейня — но в тот год эта идея стартапа еще не добралась до Ростова. Посему — мерзли и молча ненавидели министра. Наименее стойкие ретировались обратно в пазик.
Провинциальные журналисты гармонично сливаются с ландшафтом, своими серыми помятыми лицами усиливая атмосферу уныния. На этих немолодых лицах — трехдневная мужская щетина или тонкие поджатые губы с дешевой помадой. А над ними нависают подглазные мешки такого размера, что в них могли бы ночевать бомжи. Те самые, которых наш уже бывший мэр хотел штрафовать.
Журналист из глубинки в принципе мало отличим от бомжа по стилю одежды, вернее, отсутствию стиля. Темное, немаркое, старенькое. Бедненько, но не всегда чистенько одет наш брат-журналист. Что-то среднее между Перельманом и Вассерманом. От последнего — жилет с миллионом карманов. В один из них можно поселить флягу с сугревающим.
Но пахнет журналист конечно получше бомжа — не только перегаром и сигаретами, скукой и немножечко старостью, но и кофе 3-в-1 за 15 рублей из пластикового стаканчика.
Ссссссука министр, как же холодно, как же хочется кофе!!!
Внезапно в толпе с краю началось неспокойное шевеление. Едет, едет! — не услышали, но поняли все. Напрочь забыв про инструкцию от главы пресс-службы вести себя прилично, журналистская масса ринулась в сторону предполагаемого появления министра — но не стройными шагами в ряд, а как ржавая вода из крана после ремонта труб — резкими аритмичными толчками.
С детства я очень плохо бегала и вообще имела проблемы с координацией. Поэтому не удивительно, что во внезапно начавшейся гонке до министерского тела получила по башке камерой оператора местного ТВ. Да еще и по башке без шапки! Опасно рядом с виском.
В кино про войну контузию героя показывают, используя эффекты звукового монтажа и заодно размывая кадры. Вот только что ты всё слышал отчётливо и ясно, а через секунду уши заложило невидимой ватой, а в зоне бокового зрения всё поплыло, поплыло…
А через секунду — кристальная ясность сознания, чистая и холодная, как только что выпавший первый снег. И одна единственная мысль взрывается огненным фейерверком-хризантемой в этом белом безмолвии: ЧТО Я ТУТ ДЕЛАЮ?
Хотелось бы написать, что в тот же день я бросила заявление об увольнении на стол главреда — вместо репортажа о торжественном открытии моста. Это было бы пафосно — и не правдиво.
Но из новостной журналистики я ушла. Потому что работа журналистом в провинции — это тлен, безысходность, 50 оттенков гррррррязи и неуважения. Неуважения от всех — от министров, от редакторов, от коллег и конкурентов. И даже от погоды. А в конце концов — неуважение самого себя и своего труда.
Иногда люди сидят в этом болоте, — где смешался подхалимаж властьимущим, дешевая реклама и тухлая «желтуха», — годами и десятилетиями. Искренно считая себя состоявшимися профессионалами. Всяк кулик свое… Просто в нужный момент никто их удачно не огрел тяжеленной камерой по башке. Так, чтобы шторка затвора на объективе внутри головы слегка сместилась — и наконец дала увидеть правду. Что теплая жижа снаружи — это не «первичный бульон». А яма с отходами.
Меня вот огрели — и даже не извинились. Не заметили. Как не замечают хрустнувшую под ботинком веточку во время бессмысленной и беспощадной гонки по грязи. Как не замечают вчерашние выпускники журфака, мечтавшие писать о театре, что утренние сводки называют «труповозками». И уже с вечера надеются, что за ночь кто-нибудь в городе или области умрет, желательно — насильственно — чтоб с утра было о чем писать… Будет день — будут новости…
Ты увидишь, что напрасно
Называют грязь опасной!
Ты поймешь, когда поцелуешь грязь.
Те, кто хотел писать о современном театре и прочей poetry… Вести крутые журналистские расследования, разоблачая коррупционеров… А может — освещать светские тусовки, бахаться в дёсны со «звёздами» и прочей элитой… Все эти — они уже давно в Москве. Или Питере. Некоторые вовсе — в Германии или рядом. Возможно, носят каблучки, шубки и приятно пахнут Герленом. Идеально посаженные пиджаки по цене дома в деревне. Но по ночам, я уверена, так же бухают. Даже если теперь — как поэтесса, директолог или ведущий трэвел-блога. Профессия всех нас пообтесала, и от циничного прищура глаз не избавишься никакими кремами.
Да и у тех, кто остался, нет денег на эти крема при ставке 150 рублей за заметку. Месим грязь сапогами, отмораживая пальцы — и сердце — теряем веру в человечество и принципы гуманизма. И вот ради чего? Увидеть живьем губернатора? Министра? Президента..? Пха-ха-ха. Не такие уж они красавцы, ради них трястись в 5 утра по дороге в очередной Подзалупайск на презентацию куска теплотрассы.
Бесплатный билет на концерт певца ртом, танцора ногами или иного увядающего бесталанта, приехавшего в Ростов доживать — в обмен за позитивную рецензию и яркий репортаж на 2500 знаков? А кто вообще сейчас их читает-то? Печатная пресса умирает, никому не нужны тексты, когда есть прямые трансляции.
ЧТО Я ТУТ ДЕЛАЮ? ДЛЯ КОГО? МЕНЯ НЕ ДОЛЖНО ЗДЕСЬ БЫТЬ.
Я ухожу, убегаю — от «летучек», темпланов, заказных интервью и пресс-туров по областным ранчо. Безуспешно пытаясь забыть про «труповозки». Серые помятые лица с потухшими глазами. Престарелых журналисток с артрозом и темными пятнами на иссохших руках. Корреспондентов с нечетким контуром и неясным будущим.
Я бегу, потому что живая. И под моими ногами не чавкает слякоть. А хрустит ломкий, колючий, искрящийся — снег. И мне надо успеть, пока он не растаял.
Ольга Бревде специально для пьяной Монро
И не забывайте подписываться на наш дикий канал, да ставьте лайки и делайте репосты. Это мотивирует!
Есть что сказать? Пиши на почту (в шапке канала), или приходи драться в каменты ВК (ссылка в шапке)