Папа говорит, брезгливо морщась: что ты как мама твоя, соберись. Ты боец или нет! Мама поджимает губы и говорит: личико с кулачок, что ты воображаешь вообще о себе. Смотри в подоле не принеси. Ревность и ненависть с двух сторон, и я смотрю на них растерянно и не знаю, кто я. Так я расту. Потом случается еще много плохого…
Я приучаюсь не понимать, какая я и что я люблю. Игнорировать свое тело, презирать «клуш» и навсегда до жаркой одури бояться, что я тоже клуша, что это обнаружится, что я, фу, стыдно и выговорить-то, женщина.
Долго-долго, до психотерапии.
Сейчас я уже выросла. Я читаю перепосты в соцсетях, я слышу разговоры женщин и узнаю так много похожего.
«Не терплю бабское поведение, чего они ноют и ноют, достали. Я же не ною, собралась и сделала» — от «железной леди».
«Ну мужчине такая зарплата точно маленькая будет» — от журналистки.
Выгораживания насильника с подписями «не портите мальчику карьеру, не ломайте его жизнь».
Я слышу во дворе детское «о, ты как пацан прям, молодец».
На психологической группе, куда я специально отправилась для этой колонки, женщина давится слезами и смехом, рассказывает свою жутчайшую историю и сама же перебивает себя, кривя рот: «Ну я дура, ну да, ну дура же, надо было смотреть, с кем связалась. Надо было смотреть!»
Все это звучит и пишется — от женщин, от девочек, от девушек, от бабушек. От всех возрастов нашего пола. Я читаю эти комментарии, эти посты, я слышу похожие речи. Я помню, как говорила так и сама. Как гордилась комплиментом (да, тогда я считала это за комплимент) — ну ты не как другие бабы, ты нормальная. Как я искренне верила, что это хорошо.
Откуда берется это чувство «женщина недочеловек», даже если ты сама женщина?
«В мизогинии всегда прячется насилие»
Мария Шумихина, психолог, говорит мне в ответ на это:
«В истории мизогинии всегда прячется история насилия. Иногда — физического, иногда — насилия долженствования («ты — девочка/женщина, а значит — должна»). Когда женщина начинает ненавидеть других женщин? Когда она решает, что никогда не будет такой, как «все женщины». Но что стоит за таким решением? Конечно, много боли, и часто — много стыда. Но у боли и стыда много лиц.
Отец или другой мужчина бьёт маму. А потом мама говорит дочери: «Мы женщины, нам нужно учиться терпеть». «Нет, — принимает решение девочка, — я никогда не буду терпеть, как все «эти» женщины». Иногда, чтобы защитить себя от тяжелейшего внутреннего конфликта, она принимает сторону насильника: «Раз бьёт, значит, она виновата, таких глупых баб нужно бить, а я буду умной, буду с мужчинами».
У этого синдрома есть специальное название: «идентификация с агрессором», почти магический способ защиты психики: если я буду думать, как агрессор, как насильник, со мной ничего плохого не случится.
Иногда это мама бьёт свою дочь. Иногда дочь видит, как мать бьёт беззащитных младших, и тогда всё, что напоминает ей эту женщину, становится ей отвратительным. Дети женщины-полицейской, которая по очереди приковывала их за ногу к батарее («чтобы не мешали»), ненавидят женщин, полицейских и красный маникюр, который был у матери. Но они — и сын, и дочь, — не любят соприкасаться с воспоминаниями, они просто говорят: «эти мерзкие бабы».
Или «все во дворе знали, что моя мать спит со всеми, дешёвка. Я буду умнее» — это слова женщины из эскорта, которая презирает всех женщин, не получающих вознаграждение за секс. Если она знает, что женщина несчастна в отношениях, она всегда может сказать, что та — «дура и неправильно себя поставила, не знает себе цену».
«Дети начинают презирать, обесценивать то, что они считают «женским поведением»
А что такое «насилие долженствования»? Если вся система говорит тебе: «Ты — женщина, и ты должна знать свое место», то есть «нужно принимать все ограничения без возражений», то можно или принять их, или взбунтоваться. «Я могу позволить себе все, что и мужчины. Если это делает меня не-женщиной, значит, я не буду женщиной». Тут сила протеста равна силе давления системы, а ненависть к системе будет проявляться ко всем, но в первую очередь к тем, кто особенно давил. Если это отец — значит, ненавидеть будут его в первую очередь. Если же это делали женщины семьи… Если сажали мужчин за стол первыми; отдавали им лучшие куски; с трепетом следили за каждым взглядом: чего желает, не сердится ли; исполняли все желания с опережением… Дети начинают презирать, обесценивать то, что они считают «женским поведением».
У всех людей из описанных систем есть причины бояться или ненавидеть или обесценивать все, что они могут считать «проявлением женского». Чтобы понять, что виноваты не женщины, а травмы, которые лежат в истории семьи, им нужно пройти длинный путь, принять и свою раненость, и горечь, и несправедливость своей истории и семейной системы».
Откуда берется женская мизогиния
Все это так привычно и обычно — иронизировать над всем женским в себе и высмеивать заранее: ой, ну да, простите за «девочковое». Стыдливо предупреждать как о низменном. Говорить «мальчики, не читайте», если собираешься написать о чем-то, что волнует тебя, но что неинтересно другой половине человечества. При этом отчего-то именно их интересы приняты за точку отсчета.
Закатывать глаза, когда дочь просит «блестящее и розовое». Негодовать — откуда в ней это! Как будто это обесценивает тебя, что твоя дочь недостаточно презирает все женское. Как будто заколочки могут обесценить хоть кого-нибудь.
Все это — словно бы условие для того, чтобы быть в порядке. Качества, считающиеся специфически женскими, порицаются. А вот холодность, высмеивание, ирония и «да не нервничайте вы так», сказанное оппоненту с издевкой — это самый стиль. Идеал женщины — свой чувак, только с сиськами. «Я не трахаю мозг, я удобная баба». И дружить могу только с мужчинами, а всех этих куриц я не понимаю. Все это дает ощущение гордости и почетности, принадлежности к элите — к мужской компании. И именно на мужском одобрении, как на единственном критерии оценки, и строится это ощущение ценности.
И ценно даже не мужское внимание само по себе. А мужчина как распределитель ресурсов. А иначе, говорит нам вековая привычка, отвергнут — и пропадешь. Конкуренция жестока, надо оттеснить остальных от кормушки и заслужить похвалу хозяина первой. Надо замаскироваться под такого же насильника, авось и примут.
И мы учимся искренне не любить все женское. «Глупое», «курье».
Мир изменился давно, и женщина не умрет без одобрения мужчин — но мы по-прежнему находимся в заложниках патриархальной системы ценностей. В заложницах. И говорим про секс-работниц, что мол «ну а что такого», мальчику же нужно почувствовать тепло. Инвалиду тоже. И вот специально обученные люди могут все аккуратненько сделать. Люди женского пола, конечно.
И про «ну ей же нравится, иначе ушла бы» — про женщину, живущую в семейном насилии годами, у которой не получается выбраться.
И слышим от гинекологов-женщин — а трахаться тебе нравилось! Раздвигай ноги, терпи, рожай молча, как все!
И обесцениваем все созданное женщинами: от книг до разговоров, от кампаний до теорий, это касается всего. Есть мужской разговор — и есть бабский треп.
Как будто право оценивать навсегда у мужчины. Слушайте, нам явно пора его забрать. И прежде всего сделать это в своей собственной голове.
Десять причин моей ненависти к себе
Мы веками росли на мужском. На книгах, на фильмах, на теориях и учениях, на принятом и положенном. При этом впитывая пренебрежительное «где уж бабе в науку, в искусство — был бы талант, были б они уже там, а где они? а нету».
Вейнингер, Ницше, Библия, Тора, Фрейд с его выдуманной завистью к члену, запрет заходить в «нечистые дни» в церковь.
При том что оральные контрацептивы появились в 1960-х годах, и именно в эти годы женщина впервые за всю историю человечества получила возможность вышагнуть из гормонального круга беременности, родов, кормления и новой беременности. Впервые! А обязанность обслуживания другого человека — осталась, впрочем.
«Папа работает», и на цыпочках мимо кабинета. Подать обед, утихомирить детей, сделать с ними уроки, утешить, приструнить, все лишь бы не побеспокоить кормильца. Маша Рупасова, писательница и мама, как-то иронично написала в своем фейсбуке: кажется, мне очень нужна жена.
О да, если бы у каждой женщины была жена, думающая о ее благе и берущая на себя все «скучные» бытовые заботы — много бы изменилось в количестве имен в науке и искусстве.
Мы, и мальчики, и девочки, растем в окружении мифов про мужское и женское. Неуверенное, слабое, глуповатое, доброе, эмоциональное — женское. Четкое, спокойное, ловкое, разумное — мужское. И если применительно к какому-то конкретному человеку еще удается отряхнуть с себя это наследие и увидеть, что эти качества проявляются независимо от пола — то по отношению к группе пленочка, застилающая взгляд, остается. Ведь если слышать все это на протяжении всей жизни, причем от авторитетных фигур, то дальше пророчество становится самосбывающимся: мы сами делаем все, чтобы его подкрепить и поддерживать усвоенную нами концепцию мира.
Потому что разрушать эту концепцию, даже если она плоха, жмет и неудобна — очень больно.
Женское не считается
Я хожу в книжный клуб. Он феминистский. Мы обсуждаем книги, написанные женщинами. И не раз мы сталкивались с пренебрежительным: ну, это вы в загончике. Это не настоящая литература. Вы наверное слабовато чувствуете себя, раз прячетесь в резервации.
Тогда как мы хотим читать и говорить о том опыте, который разделяем мы сами. А не о мужском. О нем мы читали уже достаточно, с школьных лет.
Когда я училась на факультете фотокорреспондентов, в конце года мы сдавали диплом, фотоисторию. Итоговая работа одной из моих сокурсниц была о следе материнства — буквальном следе, на женских телах. Растяжки, шрамы, измененные фигуры, огрубевшие соски. Мы защищали свои работы перед залом, полным студентов и преподавателей. Все четыре преподавателя-мужчины сказали: фу. Нельзя такое снимать, зачем! Это, ну, рождаемость ведь снижает. Это вообще надо запретить!
Даже когда им ответили женщины-зрительницы: это важно. Даже когда снимавшая сказала: это важно мне, это важно моим героиням. Даже когда женщина-кураторка отстаивала уникальность и визуальный язык работы. Даже после всего этого. Они были уверены, что право решать принадлежит им.
Моя итоговая фоторабота была об отношениях с рано умершей матерью. Многие зрители в зале плакали, а потом подходили ко мне и обнимали. Один из преподавателей сказал: не понимаю, зачем это снимать, это ж личное.
Это личное, это ваше, это неважное, уберите это. Половина человечества и темы, актуальные и важные для них — недостойны репрезентации. И мы сами, растя на книгах и фильмах, созданных мужчинами, верим в это безоговорочно. Что правильные люди — это мужчины. А мы так. Второй сорт. «Про неважное».
Почему это плохо?
Знаете, чем это мешает сильнее всего? Тем, что это подтачивает изнутри, как постоянный вирус, и лишает нас одним ударом и веры в себя — и настоящей близости с подругами. Дружбы, радости вместе, сотворчества и поддержки. Того, на что мы имеем полное право по умолчанию.
Ну нет, все это ко мне не относится, скажет какая-то женщина, пробегая глазами строчки. У меня нет мизогинии, что за глупости. Но…
Мизогинична ли я?
Но вот вопрос. Вернее, несколько утверждений.
- Вы могли бы сказать о себе «я стараюсь работать только с мужчинами, с ними понятней и проще».
- Вас раздражают феминитивы, а мужской род в названии вашей профессии воспринимается нормально. Он выглядит «правильным».
- Вы думаете, что вообще-то есть работы, которые не подходят для женщин.
- Вы считаете неуместным заговорить о чем-то «специфически женском» в общей компании.
- Вы больше уважаете и цените преподавателей мужского пола, чем женского.
- Вы можете назвать слабого и нервного мужчину «бабой».
- Вам случалось объяснять не нравящиеся вам поступки женщин климаксом, ПМС или отсутствием личной жизни.
- Вы любите шутить в компании про тупых блондинок, гламурных кис и ТП.
- Вы предпочтете тренера или врача — мужчину.
- Вы периодически оказываете помощь мужчинам — убрать, помыть, пришить, приготовить — а женщине такого вам делать и предлагать не доводилось.
- Вы иногда смеетесь над шуткой мужчины, которая на самом деле не кажется вам смешной.
На самом деле признать свою внутреннюю мизогинию требует немало храбрости. Потому что это впитано с детства, и часто это основа и каркас наших представлений о мире. А этим признанием свой прежний мир мы начинаем потихоньку перестраивать. Представьте себе карточный домик — если вынуть из середины несколько несущих карт, он разлетится. Так и тут. Будучи лишенной привычных камней в фундаменте, картина мира шатается, и это пугает.
Но есть и хорошая новость. После того, как проблема названа и признана, становится легче. Потому что на постоянную фоновую неприязнь к себе тратится очень много психологических сил. И в общем-то, в карточном домике живется так себе.
Как выбраться из круговорота ненависти к себе и таким, как ты
- Примите решение противостоять своей и чужой мизогинии.
- Постарайтесь замечать мизогинию вокруг вас.
- Распространяйте информацию и статистику.
- Помогайте женщинам понять, когда они проявляют мизогинию, например, когда они допускают обобщения и стереотипы в отношении женщин, вроде: «Все женщины такие (нужное подчеркнуть) стервы, эмоциональные, завистливые, ненадежные и так далее».
- Попросите других женщин обращать внимание на вашу собственную внутреннюю мизогинию, например, когда вы говорите похожие фразы или когда вы обесцениваете собственные утверждения такими оборотами, как «Я могу ошибаться, но…»
- Проявляйте сострадание, а не осуждение, когда вы замечаете собственную или чужую бессознательную мизогинию, в противном случае вы недалеко от нее уйдете.
Эти советы от Риты Эндрюс действительно работают. Хоть и не сразу.
Я больше не говорю с холодным презрением «мне бабское неинтересно», я люблю розовый цвет, белье не со снупи, а с кружевами. Я крашу ногти. Я разрешаю себе каждый раз не чувствовать паники и осуждения, когда хочу сделать и выложить селфи, где я выгляжу красивой.
Правда, мне все еще сложно бывает писать колонки на «женскую» тему. Ведь лучше бы я написала про что-то важное, верно?
Мне все еще сложно относиться с сочувствием к женщинам, которые ненавидят других женщин. Но я знаю, что я не виновата. И что они не виноваты.
И что каждая из нас выбирает этот путь не по доброй воле.
И я точно знаю, что терпеливым обращением на это внимания мы можем сделать многое. В конце концов, все это формировалось веками. Мы можем дать себе немножечко времени. И поддерживать каждая каждую — если замечаем, что снова взяли привычный словесный кнут.
Фото: GettyImages, личный архив Марии Шумихиной, скриншот полученной рассылки