Вернемся обратно. Прямо в машину, в которой меня везут. А везут меня что – оформлять. Какие ощущения – а никаких. Пустота в голове. Как будто это не с тобой. Ты со стороны смотришь, как кого-то, похожего на тебя, куда-то везут. Машина прекрасная. Идет бесшумно. Музыка мурлычет. Замки, конечно, на дверях закрыты. Но это же автоматически. Для твоей же безопасности, да? Мимо проплывают знакомые пейзажи. И ты вроде как в Москве, а вроде как и нет. Вроде как ты кино смотришь про другой город. Вроде как – город-то вокруг есть, а вот ты – кончаешься. Ты становишься все тоньше, и тоньше, и помаленьку исчезаешь. И когда доехали до места, меня уже не было. Вышел кто-то другой из машины, стоял у подъезда, пока пропуск оформляли, проходил по коридорам длинным и запутанным - реально сам никогда не выберешься, даже если захочешь. Нарочно они, что ли такую географию у себя соорудили. Или просто пристраивали к одному зданию кусочками другие, по мере разрастания аппарата. Ну так вот, меня не было. Шел кто-то по коридорам за операми, а я смотрел на это все с высоты. Как летел. Ну и прилетел. В ярославскую тюрьму залетели гулюшки. Залететь-то залетели, а обратно… не получится. Вспомнилась присказка.
Завели его, то есть меня, в кабинет. Стены толстые старинные кирпичные, окошечки маленькие, ставни деревянные рассохлись, по стенам облупленным потеки желтые, провода соплями висят, хоть пожалей обитателей кабинета. Куда ж бюджеты идут милицейские, если их сотрудники в таком хлеву работают. И ведь работают, время ночь, а работа кипит. Никто домой не уходит, четыре человечка роются в бумагах, вид сосредоточенный, глаза целеустремленные. Как у человека, который долго хочет ссать, а выйти неудобно. До трех часов ночи с ними провел, ты глянь какие стахановцы. Спите вы когда? Говорят, при Сталине чекисты по ночам трудились, мол, под него подстраивались. Сейчас чего? Под кого? Тоже что ли ночами не спит? Вождь наш? Вроде здоровый образ жизни…Или просто - работы столько у мусоров? Летят поленья в костер борьбы с коррупцией…
Зашел, поздоровался. Никто головы не повернул. Так начинается превращение тебя – из человека, который может и не звучит гордо, но может, например, самостоятельно по городу передвигаться, в… Во что? В пыль казематную? Чего с тобой здороваться-то, приличным людям. Привели и сиди. На стульчике. А мы тебя будем превращать. Для начала – ты будешь у нас подозреваемый. Потом ты будешь задержанный, потом ты будешь обвиняемый и в итоге ты будешь у нас – арестованный. Вот. Как кто, а я все четыре стадии прошел за сутки. Чего тянуть-то, с метаморфозами. Это потом, обратно, ну если когда доживешь, то будет тебе УДО, может, а может и нет, потом снятие судимости, твоя – что там – реабилитация, социальная адаптация, расконсервация – много слов, пока не выучил, рановато. Это обратно. А туда, из свободного в арестанта – сутки. Хорош.
Пришел следак, измученный нарзаном и исполненным служебным долгом. Заносил в компьютер данные. Переписывал номера изъятых купюр. На удивление гулюшки – чего происходит-то вообще, отвечал устало – вопросы здесь задаю я. Явился старший следственной группы, с тихим торжеством сказал – вы задержаны. Поедете в ИВС, потом в СИЗО. Завтра вам предъявят обвинение. Ни здрасьте, ни многочасовых допросов, ни победоносных доказательств – вот, мол, голубчик, накрыли тебя, и раскрыли, со всеми потрохами…Да кому нужны твои потроха, дружок. Ты – что – попался. За что вора бьют – не за то, что украл. А за то, что попался. И ты попался, за что-то, а и неважно, за что. Попался же? Протокол задержания видел? Видел. И ждет тебя – тюрьма. И вот тут, братцы, ощущение полета закончилось. И теперь сидел я на стульчике обшарпанном, перед собой глядя, только ноги убирал, потому что следак постоянно бегал через меня свои бумажки согласовывать, сидел я, сидел, а такое чувство, что падаешь куда-то в пропасть. Вот вроде сидишь ровно, а вроде падаешь, и падаешь, вниз куда-то, и дна нету. Нету дна этого ущелья, в которое в один миг превратилась твоя жизнь. Несвободное падение.
ПФ