Владислав Троицкий
Я в лито при газете «Ленинец» сразу занял довольно заметное положение.Практическим следствием этого было то, что меня сразу же включили в группу для поездки на фестиваль молодых поэтов Башкирии – или как там называлось это мероприятие, последнее, кстати, в своем роде. Проходило оно в городе Нефтекамске, километров за 250 от Уфы, в чем заключалось – решительно не помню.
Однако в автобусе я сел рядом со Светланой Гафуровой, которая работала тогда в «Ленинце». Мы с ней быстро нашли общий язык, прежде всего, в вопросах творчества – напомню, в литобъединении культивировалась сложная пышность образов, а мы со Светой тяготели к поэзии простой, даже аниконической. Второе, в чем мы оказались близки, была экология – по образованию я почвовед. Узнав, что у меня нет работы, Света предложила мне писать для «Ленинца» и таким образом, в сущности, обеспечила меня заработком на следующие 20 лет. Но про «Ленинец», конечно, нужно писать отдельно.
Светлана Гафурова посещала литобъединение до того, как я там появился и, как я понял, ушла именно из-за творческих разногласий – атмосфера там была хоть и дружелюбная, но весьма и весьма колючая. Позже она там появилась, но ненадолго, представила подборку стихов, о которой я чуть ли не один отозвался доброжелательно. Была она дочкой писателя Марселя Гафурова – впрочем, про Союз писателей я, видимо, тоже буду писать отдельно, хотя и не столь подробно и не изнутри. Но настоящей знаменитостью был ее дядя – перестроечный журналист Мадриль Гафуров. Потом она увлеклась какой-то эзотерикой и идеями успешного предпринимательства, а в начале нулевых они с мужем, тоже известным журналистом Сашей Кочкиным, увы, безвременно ушедшим, издавали газету о здоровье, ставшую моим последним местом работы в Уфе и пока вообще последним местом работы... Так что если вдруг кто что-нибудь предложит… Но я отвлекся.
Видимо, в Нефтекамске я познакомился и с Александром Банниковым. Услышал я про него раньше и в восторженных тонах, но увидел впервые, скорее всего, именно там. Саша считался лучшим из молодых русскоязычных поэтов республики и, что немаловажно, вернулся из Афганистана, благодаря чему местный комсомол его как-то продвигал и таскал на всякие мероприятия. Хотя трудно представить себе меньшего конформиста, чем Банников, легко представляю, что он и в морду мог дать. Съездил он и в КНДР на какую-то комсомольскую тусовку, где задавал неудобные вопросы организаторам. А по возвращении у него обнаружился диабет...
С первого раза Сашины стихи мне совсем не показались, но, познакомившись с ними поглубже, я сказал себе: «А я-то что за дрянь пишу...» Такое впечатление из современных поэтов у меня было только от Бродского. Еще Банников отличался невероятно серьезным отношением к своему творчеству и был, что называется, поэтом до мозга костей. Может быть, это тоже ускорило его кончину. Внешностью он также выделялся – высокий, чуть смугловатый, с правильными чертами лица и кудрявящимися волосами. Недавно смотрел чемпионат мира по футболу, германский турок Озил – вылитый Банников, только Саша был повыше ростом, да и пожалуй покрасивее. Ну и конечно, одухотвореннее. Еще о двух встречах с Александром Банниковым я напишу позже. Основная особенность моих «воспоминаний» – то, что я пишу чуть-чуть об обозначенном лице, а в основном – про себя, обожаемого. Так будет и на этот раз. Дата этого события запрокотолирова-на: сентябрь 1994 года. Я работал тогда – вторично! – в «Известиях Башкортостана» (в обиходе – ИзБа), зашел как раз к ребятам-почвоведам, с которыми вместе работал после университета, и устроил себе командировку в Караи-дельский район. Это на северо-восток от Уфы, самая глухая часть Башкирии, по реке Уфимка, или Караидель. Западный, правый берег, освоен, а левый – сплошной лес.
Выехали мы на гипроземовской машине, а водителем был – короче, бывший зэк. А я, дурак, сложил все деньги в прозрачную папочку. Приехали на границу района, остановились в лесочке – и дальше я не помню. Помню только, что ползал по траве, убегая от пришельцев или монстров, а может, китайских фашистов. Деньги и паспорт пропали – паспорт потом нашли и мне прислали. На следующий день поехали в колхоз, я использовал служебное положение и познакомился с председателем, он меня накормил-напоил и оставил ночевать – хотел позвать и Фуат-абыя, с которым я туда приехал. Мы вместе сходили к машине, но тот вылез уже совсем никакой. А утром отправился на грузовике в райцентр – село Караидель. Там я на последние почти деньги сел на паром через Павловское водохранилище (оно там как раз начинается) и переехал в Магинск, где жил Саша Банников. Собственно, повидать его и было целью моей поездки. Ну и в сложившихся обстоятельствах хотел занять у него рубля два на автобус до Уфы. До Магинска, лесопромышленного поселка, еще километров пять. Окрестности мне очень не понравились – лес какой-то сырой, гнилой и мрачный. Нашел Сашин дом, соседи сказали – он уехал на сенокос и вряд ли сегодня вернется. Дело шло к вечеру, побрел назад, думая заночевать в стогу, который вроде видел по дороге. Дошел почти до переправы, передумал, вернулся – было уже совсем темно – забрал свою записку – и тут приехал Саша с женой.
Помню, он очень хотел меня напоить и мы пошли в один конец ночного поселка, потом в другой, но ни водки, ни самогона ни у кого из его друзей не было. Денег у Саши тоже не было ни копейки. Кстати, про него рассказывали, что когда его стихи наконец-то напечатали в «Ленинце» – а он был звездой – и дали ему вроде целую полосу – Саша в долг под гонорар скупил весь коньяк в Магинске и устроил хорошую пьянку. А потом этот гонорар пришел... В общем, мы на сухую проговорили почти до утра. И о жизни, и о поэзии – конкретно, увы, ничего не помню. До этого я с ним мало общался и относился, честно сказать, настороженно. А оказалось – умнейший и глубочайший человек. И что особенно в нем выпирало – поэт до мозга костей, это было его предназначение, ноша, не знаю, какое слово сказать. Ни у кого из знакомых мне поэтов, да и у себя самого, подобной серьезности я и близко не видел... Утром я на последние 10 копеек переправился обратно, вспомнил, что я журналист, походил по администрации, общий язык нашел, вроде, в сельхозотделе, как раз шла машина в Уфу, на которой я и доехал. Да, Саша сказал, что в водку мне явно что-то подсыпали...
Одним из примечательных событий моей деятельности в литобъединении была поездка в город-герой Свердловск. Должны были ехать я, Банников, Ринат Юнусов и Лина Султанова. Вспоминаю, что был разгар лета и кого-то еще просто не нашли. Жиганов, как комсомольский босс, видимо летел самолетом. Поезд отправлялся поздно вечером, мы втроем уже давно сидели в купе. Наконец к вагону подошел пьяный Банников – по дороге он встретил боевого товарища. Устроил скандал с проводницей, а потом и с милицией, куда его и забрали. Лина говорила нам с Ринатом: «Мальчики, ну сделайте же что-нибудь!» Но никто из нас на сколько-нибудь активные действия не решился. Возможно, мы и сами успели уже откупорить бутылочку... Я утешал себя тем, что «Саша сам может за себя постоять...» Короче, поехали мы втроем и прибыли, как оказалось, к шапочному разбору. Фестиваль, или что там было, уже закончился, и нам предложили только выступить на каком-то заводе, что мы, конечно, с радостью сделали. Помню, там-то я и почувствовал жуткую зависть к Ринату. Помню также, что нас почему-то спрашивали про Ельцина – его как раз сняли с Московского горкома, и народ говорил: «Верните его нам!» Днем мы ходили куда-то в центр, где было чтение стихов. Запомнился толстый юноша, который декламировал длиннющее стихотворение, в котором без конца повторялись строчки:
«С кем, Бухарин, вы бухали?» «Что за птица секретарь?»
Мы посмотрели друг на друга и пошли гулять. Лина с Ринатом были почему-то на ножах. Я пытался примирять, джентльменствовать, но она быстро от нас отделилась – ко всеобщему облегчению. Надо представить себе эти две противоположности – Ринат, такой балагур, пьяница, бабник (когда он вскоре женился, я с удивлением спросил: «Не рано?» – «Потом такую не найду», – ответил Ринат) и Лина, читавшая стихи с таким презрением к публике, какого я никогда и ни у кого больше не встречал. В последний день мы втроем – я, Ринат и Витя Жиганов пошли отмечать поездку в гостиничный ресторан. Когда мы были уже довольно хорошие, подошла толстая пожилая официантка и предложила девочек, на что Витя ответил: «Мы бедные поэты...»
ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА С БАННИКОВЫМ
Айдар Хусаинов мне попенял, что я мало что запомнил про Банникова. Что ж, это беда всех мемуаристов. А я к тому же не замечаю вас, людишек, а вижу везде лишь себя – и природу... Дело было весной следующего года – или в начале лета. Меня выперли из ИзБы, и я проходил мимо Дома печати. И встретил Сашку. Он был в «Ленинце», который, впрочем, назывался уже видимо «Молодежной газетой»; наверно, выпил там с ребятами – не знаю, что за контингент тогда был – думаю, даже подрался... Я никогда ни до этого, ни после не пил на лавочке у подъезда и не могу себе представить ситуацию, когда это еще случится. Но Саше я отказать, конечно, не мог. За бутылкой сходил, очевидно, я... Опять же не помню, о чем мы говорили – впрочем, это был разговор пьянеющего с пьяным. Потом я помог Саше дойти до Республиканской больницы, где он лежал (это рядом). Он прошмыгнул какими-то подворотнями – видимо, общительный по натуре, он подружился с медсестрами и сторожами.
Помню, как раз был обед, и Саша предложил меня накормить, – но так низко я не пал... Осенью я узнал, что Саша умер. Рассказывали, что он пешком шел от Уфы до своего Магинска, больше ста километров – и сердце не выдержало. Это, конечно, легенда, но характерная. Ему было 35 – или около...
#банников #стихи #литература #поэзия