Надо сказать, что семья старшего поколения Удинцевых-Маминых была очень религиозна. Моего деда всегда интересовали вопросы истории религии и другие вопросы религиозно-философского характера. Странствуя в течении четырех лет по Сибири , попав в жерло Гражданской войны, дед с грустью отмечал слабое проявление религиозных настроений, по крайней мере, в тех кругах общества, с которыми встречался, а часто и полный отказ от веры многих людей в угоду новой власти. Попав в Москву, для него сразу обнаружилось другое: сильный подъем религиозных чувств, особенно связанный с деятельностью молодого духовенства, вроде отца Михаила Шика, а также представителей старого московского монашества.
В Москве сразу расширился круг знакомых семьи. Постепенно стали перебираться сюда многие старые знакомые и родственники с Урала. Приехала из Астрахани всегда восторженная и увлекающаяся Валентина Николаевна Бухман. Она быстро нашла какую-то библиотечную работу и стала часто бывать в нашей семье. Из томских знакомых на горизонте появился В.Ф.Попов. Магницкие приехали в Москву позже, уже после жизни в Ленинграде. Сразу после переезда в Москву дед работал экономистом в Комиссариате внутренней торговли, потом в издательстве Центросоюза, где редактировал пятитомную торговую энциклопедию “Библиотека розничной торговли”, также он продолжал и педагогическую деятельность: читал лекции в Кооперативном институте и на курсах торговых администраторов, организованных Комвнуторгом, ходил на курсы по изучению греческого языка.
Однако напряженная работа не мешала ему уделять время и вопросам духовной культуры. В Центросоюзе он сблизился с сотрудниками редакции непериодических изданий М.М.Бренстедтом и А.В.Лебедевым. С благодарностью вспоминал дружеские общения с ними и машинисткой редакции Валерией Дмитриевной Лиорко. Жили они примерно теми же религиозно-философскими настроениями, что и Борис Дмитриевич. Обменивались литературой, вели оживленные беседы и споры, вместе стали посещать храм св. митрополита Алексия в Глинищевском переулке, где священником был о. Роман Медведь. Именно там дед сблизился со многими прихожанами, активно участвующими в жизни Храма.
Церковь переживала тогда уже трудное время. Патриарх Тихон находился одно время в заточении в Донском монастыре, а вскоре он и умер. Москва торжественно хоронила прах Святейшего. После него начались церковные смуты, смены руководящих лиц, церковные расколы.
К этому же времени относится знакомство и сближение Бориса Дмитриевича с Сергеем Сергеевичем Толстым, которого также волновали вопросы истории церкви, положения ее в современном обществе.
Может быть и раньше, но я в силу своего возраста, могу свидетельствовать только о том, что в 50-ые годы Сергей Сергеевич очень часто бывал у нас на Соломенной Сторожке. Он всегда приезжал к нам со своей женой Верой Хрисанфовной. Это была необыкновенно скромная, гармоничная и красивая пара, очень нежно и уважительно относящаяся друг к другу. Жили они в Большом Левшинском переулке, в Хамовниках.
Сергей Сергеевич был кандидатом педагогических наук, профессором кафедры английского языка Института Международных отношений МИД СССР. Со своей будущей женой Верой Хрисанфовной Абрикосовой Сергей Сергеевич встретился не случайно. Она происходила из многочисленной семьи известных московских предпринимателей в области кондитерского производства Абрикосовых. Была дочерью Абрикосова Хрисанфа Николаевича — единомышленника и личного секретаря Льва Николаевича Толстого. Некоторое время Хрисанф Николаевич являлся сторонником и последователем учения Л.Н. Толстого – «толстовства».
Матерью Веры Хрисанфовны была Наталья Леонидовна (урожденная княжна Оболенская) Абрикосова, а бабушкой по материнской линии - Елизавета Емельяновна Оболенская - урожденная графиня Толстая.
Вера Хрисанфовна вышла замуж в 21 год, была на 9 лет моложе мужа, и до конца своих дней (а умерла она в 1957 году в возрасте 51 год)посвятила себя заботе о Сергее Сергеевиче. Была верным другом, советчиком и можно сказать - опорой для очень доброго, но мягкотелого и в каких-то жизненных ситуациях, порой, слабого человека.
Запомнился очень скромный, но очень аккуратный вид супружеской пары, Сергей Сергеевич всегда был одет в темный костюм с безупречно отглаженной рубашкой и галстуком, а Веру Хрисанфовну я запомнила в строгом темно-коричневом костюме с белой блузкой. Мое детское внимание всегда привлекала овальная брошь, приколотая под воротничком блузки и представляющая собой изящную камею с черным агатом и барельефом женской головки на нем.
В неспешных беседах на философско-религиозные темы всегда в основном участвовали мужчины, но часто при возникновении спорных вопросов подключались к разговору и их жены. И та, и другая имели прекрасное образование, были начитаны и хорошо ориентировались в истории религии, прекрасно они знали и историю жизни Льва Николаевича Толстого и у каждой из них было свое отношение к философии писателя.
Часто мужчины обращались к вопросу церковного раскола 17 века, который произошел в результате реформ, проводимых патриархом Никоном. Я не останавливаюсь подробно на содержании их бесед, так как в силу возраста мало что понимала, хотя всегда старалась тихо сидеть рядом и слушать. Мне запомнилось, что Церковный раскол в России связан с именем протопопа Аввакума – известного лидера старообрядцев. За несогласие с церковными реформами он был сослан на долгие одиннадцать лет в Сибирь. Перенеся многие тяготы и невзгоды, остался предан «старой вере». В результате, по решению Церковного собора, Аввакум был приговорен к заточению в земляной тюрьме, а в последствии заживо сожжен.Старообрядцы подвергались гонениям и преследованиям со стороны правительства и вынуждены были искать спасение на окраинах российского государства.
Мой дед , которого очень интересовало старообрядческое движение в течение жизни неоднократно посещал старообрядческие скиты как на Урале, так и в других местах. В одном из таких походов в районе города Городец принимали участие и Екатерина Яковлевна и маленький Глеб. Староверы подарили тогда деду очень старинную икону (это путешествие описывает Г.Б. Удинцев в своих воспоминаниях). Много позже дед подарил мне эту икону на свадьбу и она в домашнем киоте занимает одно из самых почетных мест.
Сергей Сергеевич также уделял много времени религиозно-философским исканиям. Влияние великого деда сказалось не только в приверженности Сергея Сергеевича к педагогике (он стал кандидатом педагогических наук (1946), доцентом МГИМО), но и в его религиозных настроениях.
В частности, благодаря его огромным трудам появился на свет перевод на русский язык книги П. Паскаля «Протопоп Аввакум и начало раскола».Он был выполнен Сергеем Сергеевичем по изданию 1938 г. В Государственном музее Л. Н. Толстого хранится черновик перевода ряда глав.Полная авторизованная машинопись перевода, составляющая два объемных переплетенных тома (986 листов), находится в книжном собрании Покровского старообрядческого кафедрального храма, что на Рогожском кладбище в Москве.Перевод не датирован, но ряд косвенных соображений заставляет отнести его к концу 1950-х гг. По всей видимости, этот громадный переводческий труд был выполнен не по заказу издательства (об этом свидетельствует и то, что сохранившаяся машинопись не несет на себе никаких следов необходимой редактуры и подготовки к печати), а, скорее всего, по просьбе рогожских старообрядцев.
Помню, что часто Сергей Сергеевич привозил моему деду какие-то статьи для чтения или читал вслух отрывки из своих философских работ для обсуждения их с дедом.
Ниже привожу воспоминания С.С.Толстого о Льве Николаевиче. Первые из них опубликованы и, возможно, знакомы каждому.
«Как я помню Льва Николаевича, и чему он меня научил (Воспоминания внука)», изданные в книге Л. Н. Толстой для детей (Москва, Детгиз, 1961)
В первый раз в своей жизни я увидел Льва Николаевича вот как: я жил в то время у своего деда с материнской стороны Константина Александровича Рачинского в Петровском-Разумовском, где мой дед был директором Сельскохозяйственной Академии (ныне Академия им. Тимирязева). Мне было в это время 5 лет. Обстановка у моего деда К. А. Рачинского была довольно богатая: он занимал директорский особняк. В верхнем этаже была его квартира, в нижнем этаже помещалась кухня и жила прислуга. И вот в один день мне говорят, что «приехал твой дедушка, отец твоего папы».— «Где же он?»—спрашиваю я. В ответ слышу: «Он внизу, на кухне». Спускаюсь вниз и вижу: Лев Николаевич сидит на кухне и беседует с нашей кухаркой. Я тогда же почувствовал, как это удивительно! Вместо того чтобы сразу идти наверх и беседовать с профессором Рачинским, Лев Николаевич остановился минут на двадцать поговорить с простой женщиной, мимо которой обычно проходили, не удостаивая ее своим вниманием. Лев Николаевич хотел показать, что он видит в ней такого же человека, как и во всех других людях. Окончив беседу с кухаркой и перебросившись со мной несколькими словами, Лев Николаевич отправился наверх к К.А. Рачинскому и провел у него час-полтора времени. Я навсегда запомнил Льва Николаевича таким, как я его увидел в эту мою первую встречу: глубокие проницательные глаза, довольно худое лицо, не очень большая борода. Одет просто, по-деревенски: в зипун; палец у него почему-то перевязан тряпочкой.
Другой рассказ о посещении Львом Николаевичем семьи Рачинских в Петровской Академии я слышала уже непосредственно из уст Сергея Сергеевича.
Как-то зимой, в очень морозный день Лев Николаевич, как всегда пешком, наконец, добрался до Петровского. Открыла дверь и впустила его в прихожую новая горничная, ранее не знакомая с писателем. Вид бородатого мужика в валенках, тулупе, подпоясанном веревкой и шапке-ушанке, явно смутил ее. Рачинские после обеда отдыхали на втором этаже и Лев Николаевич попросил горничную предупредить их о его приходе. На вопрос горничной о чьем приходе она должна доложить, ответил: «Скажи – граф пришел!» Такого представления никак не ожидала горничная от такого странного мужика в тулупе и валенках и решила не беспокоить хозяев, сделав вид, что поднялась наверх, увидела, что они спят, и так и сказала об этом незнакомцу. Видя, его замерзший и усталый вид, она все-таки напоила его горячим чаем, после чего выпроводила в обратный путь.
Можно представить себе негодование хозяев в адрес прислуги от такой, проявленной о них, заботе.
-------------------------------------------------------------------------------------
Умерла Вера Хрисанфовна в 1957 году. Николай Павлович Пузин в письме Борису Дмитриевичу сообщил о том, что С. С.Толстой в декабре 1957 или январе 1958 г., присоединился к старообрядчеству. Возможно, что принять такое решение подтолкнула его потеря жены.
Оставшись без постоянной ее поддержки , к которой он привык за долгие годы супружеской жизни, чтобы уйти от страшного одиночества Сергей Сергеевич стал искать спасение в рюмке вина. Несколько раз в нетрезвом виде, он приезжал и на Соломенную. Мой дед никогда не допускал даже присутствия каких либо спиртных напитков в доме , не говоря уже об их употреблении. Разговора не получалось... Помню, как это расстраивало деда и он писал об этой беде их общему большому другу Николаю Павловичу Пузину в Ясную Поляну.
В 1966 году произошло еще более неприятное событие: 69 летний Сергей Сергеевич снова женился на женщине на 25 лет моложе себя, почтальонше Раисе Васильевне Чучковой. Как-то Сергей Сергеевич привез Раису Васильевну познакомить с дедом. Вульгарный вид этой малокультурной женщины, подвыпивший Сергей Сергеевич с бутылкой вина в честь знакомства настолько шокировали деда, что ему пришлось отказаться от приема таких гостей. На этом их общение закончилось.
В 1972 году - развелся с этой женщиной и в 1974 году умер в одиночестве.
Отпевали С.С. Толстого в храме РПЦ.
Понимаю, что написала слишком большую статью и Вам сложно дочитать ее до конца. В будущем, постараюсь быть более краткой. Но надеюсь, все-таки кто-то найдет в себе силы дочитать статью и высказать в комментариях свое мнение по поводу роли жены в жизни слабохарактерного мужчины и как и в чем найти спасение такому мужчине, если детей в семье не было и он остался совершенно одинок в очень преклонном возрасте ? Очень бы хотелось получить ответ на этот вопрос.
Подписывайтесь на канал, пишите комментарии. Спасибо