Держась за руки
Глеб Иванович, по давней привычке, нарвал любимой Мáрфушке небольшой душистый букет цветов. Опираясь на трость, он зашёл в дом, ветхий, но уютный, и направился прямиком на кухню.
Марфа Григорьевна стояла у плиты в старом белом переднике ручной работы, с красиво вышитой ланью, робко выглядывающей из-за кустов. Сколько лет уже служил он ей верой и правдою: из сундука с приданым ещё остался, нынче вещи столько не живут.
— Ты, никак, блинами решила меня побаловать, Мáрфушка? — спросил Глеб. — Аромат даже с улицы слышен!
— Допекаю уже, Глебушка, садись. Я и варенье твоё любимое достала, смородиновое.
— Вот спасибо, порадовала старика. А я вот тебе, это, букетик принёс. С васильками, синими, как твои глаза.
— Ты всегда помнишь! — растрогалась Марфа и нежно погладила мужа по руке. — Спасибо!
Она поставила цветы в хрустальную вазу, которую водрузила в самый центр стола. Усадила Глебушку на его обычное место, подвинула поближе к нему тарелку с блинами, пиалу с вареньицем, налила две чашки чаю и, немного запыхавшись, села рядом с мужем.
— Совсем умаялась, — пожалел её Глеб. — Спозаранку на ногах хлопочешь. Ты бы меньше себя нагружала.
— Хорошо со мной всё, голубчик, разморило у плиты просто.
Глеб тихонечко накрыл руку жены своей ладонью и будто попросил:
— Береги себя, родная моя, я без тебя долго не протяну. Шестьдесят лет вместе, прирос я к тебе крепко-крепко.
Марфуша пуще растрогалась, кончиком косынки уголки глаз промокнула:
— И кто бы мог подумать, что бриллиантовую свадьбу встретим?
— И кто бы мог подумать, что будем вора за это благодарить... — прислонив кулак к губам, то ли покашлял, то ли засмеялся Глеб.
***
Правду, видимо, говорят, что судьба два сердца любым способом сведёт. Вот и их свела. Тёплым мартовским утром, когда Марфа с подругой на автобус спешили, чтобы в университет успеть, а Глеб на работу торопился: только-только на завод устроился, испытательно-показательную неделю проходил, опоздать нельзя было. Только никто из них нужное место в тот день не попал...
— Помогите! — кричала миленькая, совсем молоденькая девушка, указывая куда-то вперёд. — Вор! Держите его, ну, пожалуйста!
Но прохожие и ухом не вели. Один Глеб за негодяем и бросился. Всегда он таким был, «больше всех надо», как иногда ругала мать. В истории вдвое чаще друзей попадал, а на ошибках не учился. Да и не считал Глеб ошибкой помощь другим.
Нагнал он парнишку у поворота в парк, к оградке прижал и трясёт:
— Что ж ты, бессовестный, девушку обижаешь? Сумку отдай! Отведу тебя, куда следует! — пригрозил Глеб.
А вор в сумку вцепился, на себя за ремешок её тянет.
— Отпусти, говорю, — требует Глеб, а сам за ворот его держит.
Неподалёку сирена послышалась. Видимо, кто-то вызвал. Глаза вора расширились, беспокойно забегали, он резко дёрнулся, вырвался и хотел наутёк пуститься, да Глеб его за полу плаща схватить успел. А тот в панике плохо закреплённый прут на оградке нащупал — и как даст герою по ноге со всей дури. Глеб от боли зажмурился, к земле припал и руку разжал. Вор бежать. Хорошо, без добычи: сумка у Глеба осталась.
— Ой, спаситель вы мой! — лепетала ограбленная девушка, заходясь румянцем. — У меня ж все документы здесь! Как благодарить вас — не знаю, — и пожала Глебу руку.
— Я Глеб, — улыбнулся «спаситель», не выпуская её руки.
— А я Марфа, — смутилась девушка, мягко избавляясь от затянувшегося рукопожатия. — Спасибо вам ещё раз!
Сражённый её синими глазами, Глеб невпопад предложил прогуляться по парку. Всё равно на работу уже опоздал. Но подруга Марфы взяла девушку под руку и строго сказала:
— Нам пора!
— Ой, нам и правда пора, вы не обижайтесь. Преподаватели строгие!
— Понимаю, — ответил Глеб и, сделав шаг навстречу девушке, вдруг снова накренился и застонал.
— Да вы ранены! Вера, нельзя его так бросать. Кажется, теперь моя очередь спасать.
Вера фыркнула и быстро зашагала на остановку, а хрупкая Марфа велела Глебу опереться на неё и повела его в ближайший травмпункт.
Нога сильно разбухла, наступать на неё Глеб не мог совсем. Врач диагностировал горизонтальный перелом надколенника со смещением и разрывом сухожилий четырёхглавой мышцы бедра. Требовалось хирургическое вмешательство. Пока Глеба везли в больницу, Марфа не выпускала его руки.
Операция прошла успешно. А дальше — длительная и непростая трёхмесячная реабилитация: обезболивающие, препараты кальция, физиотерапия, костыли, упражнения. Как врачи ни старались, хромота осталась навсегда.
Марфа очень переживала, а Глеб был счастлив, потому что ещё там, рядом с парком, эти две синие радужки и тёплая, слегка влажная ладошка девушки стали для него лучшим лекарством. Лекарством, на которое он, сам того не ожидая, крепко подсел. И это при том, что в любовь с первого взгляда он никогда не верил.
И Марфа, помогавшая Глебу с восстановлением, тоже к парню сердцем прикипела. В конце июля они расписались, и так и пошли по жизни, держась за руки.
***
— Ты ложись, Мáрфушка, посуду я сам помою, — уговаривал Глеб.
— Прилягу, пожалуй, — благодарно отвечала Григорьевна, — что-то сердечко у меня шалит.
Глеб крепко сжал её руку:
— Ты мне это брось...
— Не переживай, Глебушка, утром буду как новенькая.
А уже ночью скрепившуюся руками пару везла скорая в больницу.
— Ты держись, Марфа, слышишь? — причитал старик. — Держись, пожалуйста!
***
— Наконец-то мы дома, голубушка, тебе чайку с шиповничком налить? — суетился дед, постукивая тростью в сторону заварки.
Ответа дожидаться не стал, налил две чашки, поставил варенье и сел за стол.
— Я тебе это, цветочков принёс. Шестьдесят семь лет вместе, шутка ли?
Мáрфушка улыбнулась и взяла Глебушку за руку. Он сжал её руку, что было мóчи, и улыбнулся в ответ.
***
— Глеб Иванович, давайте я вас в палату отвезу.
Девушка вскрикнула:
— Ой, Наташ, там Глеб Иваныч коляску освободил...
— Чего? — из дальнего коридора переспросила Наталья.
— Иваныч умер, говорю! — повторила молоденькая сиделка.
— Да ты посмотри, как в кресло вцепился. И улыбается. Ну, дед...
— Видно, пора. А то всё переживал, что на семь лет дольше жены здесь задержался. Мол, заждалась она его там. Только воспоминаниями и жил.
— Упокой Господи его душу, — наскоро проговорила Наталья и побежала за санитарами.
А Глебушка держал руку Мáрфушки своей и весь светился тихим счастьем. Настоящую любовь не прервёт даже смерть.