"Я под аркой Эльвиры
буду ждать на пути,
чтобы бедер коснуться
и, заплакав, уйти."
То, что режиссер спектакля «Дом Бернарды Альбы» женщина, ощущается как-то не вербально. Особая интонация, с которой по-новому звучат строки Федерико Лорки в стенах пермского Театра-театра, в интерпретации Дианы Добревой, чувственная, понимающая и прощающая женщинам их грехи.
В испанском селении, в доме жестокой Бернарды Альбы объявлен восьмилетний траур, после похорон мужа. Пять дочерей тиранки обречены проживать молодость за закрытыми дверями, без внимания мужчин. Глава семейства озадачена лишь вопросом сохранения чести. В воздухе как будто повисает вопрос: на что способна женщина, жаждущая любви? Режиссер разрешает этому чувству войти в сердце каждой героини спектакля, Добрева делает это аккуратно, с помощью поэтического, не бытого языка. Помимо драматургической основы, в спектакле звучат стихи испанских поэтов: Мигеля Эрнандеса и Хуана Рамона Хименеса. С помощью поэзии Диана Добрева впускает это пылкое чувство, освобождает ему место на сцене.
Сценография Миры Калановой лаконична, представляет собой большую лестницу, занимающую практически все пространство сцены. Лестница в этом спектакле – наглядная иерархия. Геометрически четко определенное пространство, где заранее определено место каждого. Верхняя часть ступеней – это крышка с пространством внутри куда прячутся героини, как будто убегают в свои комнаты. Эти ящики напоминают и сундуки с приданым, откуда дочери Бернарды достаются материи себе на простыни, и тесные гробы, в которых молодые девушки, без возможности быть свободными, похоронены заживо. Но передняя грань ступени, обращенная в зал – обтянута тканью, сквозь которую можно просунуть руки. Через эту полупрозрачную стенку можно подслушивать и следить друг за другом. В конце лестницы, наверху, на линии горизонта расположилось одинокое лимонное дерево. В начале спектакля яркие, налитые соком, спелые плоды висят на нем, как будто бы никому не нужные. Кажется, что еще немного и лимоны сгниют прямо на дереве. Невольно рождается ассоциация с молодыми, пышущими любовью девушками, которые уже готовы подарить вкус своих губ кому-то, но из-за своей матери, они закрыты в доме, оставлены переспевать. Рядом с деревом маленькая часовенка, напоминающая о трауре Бернарды. Но не только о скорби свидетельствуют это здание. Создается ощущение, что кто-то следит оттуда. Постоянный контроль сверху. Жизнь под гнетом мысли: «А что о нас подумают?». Именно этим вопросом озадачена глава семейства Бернарда Альба.
Жестокая, властная женщина Бернарда в пьесе Лорки как будто совершенно каменная. Несмотря на то, что она была замужем, кажется, что ей не знакомо светлое чувство любви. Она категорична и жестока. Цинична и беспощадна. Бернарда то и дело жалит своих близких. Даже служанка Понсия, угождающая ей пол жизни, не в милости у этой женщины. Но на сцене театра жестокость Бернарды (Елена Старостина) лишь образ. Она появляется в сопровождение дочерей. Женщины одеты одинаково. Мира Каланова выступила и художником по костюмам. На героинях черные траурные платья с обилием кружева, но выглядят они строго и минималистично, подобно сценографии. Головы покрыты тонкими вуалями, из-под которых спускаются длинные светлые волосы. Их движения синхронны, как будто Бернарда появляется в компании своих пятерых клонов, зеркальных отражений. При дочерях она идеал с ровным станом и грозным сверху-вниз взглядом. Но в первой же сцене, когда Бернарда остается наедине с Понсией (Мария Полыгалова) становится ясно, что этой женщине не чужды мирские страсти. Понсия рассказывает Бернарде про девушку, которую мужчины увезли в оливковую рощу. Это место, где придавались сексуальным желаниям. И если в пьесе Бернарда сразу награждает девушку колким прозвищем и прерывает грязную сплетню служанки, то режиссер Диана Добрев удлиняет эту сцену, насыщая ее подробным описанием полового акта. Понсия вводит Бернарду в некий транс. Ее низкий и томный голос заполняет весь зал. В мельчайших подробностях служанка описывает движения, действия, дополняя сцену вздохами и стонами. В кульминации монолога Понсия даже переходит на крик. Обе женщины теряют контроль над собственным телом, раздвигают ноги и как будто поддаются вперед, в зал, демонстрируя жажду телесного контакта. Сцена дополняется проекцией (Видео-дизайн – Петр Марамзин, Алексей Шевченко) на задник сцены: две руки переплетаются, хватают и сжимают друг друга. Зритель видит лишь страстный танец рук, самостоятельно достраивая то, что происходит за кадром. Воздух становится плотным и влажным. Тканевые перегородки ступенек содрогаются в такт воскликам Понсии, изнемогая от желания. Понсия замолкает и обе женщины как будто пробуждаются от эротического гипноза. Проекция пропадает, сцена снова погружается в полумрак и тишину.
В знак траура главные героини одеты в черные закрытые платья. Первой это правило нарушает младшая из дочерей – Адела (Алиса Санарова). Она появляется на сцене в ярко-зеленом, открытом платье с рюшами. Героиня снимает с головы кружевную вуаль, распускает длинные волосы. На фоне Магдалены (Анна Огорельцева), Мартирио (Мария Коркодинова) и Амелии (Ксения Елохова) юная Адела выглядит свежо и свободно. Но зеленое платье не только возможность покрасоваться. Платье в спектакле – символ бунта. Протест против загубленной молодости, против деспотизма матери. Протест против траура. Звонка хохоча, она появляется под звуки испанских кастаньет. Не только голосом выражает она свое недовольство, но все тело противится указу матери. Актриса Алиса Санарова движется в стиле фламенко, с настоящей испанской страстью.
«Дом Бернарды Альбы» - это размышления режиссера о том, что происходит с женщиной, которой запретили любить. На сцене наглядно показано, что страсть, живущая внутри, подобно закону сохранения энергии, не исчезает бесследно, а лишь превращается из одного вида чувств в другое. Кто-то становится жестоким тираном, подобно Бернарде, кто-то обретает смелость, подобно протестующей Амеле, а кто-то смиряется и уходит в мир фантазия, подобно Магдалене. Но в любой момент запертое в сердце чувство может вырваться, извергнуться горячей лавой и уничтожить мир вокруг. Жажда мужского внимания точно проиллюстрирована в сцене, когда рабочие возвращаются после полуденного отдыха в поля. На линии горизонта появляются силуэты, черные теневые фигуры мужчин. Они движутся синхронно, ступая нога в ногу. Вздохи от губительной жары, превращаются в стоны. Звуковая партитура спектакля наполнена эротическими нотами. Но фоне снова возникает проекция, напоминающая геометрию калейдоскопа. Фигуры переливаются, меняют форму и вводят зрителей в транс. Человеческие фигуры на сцене вторят геометрии, образую единую, длинную сцену. Как будто один пленочный кадр размножили и поставили на повтор. Кажется, что мужские тени движутся бесконечно. Ощущение зацикленности усиливает монотонный женский стон. Лишь силуэты мужчин, идущих где-то вдалеке, дурманят сестер, заставляют их забыть обо всех делах.
На протяжении всего спектакля зрителя то и дело погружают в гипноз. То звуком, то проекцией, то с помощью ритуала. Ночью девушки собираются на сцене и читают стихи. В их руках зеркала, напоминающие блестящий диск луны. Они смотрят вверх, в небо, обращаясь к всевышним, произносят секретный, любовный шифр. Все дочери Бернарды ночью распустили волосы и оголили плечи. В атмосфере спектакля есть нечто демоническое, отражающее внутреннюю тайную женскую силу. Они читают поэтические строки то в унисон, то сбивая ритм. Изображают обряд. Некое обращение к женском богам любви.
Важной сценой в понимании образа героини Елена Старостиной является публичное унижение женщины, убившей своего незаконно рожденного ребенка. Бернарда Альба стоит на нижней ступени, дочери за ее спиной по обе руки. Она во главе своего семейства, воинственно закрывая спиной своих девочек, вторит: «Убейте ее!». А на горизонте толпы мужчин, с длинными копьями-мотыгами, пытаются убить извивающуюся под палками девушку. Сцена поставлена в стиле испанской корриды. Мужчины собираются в круг, а девушка, которую они пытаются проткнуть копьями, с материей в руках, кружит, извивается как загнанный зверь. Все пространство залито красно-кровавым цветом, видны темные силуэты убийц и громогласные крики Бернарды. В спектакле Дианы Добревой поднимается вопрос мизогонии, источником которой чаще всего являются сами женщины. Лишь юная Адела схватившись за живот, словно перенимая на себя боль девушки, сгибается к полу. Она не смотрит вверх, противится участию в убийстве неповинной девушки, которая полюбила. Ближе к финалу половина часовни как будто исчезает. Исчезает и страх девушек перед кем-то всевышним. Страсть туманит их разум…
Бернарда слепа в своей уверенности. Она выжимает соки из своих дочерей, как из лимонов. «Зеленый и смуглый лимон, стал мои сердцем он», произносит в ночной тишине Бернарда. А может, она выжимает без остатка любовь из своего сердца? Желает избавиться от болезненного воспоминания. Лимоны горчат... Без мужа они переспели. Удивительно, как преображается Бернарда в сцене встречи с мужем Антонио (Андрей Дюженков). Режиссер надстраивает ночную сцену встречи, дополняет образ героини. Добрева иллюстрирует, что даже главной женщине семейства не чужд язык любви. Она в ночном белом платье, кроткая, почти ангел. Будто боится оглянуться и посмотреть в лицо мужа, боится его спугнуть. Бернарда забывает о своем тираническом образе рядом с мужем, честно признается ему, что ей не хватает его.
Единственный герой, кто не становится жертвой среды – это сумасшедшая мать Бернарды Альбы, старушка Мария Хосефа (Олег Выходов). Она безумна. Безумна не только от возраста, но и в своем желании найти жениха. На сцене героиня Выходова появляется на огромном троне, украшенном нежными цветами, словно свадебная арка. Цветочная композиция контрастирует на фоне темного, строго пространства, в котором живу остальные герои. Сама Мария Хосефа выглядит как принцесса, в большом пышном платье, подол которого спускает по полу, с обилием золотых цепей на груди. Ее волосы обрамляет цветочный ободок с длинной фатой. Она не только головой находит в ирреальном мире, но сама создала вокруг себя это сказочное девичье пространство. На сцене пермского театра режиссер иллюстрирует мир, в котором для того, чтобы открыто любить и признаться окружающим, нужно быть сумасшедшим. Но есть и второй, более трагичный вариант. Младшая дочь Адела, думая, что мать убила ее возлюбленного Пепе (Михаил Меркушев), убивает себя. Она попадает в сказочный мир, мир, где цветут огромные яркие подсолнухи. Больше нет той церкви, которая днем и ночью следила за ней, нет и одинокого лимонного дерева. Вместо этого – цветочное фантастическое поле с подсолнухами в человеческий рост. Под мягкие звуки арфы (Композитор Виталий Истомин) звучат стихи. Это настоящий мир любви, в котором девушки свободны. Их белые платья развиваются на ветру, пока они летают на качелях. Свободные, легкие, смеющиеся. Но вход в этот мир идет через спускающуюся с неба петлю. Петлю, которую сплела своими руками мать Бернарда Альба, этими же нитками она в спектакле плела плед.
Бернарда осознает свою ошибку. Она теряет землю из-под ног, падает, превращается в помешанную. Ее голос дрожит и смысл сказанных слов не совпадает с внешним, физическим состоянием. Мозг Бернарды думает лишь о том, чтобы соседи не узнали о связь дочери с мужчиной. «Моя дочь умерла невинной!», повторяет вновь и вновь обезумевшая женщина. Бернарда создавала вокруг себя мир, который убил ее. Она не смогла играть по своим же правилам, когда столкнулась со смертью дочери.
В спектакле Диана Добрева показывает не только героинь, которым запретили любить, а целый мир женщин, с их непростым положением в обществе. Мир, в котором каждая женщина готова уличить другую, унизить ее, буквально уничтожить. Мир, в котором множество социальных причин мешают женщинам жить свободно. И выход из этой несвободы либо смерть, либо безумие. К такому трагичному выводу приходит режиссер в финале спектакля «Дом Бернарды Альбы».
«И я уйду; одна - без никого,
без вечеров, без утренней капели
и белого колодца моего...
А птицы будут петь и петь, как пели».