Городок был невелик. Одна асфальтированная улица, она же междугородняя трасса, проходящая сквозь город. Фонари, два светофора, ряд унылых пятиэтажных домов, одинаково серых и запылённых. А за ними, за этим кирпичным фасадом — одноэтажные домики, халупы, избушки, растянутые по кривым улочкам, заросшим по обочинам крапивой, подступающей к облезлым, дощатым заборам. А за ними, выше, на подступах к сопкам, высились изрядно поеденные ржавчиной металлические конструкции и ангары комбината.
Путник вошел в город ранним утром, прямо по трассе, мимо дорожного знака с черной надписью «Шахты» на белом фоне, мимо коров, бредущих по обочине сами по себе куда-то в сторону полей, мимо первого светофора, мимо продовольственного магазина, мимо парикмахерской и свернул в одну из пыльных улочек, отходящих от главной. Он явно знал, куда идти. Два раза свернув по переулкам, путник остановился возле крепенького кирпичного домика на два хозяина, с выкрашенным зеленой краской невысоким забором и изрядно обветшалой скамейкой у калитки. Позвонив в звонок, путник подождал немного, потом постучал по доскам забора, но никто не вышел. Тогда гость снял с плеча гитару на широком ремне и спустил со спины лямки рюкзака. Затем присел на скамейку, достал из рюкзака четвертушку хлеба, кусок сала, термос с чаем и приступил к завтраку.
***
В ту пятницу я впервые на неделе не опоздал на работу. Вот, так случилось, сам удивился. Даже загордился собой немного. И не пил с вечера, и не зачитался очередной книгой, и собаки соседские ночью дали спать, не лаяли. И утром чайник на плите не оставил, и яичница не подгорела. Всё к одному. Потому в семь часов тридцать минут я уже сидел в служебном автобусе, а без пятнадцати восемь уже стоял на проходной, вместо того, чтобы как обычно, опоздав на автобус, бежать огородами напрямую, вваливаться в двери комбината в пять минут девятого и униженно просить охрану не ставить в списки из-за пяти минут. Хорошо пятница началась, одним словом. Работа как-то сама собой делалась, даже мастер похвалил. А от похвалы его как будто еще сил прихлынуло, и я до обеда столько арматуры связал, что после обеда до нормы осталось совсем чуть-чуть. А на обеде — и вовсе чудеса. Подходит ко мне, значит, Венька с ОТК и говорит:
- Ты это... На свадьбу то приходи, если что.
Вот сволочь Венька конечно, но мужик хороший. Я ж и не думал, что пригласит. Я ж ему морду набил в прошлом месяце, хоть и за дело, но всё же. А он видишь что, простил. Ну конечно я приду, как не прийти. А вечером раньше отпрашиваться не буду, лучше на понедельник задел побольше сделаю. Свадьба — она такая штука, коварная. Еще не факт, что в понедельник на работе появиться удастся.
***
- Мишанька, а ты чего не на работе?
Путник повернул голову. В в полутора метрах от него, у забора, стоял старик с рыжей от курева бородёнкой, в длинных полосатых трусах и растянутой майке.
- Доброе утро, - поздоровался путник.
- Ох, земеля, извини, - залопотал старик, - я тебя за Мишку принял, соседа моего. Если бы не борода — то вылитый Мишка. А Мишка-то бороду не носит, он на работу всегда бреется, потому что им нельзя: вдруг искра попадёт от сварки или еще что. Да и вчера его видел без бороды, не мог же он за ночь отрастить. А вот с тебя бороду сбрить — Мишка и Мишка.
- Не знаете, когда он дома будет?
- Вечером будет, на работе он. А ты к нему что-ли? Брат его, наверное? Вон как похож!
- Ну, вроде того, - улыбнулся путник.
- Как звать?
- Михаилом.
- Тоже Мишка что-ли? - удивился было старик, но быстро догадался. - А, двоюродный значит. Надо же, а похож, как родной. А я — дед Семён, сосед его.
Дед Семён подошел и уселся рядом с путником.
- Лавка-то это моя, если что. Я её сам сделал еще в одна тысяча девятьсот шестьдесят девятом году, когда мы сюда приехали. Да ты сиди, сиди, - остановил он привставшего было путника, - мне не жалко. Мишка-то только вечером придёт, если не загуляет.
- Может, мне лучше на работу к нему?
- Тебя всё равно туда не пустят. Пропускной режим, секретный объект. Они там руду добывают урановую. Так что не ходи ты туда, еще в милицию потащат, если будешь там ошиваться. Пойдём ко мне, я тебя накормлю, а то ешь как собака, на улице.
- Нет, спасибо. Можно я Михаила здесь подожду?
- Можно конечно, дело твоё. Только долго тебе ждать. Ты если что — заходи. Сигареткой не угостишь?
Путник протянул старику открытую пачку «Беломора». Закурили.
- Ладно, пошел я, - поднялся старик, - а то дел столько, что не дай Бог.
***
На работе я даже слегка задержался, поэтому на автобус не успел. Ну да ладно, зато норму сделал, включая понедельничную. На всякий случай. Если норму сделал — то точно не уволят. Да они и так не уволят, кому работать-то еще? Крови разве что попьют, да премии лишат. Но свадьба — она того стоит.
Помыться я решил на работе, дома долго будет. Не просто ополоснулся под душем, как обычно, а долго намыливал и тёр мочалкой лицо и руки, смывая въевшуюся металлическую пыль. Провозился немало, и, когда вышел за проходную, был уже седьмой час. А еще надо домой, переодеться. И на свадьбу к семи успеть. Впрочем, свадьба не самолёт, можно и опоздать. Не моя же, в конце концов.
Поэтому пошел я, не слишком торопясь, огородами, наслаждаясь летней погодкой, вечером пятницы, солнцем, стоящим еще высоко над сопками, и еще раз подивился, насколько же удачно у меня эта пятница складывается. А на свадьбе народу много будет, девчонки... Может, с кем и заночую, раз всё так славно у меня в этот день получается.
***
К вечеру кончились папиросы. Путник встал со скамейки, потянулся и посмотрел на солнце. Хозяин явно задерживался. А магазин ведь закроется скоро. Он сгрёб рюкзак, закинул на плечо гитару и зашагал по переулкам в сторону главной улицы-трассы.
Магазин работал до семи, он еще утром приметил. Покупателей внутри не было, только полная тётка-продавщица что-то деловито переставляла под прилавком.
- «Беломор» есть у вас?
- Наркоман, что-ли? - брезгливо взглянула на него продавщица.
Путник поднял на неё синие, как летнее небо, глаза и улыбнулся так открыто, простодушно и весело, что тётке стало неловко.
- Нет, просто денег мало.
- Ты, парень, извини, - потупилась продавщица, - «Беломор» редко покупают. Одни наркоманы, коноплю свою курить.
- Мне две пачки «Беломора», булку хлеба и банку консервов, подешевле. Сколько будет стоить?
- Восемьдесят восемь, - бойко отстучала на калькуляторе продавщица.
- А если без консервов?
- Тогда пятьдесят девять.
- Давайте без них.
Пока продавщица доставала с полок товар, путник отсчитал сумму мелочью и положил деньги на блюдце, стоящее у кассы.
- Вот, тут без сдачи, посчитайте.
Продавщица не пересчитывая ссыпала монеты в кассу. Путник аккуратно уложил покупки в рюкзак и направился к выходу.
- Эй, парень, погоди! - воскликнула тётка, повинуясь какому-то неясному импульсу. - Возьми консервы-то. Даром. Угощаю я.
- Нет, не стоит, это лишнее, - снова улыбнулся путник.
- Да погоди ты, - тётка выбежала из-за прилавка с банкой горбуши в руках. Ей вдруг стало так важно вручить этому случайному покупателю свой подарок, словно от этого зависела её судьба. - Неудобно мне, понимаешь. Прости, что с наркоманом тебя попутала. Возьми пожалуйста, а? От души!
- Спасибо! - произнёс путник, продолжая улыбаться, и открыл рюкзак. Пока он укладывал консервы в его недра, продавщица незаметно сунула ему в карман шоколадный батончик.
Путник вернулся к дому в глубине переулков, позвонил, на случай если хозяин вернулся в его отсутствие, и, не дождавшись ответа, вновь присел на скамейку, задумчиво попыхивая папиросой.
Солнце клонилось к закату.
***
Домой я забежал буквально на несколько минут. Всё-таки сильно опаздывать не очень-то прилично. Ну да я и не девица, мне собраться недолго. Костюм у меня единственный, его и надел. Рубашка глаженная тоже нашлась. Одеколоном чуть щёки смочил, расчесался. По туфлям щеткой прошелся. Вытащил из тумбочки несколько крупных купюр, а вот конверта не нашлось. Хотел к деду Семену за конвертом зайти, но передумал. К нему зайдёшь — не выйдешь, заболтает. Решил, что так подарю. Деньги — они и есть деньги, хоть в конверте, хоть без. В зеркало на себя посмотрел — парень хоть куда. Только побриться бы не мешало, да уже некогда. И вообще, мне щетина идёт. Кто-то из девчонок говорил, не помню уж кто.
Нарвал за домом букет ромашек, одну в петлицу было сунул, но потом сообразил, что не надо, чай не жених. Вот и все мои сборы.
Уже у калитки вспомнил про гитару, но махнул рукой. Не тот день, чтобы возвращаться, приметой плохой себе веселье портить. Так и побежал к Веньке, красавцем, но без гитары.
***
- Ты что же, милый, на скамейке ночевал?
Путник открыл глаза. Дед Семён стоял рядом, почёсываясь под майкой. Солнце уже высоко поднялось над сопками, с которых тянул прохладный утренний ветерок.
- Я ж тебе сказал, заходи! Чего не зашел-то?- продолжал меж тем дед Семён, - А Мишки, выходит, так и не было?
- Выходит, что так, - путник сел на скамейке и пригладил обеими руками волосы.
- Значит, загулял Мишанька. Но ты не думай, он вообще пьёт в меру. Хороший у меня сосед. Книжки читает.
- Книжки?
- Ну да, любит он про путешествия, про дальние страны, про нехоженые края. Бывает, как выпьет, говорит мне: «Хочу я, дед, уехать отсюда. Хоть пешком уйти. Живём тут — и не знаем даже что там, за сопками.». А я ему говорю: «За сопками, Мишаня, ещё сопки. А за ними — ещё. А за ними — Тихий океан. Везде хорошо, где нас нет, чего тебе там делать?». А он мне говорит тогда, что я ничего не понимаю. Я и правда, может быть, не понимаю. Старый уже. А Мишка молодой, у него кровь играет. Ему жениться бы — глядишь и гулять бы перестал, и книжки свои позабыл.
- Да, так и есть.
- Что так и есть?
- Всё так и есть, дед Семён, правильно ты всё говоришь.
- Так а я о чём! Постой, а ты собрался уже куда?
Путник действительно неторопливо и основательно укладывал рюкзак, проверял клапана и карманы. Усмехнулся, обнаружив батончик, подсунутый продавщицей, и тоже прибрал его внутрь рюкзака. Рюкзак был почти белый от времени и многочисленных стирок. Путник завязал стягивающую верх веревку замысловатым узлом и застегнул верхний клапан.
- Да, пора мне. Ветер поднимается.
- Что же ты!? Сутки ждал и не дождёшься? Брось, пойдём по дружкам Мишку поищем. Дай только штаны надену.
- Не стоит. Мне действительно пора. - путник поднял рюкзак и закинул за плечо гитару.
- Да что же это, а? - дед Семён искренне расстроился. - Может, передать Мишке чего.
- Нет, ничего не надо.
- И куда ты теперь?
- За ветром пойду. Прощай, дед Семён, - улыбнулся путник.
Он вышел на улицу-трассу, прошел мимо почты, мимо здания управления комбината, мимо городской администрации, мимо гусей, купающихся в луже у дороги, мимо второго светофора, мимо дорожного знака с перечеркнутой надписью «Шахты» на белом фоне, и зашагал навстречу всё поднимающемуся солнцу так легко, так уверенно и мерно, что, казалось, этим своим нескорым шагом он сможет пройти десятки, сотни и тысячи километров.
***
На второй день я не остался. Не захотелось, почему-то. Проснулся почти трезвый. Солнце светило вовсю, Наташка спряталась от него, укрывшись одеялом с головой. Я тихо, не разбудив её, поднялся, оделся и вышел во двор. Наташкина бабка намывала во дворе таз из-под варенья. Она строго посмотрела на меня и покачала головой. В соседнем, Венькином дворе, свидетель со свидетельницей в белых халатах обносили гостей стопками с водкой, гости вяло смеялись, «лечились», разговаривали, изредка вскрикивали «горько», и Венька со Светкой неохотно целовались.
Пригнувшись, чтобы меня не заметили, я прошел вдоль забора, повернул и вышел на трассу. Дорога уходила прямо в сторону поднимающегося солнца. По дороге, из города, удалялся темный силуэт, уже едва различимый вдалеке. В луже у дороги плескались гуси. Светофор горел красным, хоть машин на трассе и не было. Глупо всё как-то и тоскливо. Совсем не так, как вчера.
У своей калитки я встретил деда Семёна, сидящего на лавочке с папироской.
- Здоров, Мишанька! Погулял?
- Погулял, дед. У Веньки свадьба вчера была.
- У-у-у... Так это ты еще рано. А к тебе вчера брат приезжал. Не дождался тебя, с час как ушел.
- Какой брат?
- Двоюродный.
- Ты чего, дед?! Нет у меня никаких братьев!
- Да ну, нет. Он так и сказал, мол, брат я Мишкин двоюродный, тоже Мишкой кличут. Что ты мне говоришь, он же вылитый ты, только с бородой и оборванный весь.
И дед Семён рассказал мне про моего гостя, как всегда со всеми подробностями, половину из которых, похоже, сам и выдумывал на ходу. Я его не останавливал. Только внутри что-то сжалось и обожгло, как будто стакан спирта разом маханул. Даже не заметил, когда дед замолчал.
- Куда он пошёл, дед?
- До ветру, сказал, пойду, - участливо ответил дед Семён, но тут же поправился, - а, нет, не так он сказал, мудрёнее. Пойду, говорит, за ветром. Что это значит, а, Мишань?
- Пошли-ка, дед, я тебе пару капель плесну, - сказал я и поднялся со скамейки, на которую сам не заметил как сел во время рассказа деда Семёна.
- Да ты что, сосед? С утра? Я тебе кто? Забулдыга что ли? Вот чего удумал-то!
Я хорошо знал своего соседа. Дед, отнекиваясь, зашел за мной в дом, и, продолжая рассуждать про пьянство с утра достал стопки из шкафа. А я не сводил глаз с книги, уже с месяц мною не тронутой, которая лежала у кровати и в полутьме комнаты словно светилась красными буквами названия на обложке - «Идущий за ветром».
Я налил себе и деду из початой бутылки.
- Миша, а кто это был?
- Мечта это моя приходила, дед. Давай за неё!
И мы выпили с ним не чокнувшись.