Что страшнее: непосредственно смерть или длительный процесс умирания? Во что неприятней вглядываться: в лицо смерти или в рожи наследников, готовых впиться друг-другу в глотки на твоих похоронах? И насколько мужчине тяжело смотреть как люди отворачиваются от промахнувшегося и немощного «бывшего»?
17 декабря после длительной болезни скончался мэр Харькова Геннадий Кернес. Наследников, старательно держащихся за умирающее тело он, наверное, презирал: они не просто продлевали мучения, а сводили на нет главную победу мэра русской столицы Украины. Дело в том, что от него в эти дни никто не отвернулся: прикованный к кровати и не выходящий на связь Кернес победил на выборах главы города в первом туре с 60% голосов харьковчан. Так-то харьковчане голосовали за труп того, кто при жизни был единственным и вечным. Безальтернативным, но за одним исключением (о нём позже).
Некролог офиса украинского президента — «отношение к Геннадию Кернесу в нашем обществе было неоднозначным» — лжив. Давайте признаемся: в их обществе отношение было однозначным — враг. Геннадий Кернес — харьковских масштабов Путин, которого неполноценные с их точки зрения граждане поместили царём себе в голову. Они не могли победить Кернеса при жизни: электорально харьковчане были не с ними и никогда не будут с ними, а попытка уголовного преследования лишь ещё более делегитимизировало бы Украину в глазах харьковчан. Даже дававший команду стрелять по Кернесу Аваков, вездесущий повсюду (и в Харькове в особенности) Аваков, не мог выйти победителем. Что уж говорить об активистах, наводнивших студенческий город в желании превратить его в очередной Львов и злящихся на кандидата от салтовской соли земли.
Теперь они пляшут и изгаляются над трупом Кернеса. Но нет, Кернес — лишь человек, испорченный политикой человек. Он никогда не был святым. Но за его спиной стояли, и стоят до сих пор, наши люди, желающие просто достойно и спокойно жить если не в российском Харькове, то в харьковском Харькове. Кернес и был олицетворением, брендом «харьковского Харькова» — в принципе не самого плохого места для жизни. Теперь этот Харьков вновь под угрозой и неизвестно кто пообещает защитить и сохранить его, и исполнит ли этот кто-то свои обещания. Харьковчанам сейчас нужно посочувствовать…
И, сохраняя сочувствие к их беде, признаться, что в нашем обществе отношение к Кернесу тоже было однозначным. Для нас он тоже враг, точно так же, как все медведчуки, шарии, добкины, трухановы и даже, пожалуй, царёвы. Мы не знаем о чём эвакуировавший себя из Харькова Кернес думал в 2014 году, но поражение Харьковской Народной Республики (той самой возможной альтернативы) — в том числе и его или вина, или заслуга. Харьковская городская власть тогда была много лучше донецкой, но возможно в этом и беда: Кернес пытался побудить харьковчан разговаривать с украинцами, теми самыми, которые сейчас восторгаются смертью мэра.
Не нужно было разговаривать. Новороссия тогда имела множество своих Чалых, но ни одного Аксёнова. Кернес, тяжеловес украинской политики, не захотел рисковать и брать на себя эту роль. В итоге харьковское сопротивление сломали. А вот две руки и две ноги валящим памятник Ленину украинским активистам никто не сломал, хотя Кернес гарантировал это. В итоге всё получилось именно так: война на Донбассе и обслуживающий украинский танки Харьков, тысячи русских смертей здесь, на Донбассе, и сотни тысяч русских харьковчан, которые сегодня не имеют ни единой уверенности, что завтра их город не возглавит какая-либо шваль.
И если так, если русские — не несколько активистов с чёткой идеологией, а сотни тысяч дядь Вась и тёть Свет с кульками ходящими в «Сильпо» — Харькова сегодня скорбят, значит и русским Донбасса нужно проявить солидарность. Русские Харькова уважали его как мэра, русские Новороссии считали его соглашателем и врагом. Это — наш внутренний конфликт, местечковые трения единого народа.