Макс истерит, да, прям бросается на пол. При этом иногда даже может улыбаться, типа: «смотри, мать, как в этот раз реалистично вышло». Конечно, это не фига не весело. Когда твой ребенок рыдает и дня в день перед расставанием, будто в другую страну от него улетаешь.
⠀
Максиму в целом тяжело переключаться между людьми, обстановкой. «Не хочу к бабушке!!» через сутки сменяется «не хочу к маме!!» и так далее.
⠀
Свою привязанность к своей маме в терапии я, конечно же, проходила — поскольку, я была абсолютно мамозависимой.
⠀
Моя мама росла на 5-ти дневке. Это, когда с годика ты 5 дней в интернате и на выходные домой. Описался, окакался — твои проблемы, смена пеленок по графику. Страшно, холодно, одиноко, несправедливо — дома об этом расскажешь в выходные #намсрать Лишним будет, да — описывать, почему моя мама со мной расставаться не хотела?
⠀
И, тем не менее, терапия творит чудеса. Тема сада и привязанности для меня позади, баланс во всех этих сферах прочувствован и принят. Но от чего же тогда Максу так всё это непросто? Он коммуникабельный, открытый парень — почему так?
⠀
Есть история, которая скоро надеюсь окажется слабее жизни, которую мы сейчас живем. Это история его появления на свет...
⠀
Сказать, что оказалась вообще ни разу не готовой к материнству — ничего не сказать. Особенно, учитывая что врачебная ошибка узиста в роддоме Кулакова — мне стоила многого. Стимуляция, экстренное кесарево. Потом 4 дня меня не могли выписать из реанимации, но не от того, что мне было дико хреново (это тоже было, но это вскрылось позже). Напортачил не только узист, но мой врач-сурер профессорша, спешившая на парад Победы.
⠀
А, внимание от того — что МЕСТ не было. В ведущем роддоме по всей матушке нашей РОССИИ — нет мест для рожениц по ВИП-контракту. Такая лайф, чё!
⠀
Когда меня таки выписали в общее отделение, у меня был наказ — не брать ребенка. Я была зеленая, вся в синяках. Мне Макса приносили только на кормление и дули-дули досвидули. К слову сказать, я не то, чтобы разрывала тельняху на груди, чтобы это пресечь. Мне было хреново физически, страшно морально и непонятно, как это — быть ресурсом для кого-то другого; если я сама не вывожу.
⠀
Таким образом первые 10 дней своей жизни Макс прожил не под привычном стуком маминого сердца, ее запаха и голоса — а в инкубаторе со 100500 другими младенцами и медсестрами. Яркий свет, соска, чтоб не орал — и гуд.
⠀
Мир, в который тебя блин, и так вытащили, когда ты вообще ни разу к этому не был готов — неизвестный, страшный, непонятный — и ты лишаешься ВСЕГО = своей мамы. Ты один.
⠀
Испытывала ли я чувство вины?
Да.
Есть ли оно сейчас?
Нет. Была терапия. Были новые понимания себя. Снятия «масок».
⠀
Что я могу делать сейчас?
Говорю вслух и шепчу, когда он засыпает на ухо: «ты самый нужный, ты самый ценный, мы вместе. Я твоя мама — ты мой сыночек. Мы вместе. Даже, когда мы расстаемся — мы очень скоро увидимся. Я люблю тебя! Ты важный и ценный! Люблю тебя!»...
⠀
И, да — минимизировать сад и параллельно много-много говорить и арт-терапивить в контексте нереальнейшей нужности нашего пацана нам!