«Он был превосходным королем, любившим всех своих подданных, и правил 33 года. При нем итальянцы вкушали плоды мира, который длился 30 лет и который сохранился и при его наследниках. Почти все задуманное он выполнил. Так царил он и над готами, и над римлянами, и, в то время как он сам принадлежал к арианской секте, он позволил римлянам, как и во времена императоров, жить по своим законам… Он не предпринял никаких действий против Ортодоксальной Церкви. Он дал народу столько цирковых и других театральных зрелищ, что сами римляне стали сравнивать его с Траяном и Валентинианом I: так похоже было его правление на правление тех императоров. За то, что Теодорих дал готам Кодекс законов, они назвали его самым великим королем из тех, кто когда-либо правил ими. И хотя он был не слишком образованным человеком, его природная мудрость была столь велика, что и сегодня многие вылетевшие из его уст выражения используются народом как поговорки. В память о нем я не могу отказать себе в удовольствии привести хотя бы несколько подобных примеров. Он любил повторять: „Если тобой правят золото или злой дух, скрыть это — невозможно" И еще он говорил: „Плохой римлянин с удовольствием стал бы готом, а плохой гот — римлянином" Есть множество примеров того, что при решении юридических вопросов Теодорих был таким же мудрым, как и царь Соломон, но я ограничусь лишь одним, весьма емким замечанием: „О нем можно рассказывать без конца" Нет никаких сомнений в том, что ортодоксальный клир в Равенне будет хранить добрую память об арианском короле в течение долгих лет после его кончины!»
Это выдержка из византийской хроники середины VI века. Она показывает, как современники, даже ортодоксальные византийские церковники оценивали Теодориха Великого, короля остготов.
Прокопий Кесарийский выразился короче, но не менее емко:
«Любовь и уважение, с каким готы и римляне относились к нему, были безграничными — что в общем-то, не слишком свойственно человеческой натуре. Его смерть поселила в сердцах его подданных непреходящую тоску по такому правителю».
А потом еще добавил: «Это был истинный король!»
Римлянин Эннодий, почитаемый ныне, как святой, так написал в панегирике Теодориху:
«В силе, зоркости и отваге ты — король, в кротости, милосердии и доброте ты — пресвитер».
Впрочем, здесь христианский писатель немного погрешил против истины. Теодорих мог быть и яростным, и беспощадным. Он был воином и к власти пришел, как военный вождь. Он был гордым и сильным человеком.
Но людская память коротка, а восхищение и благодарность еще короче. Уже очень скоро Григорий Великий, образованнейший, мудрейший понтифик рассказывал легенду о том, что Теодорих скончался без покаяния и был брошен в жерло вулкана призраками придворного Симмаха и папы Иоанна, которых он при жизни велел заключить в тюрьму и казнить.
А уже при Каролингах, которые восприняли рассказ великого папы в страшно искаженном пересказе поэта Седулия, в Теодорихе видели злодея, ярого врага истинной церкви. Даже возникла такая легенда о его посмертной участи:
«Старый воин не погиб. Он очнулся в бассейне; внезапно там появляется таинственный черный снаряженный для охоты конь. У короля хватает времени лишь на то, чтобы набросить хламиду себе на плечи. Он вскакивает на адского коня и несется во весь опор, трубя в охотничий рог. Он преследует быстроногого оленя, который вихрем влетает в преисподнюю, где короля поджидает Люцифер».
Такая однобоко негативная оценка великого правителя сохранялась в официальных церковных кругах на протяжении всего Средневековья.
Но в то же время Теодорих стал одним из наиболее распространенных героев эпоса.
В германских сказаниях великий король остготов стал Дитрихом Бернским.
Эпос переврал всю его жизнь. В нем Италия из земли, захваченной остготами, превратилась в их родину, великий вождь готов Эрманарих, правивший в 350-375 годах большим племенным союзом у границ Римской империи и погибший при нашествии гуннов, превратился в дядю остготского короля и одного из наиболее последовательных его недругов. Более того, вовсе не Теодорих побеждает Одоакра и завоевывает Италию, а Одоакр (в некоторых вариантах сказания при помощи злобного дяди) изгоняет законного правителя Теодориха, который после долгих скитаний оказывается на службе у великого короля гуннов Этцеля (то есть, Аттилы; хотя в реальности не успел даже повоевать с его сыновьями – с ними разобрались его отец и дядя). Потом он, конечно же, отвоевывает «край Амелунгов» (от прозвища Теодориха - Амал), воздает по справедливости узурпатору и долго мудро правит Италией, принеся этой стране мир и благоденствие.
Только в описании смерти сохранились мотивы страшных легенд, порожденных воображением враждебно настроенных церковников. Король просто уносится на черном коне (коне Вотана), да так быстро, что его никто не может догнать.
Первые варианты преданий о Дитрихе Бернском были созданы остготами. Появившаяся уже в середине VIII века рукопись «Gesta Theoderici», в которой правда была перемешана с явным вымыслом, стала первой попыткой отразить историю жизни короля в героическом эпосе. Создателей эпоса, безусловно, привлекала полная интереснейших подробностей жизнь юного Теодориха в Константинополе, где самым верным его другом стал грек Птолемей, который позднее много раз, отвечая хитростью на хитрость, спасал его от гибели и научил обходить хитроумные ловушки, расставляемые вероломными византийцами.
Наиболее древнее и самое простое предание о Дитрихе, в котором еще сохранена историческая правда, это «Песнь о Хильдебранде», единственный дошедший до нас фрагмент древнегерманского героического эпоса VIII века. Хильдебранд, воспитатель Дитриха, учивший его обращаться с оружием, пожалуй, идентичен Птолемею. Изложенное в самой древней форме, предание содержит в себе описание трех событий в жизни героя: борьба с Отахаром (Одоакром), тридцатилетняя жизнь изгнанника у приютившего его Аттилы и победоносное возвращение на родину. Свое полное завершение предание получило после гибели дружественных остготам племен — прежде всего, алеманов. Алеманы искусно связали предание о Дитрихе с легендами об Эрманарихе (Ермунрек скандинавских сказаний). В последнем остготский король Эрманарих представлен жестоким, враждебно настроенным к родственникам правителем, который вынуждает своего племянника Дитриха бежать в королевство Этцеля, а после его возвращения вступает с ним в битву при Равенне. Здесь Эрманарих явно занял место Одоакра.
Скандинавские саги знают великого остготсткого короля под именем Тидерик. Правда, «Сага о Тидереке», записанная примерно в XIII веке в Норвегии, представляет собой цикл, в котором древние нижнегерманские предания смешались с местными, а потому хронология и география сказания чрезвычайно запутана. Там упоминается и Грикланд (Византия), и Русиланд (Древняя Русь, точнее, территории Новгорода, Полоцкого и Смоленского княжеств), и Унгерланд (Венгрия), ставшая землей Аттилы, и Фрисланд (Норвегия). Более того, имя правителя, у которого служит дед Тидерика - Роже Салернский – явно намекает на Сицилийское норманнское королевство, возникшее через 6 веков после рождения Теодориха, а приключения героев в Грикланде больше напоминают рассказы о Харальде Суровом. Эрманарих тоже назван дядей Тидерика, однако на этот раз его побеждает родной брат Самсон, отец Тидерика, который становится правителем Салерно (!). При этом основные события разворачиваются далеко от Италии. В саге Тидерик представлен последовательным союзником Аттилы, но Бич Божий захватывает не римские провинции, а территории Польши и Руси. Кстати, в этот же цикл входят истории Зигурде (Зигфриде) и бургундах и другие предания, связанные со знаменитым циклом о Нибелунгах, в частности, сказание о Вальтере Аквитанском.
Конечно, в эпосе реальный Теодорих, очень интересная, сложная и противоречивая личность, превратился в идеального героя: победителя злобных карликов, великанов и драконов, гонимого судьбой борца за попранное право, самоотверженного заступника обиженных, благородного короля, отдающего своё царство в качестве выкупа за вассалов и пешим уходящего в изгнание.
Именно таким мы встречаем его в «Песни о Нибелунгах», автор которой переработал на рыцарский лад многие эпические сказания, но образ Дитриха трогать не стал, представив его таким, каким он запомнился в древнейших вариантах сказаний, лишь придав ему соответствующую эпохе куртуазность. Сохранилось даже родовое имя Теодориха. Автор песни говорит о Дитрихе и его людях: «То края Амелунгов могучие сыны». А Теодорих происходил из рода Амалов и был прямым потомком Эрманариха.
И хоть Дитрих появляется уже в самом конце эпопеи – в королевстве Этцеля – он играет там ключевую роль, т. к. именно с ним связаны важнейшие события грозного финала «Песни».
Сначала Дитрих, как истинный рыцарь, и дружественно настроенный бургундам король, предупреждает их об опасности:
«С тяжёлым сердцем Дитрих трём королям предстал:
Выходит, понапрасну надежду он питал,
Что Рюдегер сумеет бургундов остеречь.
И к детям Уты обратил герой такую речь:
“Привет вам, Гунтер, Гернот и Гизельхер младой,
Вам, Хаген, шпильман Фолькер и Данкварт удалой!
Но помните, что Зигфрид Кримхильдой не забыт.
О нибелунге доблестном досель она скорбит”.
Воскликнул Хаген гордо: “Что нам её кручина!
Немало лет промчалось со дня его кончины.
О том, кто не воскреснет, к чему скорбеть без толку?
Пусть лучше любит Этцеля, чем плакать втихомолку”.
“Пусть, — молвил Дитрих Бернский, — спит Зигфрид вечным сном.
Но речь, державный Гунтер, веду я не о нём.
Покуда дни Кримхильды ещё не сочтены,
Щит Нибелунгов, жизнь свою вы поберечь должны”.
“Как мне ещё беречься? — король в ответ ему. —
Не вправе был не верить я зятю своему,
Когда меня просили прибыть на торжество
Два шпильмана от имени Кримхильды и его”».
Кстати, Берн – это Верона.
Дитрих - один из сильнейших вассалов Этцеля и внушает опасение даже всемогущей королеве. Это видно из сцены короткой стычки между ним и Кримхильдой, когда та сетует, что бургундов предупредили о ее замыслах:
«Промолвила Кримхильда: “Я предана опять.
Доспехи не желают мой брат и Хаген снять.
Предостерёг, наверно, их некий доброхот.
Коль я проведаю, кто он, его кончина ждёт”.
Побагровев от гнева, ответил Дитрих ей:
“И Хагена лихого, и знатных королей
Предостерёг по дружбе я и никто иной.
Попробуй, ведьма злобная, расправиться со мной”.
Хоть стало от обиды у ней темно в глазах,
Кримхильда промолчала — внушал ей Дитрих страх
И отошла подальше от недругов своих,
Окинув на прощание свирепым взглядом их.
Тут за руки друг друга два славных мужа взяли.
Один из них был Хаген, другого Дитрих звали.
С бургундом витязь бернский повёл такую речь:
“Мне очень жаль, что дали вы сюда себя завлечь.
С Кримхильдой не случайно повздорить вам пришлось”. —
“Посмотрим мы, что будет”, — ему ответил гость».
Дальше Дитрих появляется в сцене турнира и не позволяет своим людям затеять с бургундами военную игру, зная, что гости весьма раздражены и могут произойти эксцессы, так как ночью у них произошел неприятный инцидент – гунны попытались напасть на спящих бургундов, но были остановлены Хагеном и Фолкнером.
Затем Кримхильда тщетно уговаривает Дитриха вступить в бой с бургундами:
«Пока гостей хозяин усаживал за стол,
К Кримхильде смелый Дитрих со свитой подошёл,
И разговор коварный с ним повела она:
“Властитель Бернский, помощь мне до крайности нужна”.
Тут Хильдебранд вмешался: “Я не помощник той,
Кто смелым Нибелунгам желает смерти злой.
Подобная затея не кончится добром:
Отвагою померятся они с любым врагом”.
А Дитрих королеве учтиво молвил так:
“Исполнить вашу просьбу я не могу никак.
Меж вашими родными и мною счётов нет,
И в ход пускать оружие мне против них не след.
Да и к лицу ль об этом вам, госпожа, просить?
Поверьте, люди будут везде вас поносить,
Коль братьев вы убьёте, их заманив сюда.
Нет, мстить я им за Зигфрида не стану никогда”».
Потом начинается битва в пиршественной зале. И Кримхильда бросается к Дитриху, умоляя спасти ее от ярости братьев и Хагена:
«Кримхильда обратилась со слёзною мольбой
К владыке Амелунгов: “Спаси меня, герой,
И помоги нам с мужем покинуть этот зал.
Коль Хаген подойдёт ко мне, мой смертный час настал”.
Но Дитрих ей ответил: “Как помогу я вам?
В опасности смертельной я нахожусь и сам.
Кипит такая ярость в бургундах удалых,
Что в пору мне теперь спасать себя, а не других”.
“Нет, выведи отсюда меня, мой храбрый друг,
Не то погибнет Этцель, державный мой супруг,
И я паду с ним рядом от вражьего клинка”.
Ни разу к смерти не была Кримхильда так близка.
“Ну что ж, я выйти с вами попробую во двор,
Хотя не приходилось мне видеть с давних пор
Богатырей столь многих в неистовстве таком.
Из-под разбитых шлемов кровь бежит у них ручьём”.
Бесстрашный Дитрих начал скликать своих бойцов.
Его могучий, звонкий, как звуки рога, зов
Разнёсся над толпою и огласил дворец.
Безмерной силой наделён был бернский удалец.
Сказал бургундам Гунтер, как только понял он,
Чьим кличем грохот боя так властно заглушён:
“Я слышу, как взывает к друзьям правитель Берна.
Кого-то из его людей убили мы, наверно...”
<…>
“Коль причинили бернцам ущерб мои друзья,
Любое возмещенье вам дать согласен я.
Должны вы грех невольный нам, Дитрих, извинить.
У нас и в мыслях не было обиду вам чинить”.
“Худого, — молвил Дитрих, — от вас я не видал.
Вы мне лишь дайте мирно покинуть этот зал
И вывести отсюда всех бернских удальцов.
За это верно вам служить до смерти я готов”.
<…>
Ответил бернцу Гунтер: “Вы можете уйти
И всех, кого хотите, с собою увести.
Лишь тем, с кем мы враждуем, я ускользнуть не дам:
Урон чрезмерный нанесли сегодня гунны нам”.
Услышав это, Дитрих обвил одной рукой
Дрожащую Кримхильду, а Этцеля — другой
И к выходу из зала повёл поспешно их.
Шли вместе с витязем шестьсот его мужей лихих».
Шестьсот мужей по тем временам – очень внушительная дружина. Хаген, сильнейший из вассалов бургундских королей, их дядя, берет с собой на Рейн восемьдесят витязей. И это считается много.
И вот наступает развязка. Именно дружина Дитриха убивает последних вассалов бургундских королей и двоих младших из них – Гернота и Гизельхера, а сам Дитрих одерживает победу над Хагеном и Гунтером и приводит их связанными к своему владыке.
Как же так получилось, что Дитрих вдруг нарушил нейтралитет и начал сражаться с бургундами?
Как это часто бывает, всему виной юная горячность и неосторожное слово. Когда бургунды убили Рюдегера и всех его вассалов, о славном витязе скорбели так громко и дружно, что эти стенания дошли до Дитриха, и он приказал своим людям узнать, в чем дело.
Ну а дальше все происходит по классическому сценарию: юный воин Дитриха Вольфхарт, слишком вспыльчивый и горячий, идет к бургундам вместе с его старым товарищем Хильдебрандом и неосторожной речью вызывает гнев бургундов, итак распаленных боем, провоцирует их на вызов. Так разгорается схватка бернцев с бургундами, в которой гибнут все дружинники Дитриха, кроме Хильдебранда, и все бургунды, кроме Гунтера и Хагена. Израненный, потрясенный Хильдебранд приходит к своему королю с известием, что у того больше нет верных вассалов.
Очень показательна в этой сцене реакция Дитриха. Ведь дружина действительно была богатством раннесредневекового владыки. Без нее он был беспомощен и беззащитен. И что же должен чувствовать Дитрих, который итак изгнанник, живущий на чужбине, а теперь еще и лишился всех верных людей.
«Владыка Амелунгов был мрачен и угрюм.
Когда ж его внимание привлёк внезапный шум
И, весь покрытый кровью, беглец предстал ему,
С тревогой задал он вопрос вассалу своему...
<…>
Сказал на это Дитрих: “Тогда я в зал пойду
И счёты за обиду с бургундами сведу.
К оружью призовите моих богатырей
И прикажите мой доспех подать мне поскорей”.
Но Хильдебранд промолвил: “Кто ж явится на зов,
Коль больше не осталось теперь у вас бойцов?
Из всей дружины вашей лишь я один в живых”.
Был Дитрих смел, но задрожал и он от слов таких.
Страшней удара витязь не получал вовек.
Он застонал: “Ах, Дитрих, несчастный человек,
Ты стал, король недавний, последним бедняком!
Всех подданных лишился ты, отринутый Творцом.
Но как могло случиться, — воскликнул он опять, —
Что удалось пришельцам победу одержать?
Ведь их не обессилить столь долгий бой не мог.
Наверно, за мои грехи меня карает Бог.
Но раз уже мне выпал столь горестный удел,
Скажите, кто из вормсцев в сраженье уцелел”. —
“Клянусь Царём небесным, — рек Хильдебранд в ответ, —
В живых лишь Гунтер с Хагеном, всех прочих — больше нет”.
“Увы! На свет я, видно, в недобрый час рождён.
Погиб могучий Вольфхарт — бургундом он сражён.
Где Вольфбранд, Зигштаб, Вольфвин, и с кем теперь верпу
Себе я амелунгскую родимую страну?
Отважный Хельфрих, Гербарт и Вихарт тоже пали.
До смерти не избуду я скорби и печали.
Не знать отрады в жизни мне с нынешнего дня,
Ах, лучше б вместе с ними смерть скосила и меня!”».
И вот финал. Самый могучий и благородный из королей на службе Этцеля побеждает Нибелунгов. Причем, делает это с неохотой. Дитрих и здесь проявляет рыцарские качества, предлагая почетную сдачу и жизнь. Ведь объяви он Хагена и Гунтера своими пленниками, Кримхильда не могла бы их тронуть. Другое дело, что бургундам, потерявшим всё, жизнь уже не нужна, к тому же пророчество должно быть исполнено, Хаген об этом ни на минуту не забывает. Они отвергают великодушное предложение Дитриха, начинается финальный бой, в котором могучий Амелунг одерживает победу над измученными долгой битвой богатырями.
«Поставил Дитрих наземь щит и глянул на гостей.
Затем возвысил голос: “Я знать хочу, король,
За что же причинили вы мне такую боль.
Изгнанник я бездомный, живу в краях чужих,
А вы меня лишаете всех радостей моих.
С вас, вормсцев, было мало, что Рюдегер, наш друг,
Наш давний благодетель, погиб от ваших рук.
Вы всех моих вассалов убили сверх того,
Хотя не сделал вам, король, я ровно ничего.
А вы ведь испытали и сами на себе,
Как тяжело и горько друзей терять в борьбе,
Как после их утраты душа у нас болит.
Ах, до чего же грустно мне, что Рюдегер убит!
Людей, меня несчастней, ещё не видел свет,
Но до чужой печали вам, рейнцы, дела нет.
Моих бойцов отборных вы в сече истребили,
И перестану слёзы лить о них я лишь в могиле”.
<…>
Увидев по ответу, что схватка предстоит,
Проворно бернец поднял с земли свой добрый щит,
И Хаген тут же прыгнул на недруга с крыльца.
Меч Нибелунгов засверкал в руках у храбреца.
<…>
Был Хаген бернцем связан и отведён потом
Туда, где находились Кримхильда с королём.
Она повеселела, увидев, что в плену
Храбрец, который столько зла ей сделал в старину.
В поклоне королева склонилась до земли.
“От смерти и позора вы, Дитрих, нас спасли.
Пусть счастье вам за это сопутствует вовек,
А я по гроб у вас в долгу, бесстрашный человек”.
В ответ герой промолвил владычице надменной:
“Прошу вас, королева, чтоб жив остался пленный.
Теперь его бояться причины больше нет.
Пускай живёт и возместит вам причинённый вред”.
Она врага велела в темницу отвести,
Чтоб там, от всех сокрытый, сидел он взаперти.
Меж тем державный Гунтер взывал у входа в зал:
“Куда же бернский богатырь, обидчик мой, пропал?”
К нему вернулся Дитрих, услышав этот зов.
Был Гунтер силой равен славнейшим из бойцов.
Отважно устремился навстречу бернцу он,
И тотчас огласил весь двор клинков булатных звон.
<…>
Но был король измучен, а бернец бодр и свеж.
Он Гунтера осилил, как Хагена допрежь.
Пробил кольчугу вормсца клинок его меча,
И хлынула из раны кровь, красна и горяча.
Связал бургунду руки победоносный враг,
Хоть с государем пленным не поступают так.
Но Дитрих знал: коль рейнцев освободить от пут,
Всех, кто к ним ни приблизится, они вдвоём убьют.
Потом правитель бернский, прославленный храбрец,
Отвёл свою добычу к Кримхильде во дворец».
В финальных строках автор эпопеи, видимо, намерено удаляет Дитриха со сцены, чтобы не пятнать его безупречную репутацию убийством женщины, да еще королевы, и отдает эту «честь» Хильдебранду. Хотя в боле ранних версиях сказания Кримхильда погибала именно от руки Дитриха.
«Возвысил голос Дитрих: “Вам, госпожа моя,
Заложников презнатных привёл сегодня я.
Доныне в спорах ратных никто не брал таких.
Прошу в награду за труды — оставьте их в живых”.
Взяв с королевы слово, что пленных пощадят,
В слезах пошёл воитель, куда глаза глядят».
Вот так великий король остготов Теодорих Амал стал Дитрихом Бернским или Тидериком Амалом, благородным рыцарем, защитником обиженных, победителем карликов-магов, драконов и великанов.
Как интересно спрессовались эпохи! Удивительно, что все великие герои – Аттила, Теодорих, Эрманарих, Гундахар (Гунтер; он действительно был великим королем бургундов и правил ими больше 30 лет со дня перехода его народом замерзшего Рейна 31с декабря 406 года до своей гибели на поле боя в 437 году) собираются вместе во имя дружбы или вражды.
В дальнейшем цикл сказаний о Дитрихе стал достоянием в основном шпильманской поэзии и на фоне героических жест и преданий о рыцарях Круглого стола постепенно померк и забылся.
Дольше всего этот герой был популярен в Германии, к которой реальный Теодорих Амал не имел никакого отношения. В Саксонии, например, Теодориха-Дитриха считали едва ли не национальным героем.
Правда, ко времени Тридцатилетней войны (1618-1648) цикл о жизни Дитриха Бернского был уже окончательно забыт и там, во всяком случае, в народной поэзии. Только на севере и на Фарерских островах еще в конце XIX века были в ходу устные баллады о Тидерике Амале.
Вот такая история эпического героя, прообразом которого послужил великий правитель, основатель Остготского королевства в Италии Теодорих из рода Амалов.