Когда наступит время, я приду за тобой.
Приду, как снег осенью, которого не ждешь… Хотя нет, ждешь… Но все же… Все же каждый раз он появляется неожиданно. Проснулся утром, посмотрел в окно, а там — снег. Приду, как Дед Мороз, которого караулишь и думаешь: вот-вот увижу его, вот-вот… И просыпаешься утром, а под елкой — подарки, а значит, он все же приходил. Он приходил. Это потом уже, спустя годы, понимаешь, что… Но только что с того? Тогда он приходил, а теперь — нет. Вот и всё.
Когда наступает время и часы останавливают свой ход (а они всегда останавливают ход в такие моменты: раз — и уже утро), вершатся главные дела. Вспомни, важнее подарков под елкой ничего не было. А его ты так и не увидел… Часы как будто замирали. Это как будто… Как будто счет: девять, восемь, семь, шесть… три, два, один… один, один, один… Утро…
Ты не ошибался в детстве, когда вечером, уже лежа в кровати, смотрел на занавески и замечал, что они колышутся, еле-еле, едва уловимо. Ошибались все вокруг. Ошибалась мама, которая прибегала на твой крик и успокаивала тебя: ничего там нет, это просто в темноте тебе показалось, смотри… Но ты не верил. Ты долго-долго не мог уснуть, забравшись под одеяло, терзаемый страхом. А потом ты перестал замечать. Все перестают.
Обычное утро. Ты помнишь? Мама испекла пирог — это было понятно по чудесному запаху во всей квартире. Вкусный пирог из песочного теста, который хоть с молоком, хоть с чаем — просто великолепно. Ты заходишь в кухню, и мама тебе говорит:
— Привет, сынок. Выспался?
И ты отвечаешь:
— Привет, мам. Да…
А сам думаешь, что тот, который вечером стоял там, за шторой, подходил, клал руку на одеяло, под которым ты дрожал от страха, и слушал, как бьется твое сердце. Тук… тук… тук… Утро…
Я всегда прихожу.
Теперь ты большой и детям своим рассказываешь, что нет никого за шторой, в шкафу, нет никаких шагов, скрипа полов без причины, падения стопки бумаг со стола. Давай, рассказывай им. Так надо. И сам-то ты это понимаешь… Исам начинаешь верить в то, что ничего этого нет. Начинаешь верить… До тех пор, пока не выпадает снег.
Много ли тебе осталось? Сам знаешь. Или нет? Но думаешь ведь, думаешь…
Утром ты идешь к своей машине, оставляя черные мокрые следы на земле, только что выстланной снежным одеялом, и невольно думаешь, тепло ли под ним, и отгоняешь эту странную и жуткую мысль. Наступаешь на снег, и он тает под тобой, твоими ногами, становится грязным. И ты думаешь, что так всегда и во всем. Тебе ли не знать? Тебе ли не помнить ту осень: вначале теплую, когда вы были с ней, и такую, как эти следы, в конце — наполненную грязной жижей на фоне белизны только что выпавшего снега… Запускаешь мотор и ждешь, пока оттает стекло, выходишь, скребешь его, чтобы очистить от намерзшего льда, думаешь, что надо привыкать к этому: теперь это надолго, теперь так всегда будет, до самой весны… Всегда… Грязные следы на снегу… Поворачиваешь руль вправо, жмешь педаль и… Громкий сигнал, близко, совсем рядом… И справа проносится грузовик… Не посмотрел в зеркало. Вот так и бывает. Столько лет за рулем, а не посмотрел… А сейчас бы — всмятку… Да нет, не всмятку. Задел бы по касательной, подушки сработали бы. Машина-то хорошая. Живой бы остался. Так что ты не думай. Это не я. Это ты сам. Просто ты забыл в зеркало посмотреть…
Я приду не так. И ты это знаешь.
Я приду, когда ты проснешься утром, как всегда еще до будильника — задолго до будильника, потому что мысли снова и снова не будут давать покоя твоему издерганному мозгу. Ты встанешь с кровати, пойдешь в душ, ощущая слабость, резь в глазах и что-то непонятное в груди, как будто замирание; будешь чувствовать, как тебя поливают струи воды, не принося, впрочем, ни освежения, ни бодрости, вспомнишь то утро со словами: «Привет сынок. Выспался?» — и сам себе ответишь: «Да, мама, выспался… Как всегда…». Вытираясь полотенцем, почувствуешь слабость, валящее с ног желание лечь и закрыть глаза, однако преодолеешь это, как всегда… в последнее время. Вернешься в спальню, где уже проснулась, но никак не может расстаться с уютной постелью жена, сядешь рядом, проведешь рукой по ее волосам, лицу, подумаешь, что она — это самое прекрасное, то, ради чего вообще всё… И не стерпишь, подумаешь, что плевать на работу… Хотя бы сегодня… «Ну и пусть опоздаю»… Заберешься к ней под одеяло, где тепло, ее любимое женское тепло… И…
А потом, после, ляжешь на спину и опять почувствуешь замирание в груди, нестерпимую слабость и желание уснуть, подумаешь, что это наверняка давление, захочешь сказать, что… Но не сможешь…
Вспомнишь снег — первый, красивый, только что выпавший, как белое сверкающее одеяло… И тут время остановится… Как тогда, в детстве… Только уже навсегда…
Жене твоей покажется, что шевельнулась штора. Но это ясно, это и вправду могло подуть из окна — надо бы починить, да никак…