Начало:
Глава 1, Глава 2, Глава 3, Глава 4, Глава 5, Глава 6, Глава 7, Глава 8, Глава 9
Мама упиралась.
— Что значит: поезжай — и все?! С какой это стати? Костя, скажи мне, в чем дело. Я же вижу — что-то происходит.
— Ничего не происходит. Поезжай, я потом объясню.
— Не брошу я тебя здесь! Объясняй сейчас. Почему надо всем говорить, что тебя нет дома?
— Потому что я ни с кем не хочу разговаривать.
— А Таня? Вы поссорились? Что она подумает теперь?
— Мам, я же сказал, в первую очередь меня нет для нее. Мы расстались. Не сошлись характерами. Я разлюбил ее, понимаешь?
Костя сидел, опустив лицо в ладони. Он уговаривал мать уже целый час, но, поскольку ничего не мог ей рассказать, разговор ходил по кругу.
— Ничего не понимаю! Ты же сам говорил, и дня не прошло, про свадьбу… И мне все время кажется, что у тебя неприятности на работе. Никому не открывать дверь… Тебе угрожают, да?
— Да, — не выдержал Костя, — и если ты не уедешь как можно быстрее, то сильно осложнишь мне жизнь! Завтра суббота, посажу тебя на электричку.
— Тем более я не могу! — в ужасе заломила руки мать.
— Мам… Сядь, пожалуйста. Ты ведь сама как у нас говоришь — на все Его воля, да?
Костя буквально насильно усадил мать на табуретку, взял ее руки в свои.
— Мам, я плохой сын, но я не вынесу, если с тобой что случится. То, что я скажу тебе — никто не должен знать. Ни Нина, ни твой брат, ни Таня — никто. Обещаешь?
— Конечно…
— Говорю, чтобы ты поняла. Сегодня утром я пришел в салон. А салона нет. Здание сгорело, хотя там арендовал не только я. Очевидно, проблемы у нас были общие. Это показательный акт — чтобы другим не повадно было, ясно?
— Ничего не ясно, — заплакала мама, — за что же? Это — эти… «рэкиторы», что ли?
— Рэкетиры, — автоматически поправил он. — Я им бабок отдать не смог. На этом все не кончится. Они наверняка знают, где я живу. Представь себе только, что я приду домой, и увижу… Мам, ты хочешь, чтобы я жил с таким грузом на совести? Вот посоветуйся со своим Богом, и Он тебе скажет…
— С нашим Богом, — поправила мать.
Некоторое время она сидела, закрыв глаза, потом произнесла:
— Ну, рассказал — и молодец! Так намного легче. Что же…
Она вытерла слезы и выглядела теперь совершенно спокойной. Костя с удивлением взирал на нее. Он-то ждал причитаний, типа «я говорила тебе» или чего-то подобного.
— Господь посылает нам испытание или наказание. Надо понять, как его выдержать, — произнесла мама.
Она сделала паузу, потом кивнула решительно:
— Ладно, срочно уезжаем, ты прав. Переждем в деревне.
— Мам… — мягко проговорил Костя. — Мамочка, ты поедешь одна. Кому надо, тот найдет меня и через месяц, да и не буду я там сидеть, картошку у дядьки есть.
— Ничего, прокормимся…
— Не, мам, — Костя категорично помотал головой, — ты ведь знаешь, через два месяца долг отдавать, пока живой, попробую заработать…
Мать молчала, и он с беспокойством вгляделся в ее лицо:
— Слушай, давай я накапаю тебе что-нибудь, ты вся белая прямо… Ну, не нервничай ты так, прорвемся… Ты только поезжай, а? Мне так намного проще будет — один я что-нибудь придумаю.
Лариса Дмитриевна вдруг выпрямилась:
— Хорошо, я уеду к брату.
— Уедешь? — Костя не поверил ушам.
— Если останусь, буду эгоисткой… Не стану камнем у тебя на шее. Завтра уеду. Да и с братом заодно поговорю кое о чем… Только ты поживи пока у кого-нибудь. Где тебя не будут искать. Обещай мне! — с надеждой попросила мама.
— Конечно, я так и сделаю, — успокоил он.
А про себя подумал: «Чтоб за собой утянуть? Да и кто согласится…» Неожиданно раздался звонок в дверь.
— Ну вот, началось, — Костя подошел к глазку, но, поглядев, сразу открыл. — Ленка? Ты чего здесь? Не надо было… Салон сгорел, ты в курсе? Я же отпустил тебя!
— Константин Викторович… Я тут… — Лена теребила в руках сумочку.
— Ладно, давай, проходи в комнату… Чего там у тебя?
— В общем, когда они ушли тогда, в понедельник, я подумала и… все что мы заработали до четверга — вот… Забрала на всякий случай. И вовремя. Прихожу сегодня утром, вижу — все черное, разваленное.
— Глупая, а если бы они сообразили?
— Не знаю… я не подумала. Ну, вроде как не сообразили, я там специально немного оставила.
— Ну ты даешь! А ко мне зачем пришла? Ищи быстрей другую работу, да подальше.
— Как — зачем? Деньги отдать… Я же говорю — кассу сняла.
— Ленка… — Костя взял ее за руку. — Ты прямо-таки луч света в темном царстве жадности и подлости.
Лена просияла.
— Только зря ты, забери все себе. А то ни зарплаты, ни отпускных я тебе выплатить не могу.
— Нет, нет, вы мне сами выдайте, сколько считаете нужным, вам и так сейчас трудно, пригодится.
— Ладно, — Костя кивнул, — надо завтра мать отправлять, так что спасибо тебе. Пополам разделим, товарищ ты мой по несчастью.
Он благодарно приобнял ее за плечи. В этот момент в коридоре послышались голоса, и появилась мать с виноватым выражением лица:
— Я не могла не пустить…
Костя сделал резкое движение и замер. Почему он не слышал звонка? В дверях стояла Таня. Он поразился, как она осунулась и похудела всего за несколько дней. Смотрела она не на него, а на Лену, на его руку на ее плече, и Костя обреченно подумал: «Тем лучше…»
Он повернулся к Ленке:
— Лен, подожди меня, пожалуйста, на кухне. Поставьте с мамой чай или что там…
Та кивнула. Проходя мимо Тани, она чуть помедлила.
«Красивая», — острая ревность пронзила Таню насквозь. Ошибиться было невозможно — соперница окинула ее презрительным взглядом, полным женской неприязни.
Они остались одни. Таня чувствовала — стоит сказать хоть слово, и она разревется, но как унизительно будет плакать перед ним! Нет, она выдержит, не зарыдает! Но… Таню трясло, и гневная речь, которую она заготовила, безнадежно пропала. Вот и увидела своими глазами… Значит, все-таки Лена. Это надо же быть такой дурой! Понятно теперь, почему Костя не хотел, чтобы Таня ходила к нему в салон…
— Я рада, что ты жив-здоров, — произнесла, наконец, она. Бесполезно было дальше удерживать слезы, они лились и лились по щекам, затекая даже за шиворот. Сквозь их туман Костино лицо казалось размытым.
Таня не могла понять — почему он молчит. Пока она шла сюда, представляла любую реакцию, кучу вариантов. Вот он становится на колени, просит прощения и говорит, что все было ошибкой, или она не так поняла, а Таня презрительно отталкивает его и уходит. Или наоборот, насмехаясь, выставляет ее за дверь, а она бьет его по лицу со всего размаха.
Но Костя молчал и как-то странно смотрел. Таня не могла знать, что он просто прощается с ней, прощается навсегда, пытаясь в эти несколько секунд запомнить, вобрать в себя ее образ, полный горечи и уязвленной гордости. Стоило только чуть-чуть не сдержаться, и он схватил бы ее, заключил в объятья, утешал, целовал, вытер слезы и никуда не отпустил. Но Таня должна уйти, и как можно быстрее. И все-таки он не мог ее прогнать, не мог сказать грубого слова.
— Я не заслужила, чтоб ты сам сообщил мне, без посредников? — тихо спросила Таня.
И оттого, что она не скандалила, не впадала в истерику, сцена эта становилась все тяжелее.
— Скажи хоть что-нибудь, — горько усмехнулась она.
— Мне нечего тебе сказать, — с трудом разлепил губы Костя.
Из его глаз тоже текли слезы, но он этого не замечал.
— Ну, нечего, так нечего, — обреченно проговорила Таня. — Я, собственно, по делу. У твоей Лены какой размерчик? Вот, может, пригодится.
И вместо того, чтобы швырять в лицо, она медленно сняла кольцо с безымянного пальца и аккуратно положила на стол.
Тут Костя не выдержал:
— Нет, забери, это твое, — он схватил ее за локоть.
Таня резко выдернула руку:
— Хочешь сказать, я заработала? — глаза у нее угрожающе сузились, и в них появилась такая ярость, что Костя невольно отшатнулся. — Не думаю. Мне кажется, я подороже стою.
И, не в силах больше сдерживаться, Таня вылетела в коридор.
Только крайним усилием воли он не рванул за ней, устоял на месте. Услышав, как хлопнула дверь, бросился к окну. Таня выбежала из подъезда на всех парах, потом резко остановилась и зачем-то подняла голову. Он не успел спрятаться и скорее почувствовал, чем увидел ее жесткую усмешку. А она… махнула ему рукой и решительным, но спокойным шагом скрылась за поворотом. Вот и все.
Костя подошел к дивану, упал на колени, ткнувшись лицом в старую бархатную обивку, и замер, без мыслей, без чувств, без всего, с одной только болью. Он даже видел, как выглядит эта боль — белая, вытянутая, гладкая и блестящая, с острым концом, она пронзала его с ног до головы, и расширялась, расширялась внутри, мучительно разрывая сердце.
Вбежала Ленка и испуганно бросилась к нему:
— Константин Викторович, Костя! Что вы?
На помощь пришла мать, но только проговорила:
— Леночка, идите домой, уже поздно.
— Подожди, — Костя медленно поднялся. — Сейчас, Лен.
Он взял принесенные Леной деньги, отсчитал половину и протянул ей. Она со страхом смотрела на его полные слез глаза.
— Иди домой. Спасибо. Ну, иди же, что тебе сказано!
Лена понуро взяла деньги, сказала «до свидания» и ушла. Костя молча запер за ней дверь.
***
У подъезда ждал Сережа. Увидев сестру, облегченно вздохнул, но, вглядевшись, все понял. Прижал к себе и стал гладить по голове, сам чуть не плача от жалости. Они стояли на крыльце, как двое влюбленных.
— Я была у него, да, была, и ничего мне не говори.
— И что? — только вымолвил он.
— И всё! Я ее видела. У них полная идиллия. Я вернула ему кольцо. Пусть Лена носит! Он даже ничего не опровергал, так что… Все замечательно, — и Таня истерически всхлипнула.
— Видела? — удивленно протянул брат, и Таня непонимающе подняла на него глаза:
— А ты что, еще сомневался?
Сережа был в недоумении. Странно… Неужели Костя его обманул или наполовину обманул? Как удобно! Нашел причину и завел более легкие отношения. Лена? Ах да, Лена, девочка, которая работала у него в салоне. Так это небось давно уже продолжается! Почему-то в свете Таниного рассказа Костины беды стали казаться ему чепухой. Разумеется, Лебедев выкрутится, а вот запудрил мозги-то, артист! И ведь Серега поверил, что ему тяжело расставаться с Татьяной. Дурак, дурак, знал же, с какой легкостью все это у Костика происходит. Ну, все к лучшему. Пусть теперь сам со своими проблемами и разбирается. Так обидел его девочку, мразь…
— У тебя все будет хорошо, Танька, — ласково произнес он. — Ты такая красивая, на тебя все парни заглядываются. Выбирай — не хочу.
— Я все жду, когда ты скажешь: «Я же говорил», а ты все молчишь и молчишь…
— Ну, пожалуйста: я же говорил! Легче тебе?
Она засмеялась сквозь слезы.
— Все, пошли домой, Катюха волнуется, — Сережа совсем уже успокоился. — Кстати, сегодня старый Новый год, забыла?
Совесть его теперь была полностью чиста. Лебедев не нуждается ни в какой помощи, раз успевает крутить романы, да Сережа ему после такого ничем и не обязан. Таня почти успокоилась, пройдет неделька — и все забудется. А работу он найдет, вот уже сегодня звонил старый приятель по институту. Нет, все будет просто отлично! Или хотя бы хорошо…
***
Когда она выбежала, убежала оттуда, наступила разрядка. Может быть, помогли слезы, или то, что брат отнесся к ней так трогательно. На какое-то мгновение стало легче. Но, когда Таня осталась в комнате одна, то поняла, что все только начинается. Рыдать при всех она позволить себе не могла, а хотелось рыдать, рыдать и умереть. А что ей еще оставалось? Никто из окружающих не сможет понять… Она не просто грубо брошена и оскорблена. Она продолжает любить его, любить безумно и страшно ревновать. Никакой речи о том, чтобы когда-нибудь простить такое, и быть не могло, даже если случится чудо, и Костя вернется. Здесь мама права — не так воспитывали. Но как жить дальше?
Все теперь относились к ней, как к больной, оберегали и разговаривали тихим голосом, и от этого еще больше хотелось сбежать куда подальше. Сережа сам взял на себя переговоры с матерью, и Таня не услышала ни упреков, ни сетований. Общее резюме было таким: «Таня — наивная девочка, Костя — опытный подлец, никто бы на ее месте не устоял, вот и хорошо, что все быстро закончилось». Но сама-то Таня, увы, в этом уверена не была. Если бы так, все было б гораздо проще. А она вспоминала, думала, и не могла понять: «Ни с того, ни с сего… Почему?» Давала себе стандартные ответы и сама не верила в них. Не верила, что человек может так играть, не верила, что она сама такая дурочка, не верила, что могут ошибаться собственные глаза и сердце. Но альтернативного варианта разум подсказать не мог, и приходилось принимать обычную, пошлую, снисходительную версию.
А главное, она вдруг ощутила необычную пустоту вокруг себя. Когда тебе хорошо, ты особенно над этим не задумываешься, но когда плохо… Все сознание и душа человека рвется к кому-то спросить — за что? Вымолить помощь или моральную поддержку. К кому-то, кто единственный может понять, потому что знает про тебя все. Она впервые пожалела, что убежденная атеистка. Но даже если Он есть — о чем она может просить? Чтобы Костя вернулся? Нет, этого ей не надо. Забыть его? И этого, оказалось, она не в силах желать. Но хотя бы облегчить боль, посочувствовать, что ли…
Подруга, не Светка, а та, которая подсовывала Тане для чтения Евангелие, как-то давно приводила ее в церковь, недалеко от метро. Дней через десять после разрыва с Лебедевым ноги сами принесли Таню туда. Она вошла и встала в сторонке, прислушиваясь к необычному хоровому пению — что-то про херувимов и серафимов. Напротив висела икона — Божья Матерь нежно обнимала младенца, и глаза у Нее были настолько сочувственными, все понимающими и готовыми принять на себя чужую боль, что слезы сами потекли у Тани из глаз. Ей стало так жалко себя, и она видела, что Богородица тоже ее жалеет. В другой стороне стояло распятие, на нем страдал Христос, и в голове кольнуло: «ему ведь больнее, в сто тысяч раз больнее». Таня никогда не вникала в христианские постулаты, но сейчас постигала их каким-то подсознательным способом. Впервые она подумала, что, должно быть, и сама в чем-то провинилась перед Ним, и осознала, что невольно обращалась к Нему все это время, но обращалась исключительно с упреками. Никаких молитв Таня не знала. И мысленно перед иконой просила только одно, единственное, что могла попросить:
«Пожалуйста, пусть только он будет жив и здоров. Он и все мои близкие».
Она вышла из церкви, впервые за это время испытав облегчение и непривычное для души просветление. Но снаружи ее поджидала неприятная встреча.
***
Лариса Дмитриевна, скрепя сердцем, уехала на другой день, и одному Богу известно, каких усилий ей стоило вести себя спокойно, не добавляя Косте неприятностей. Должно быть, мысль о том, увидит ли она сына живым и здоровым, мучила ее, но ей, по крайней мере, было, кому доверить свое чадо и кого попросить о помощи — перед отъездом она долго молилась у себя в комнате, стоя на коленях.
До Кости доходили всякие слухи. Зарезанным в собственной квартире нашли его соседа по зданию — кооператор занимал весь второй этаж. В начале недели Косте позвонили из милиции и попросили зайти — велось разбирательство по поводу убийства и поджога. Костя не стал даже вникать, написал заявление, что ничего не знает. Он ни раз слышал, как «наказывали» говорливых предпринимателей за жалобы на рэкет.
Лебедев жил в постоянном страхе, каждый день ожидая гостей. Он знал — бандиты так просто его не оставят, и не понимал, почему его до сих пор не нашли. Но то ли братва забыла про видеосалон за другими «делами», то ли у самого Махмуда появились проблемы, но никто пока не появлялся.
Все свои силы Костя теперь посвящал тому, чтобы заработать и отдать долг фарцовщику. Но старые знакомые «теряли» его телефон, как только он объяснял ситуацию. Найти работу по специальности было нереально, НИИ и предприятия терпели тяжелые времена. Тогда он устроился сразу в два места — разнорабочим в строительный кооператив и грузчиком в овощной магазин. Один из прежних приятелей, сжалившись, сдал ему в аренду старый полуржавый запорожец, и Костя «бомбил» по ночам, подвозя запоздавших прохожих.
Но этих денег едва хватало на собственное пропитание, а надо было позаботиться о матери. Никакого отчаяния Костя не испытывал. Ему как будто стало все равно. Только одна мысль — не доставить горя маме — удерживала его на плаву и заставляла действовать. А может, это было у него в крови — в любой ситуации неизвестно зачем «бить лапками», как та лягушка, что смогла выбраться из сметаны.
Фантастические надежды, что все разрешится, он снова станет человеком и все объяснит Тане, Костя старался отметать сразу. Этот путь теперь закрыт для него навсегда. Таня никогда не простит и не поверит, а если бы даже поверила… Нет, он больше не заставит ее страдать, не принесет ей беды. В каких — то романах в детстве он читал эту фразу, но никогда не пропускал через себя, считая такой подход неестественной чушью. А вот теперь понял.
Невозможно было думать о Тане, не испытывая настоящую, физическую сердечную боль. Вот только валидол от этого не помогал. И все-таки Костя думал о Тане, не мог не думать, думал с неизменной нежностью и чувством вины. Только постоянная занятость спасала его от отчаяния. И еще… нельзя было этого делать, но почти каждый день он выходил к автомату и набирал номер Звягинцевых. Если подходил Сережа или Катя, просто клал трубку. Если Таня — то слушал, сколько возможно, ее голос, пока она кричала: «алле, кто это?», или «ничего не слышно, перезвоните»…
Не прошла и неделя после отъезда матери, как позвонил Костин кредитор — видимо, прослышал про его неприятности. «Не хочу стоять в очереди», — заявил он и потребовал вернуть долг как можно быстрее. Костя знал, что человек этот обладает известными связями в криминальной среде, поэтому плакаться ему не стал — не хватало еще новых угроз. Он бодрым голосом пообещал, что через три недели деньги будут, и в отчаянии расхохотался, положив трубку.
Тут совершенно некстати вернулась мама и сразу заявила, что у нее есть серьезный разговор. Оказывается, не случайно она так легко согласилась уехать. Костя слушал мать и все больше поражался, как плохо он ее знает. Ему всегда казалось, что она усталая женщина, отягощенная болезнями, после потери мужа как за соломинку схватившаяся за Христа. Но вот пришла настоящая беда, а ни истерик, ни упреков он от нее не услышал. Зато у мамы был план.
— Сынок, у дяди Сашиной жены в Москве есть сестра, помнишь, я всегда через нее что-нибудь передавала, когда она в деревню ездила, — Оленька.
— Да, помню.
— Тебе было неинтересно, а я последние несколько месяцев навещала Оленьку — она совсем старая стала, очень болеет, после инсульта парализовало, не ходит. Я ей раз в неделю продукты вожу, а смотрит за ней соседка, деньги Саша высылал. Но теперь соседка требует в два раза больше, а у Саши столько нет.
Костя слушал с недоумением. Сейчас он меньше всего в состоянии кому-то помочь, может, мать потеряла чувство реальности?
— Ну, так вот, — продолжала она, — мы с Сашей договорились. Оленька пропишет нас с тобой к себе, площадь позволяет, у нее небольшая, но двушка, а эту квартиру мы продадим. Ты и долг отдашь, и еще на жизнь останется. Плохо так говорить, конечно, но Оленьке скоро восемьдесят, так что квартира останется нам, Саша не возражает. Зато у Оленьки будет и уход, и продукты, и лекарства. Ведь не наездишься к ней на другой конец Москвы.
— Мам, ты с ума сошла? Чтоб я на старости лет тебя без квартиры оставил, в которой вы с отцом жили? Да как я тебе в глаза смотреть буду? — Косте стало нехорошо. Ну почему ей так не повезло с сыном, почему всем вокруг он приносит одни страдания?
— Глупости это, Костя, да я и сама теперь здесь боюсь. Отцу давно все равно, на небе прописка не нужна, — она вздохнула, — а мы все начнем сначала. Какая разница — на какой улице? Оленькина квартира чуть поменьше, так нам с тобой много места не надо. Ты отдашь долг, уедешь из этого района, что может быть лучше?
— Но как она нас пропишет? — начал сдаваться Костя, понимая, что это, действительно, реальный выход. — Мы же не близкие родственники? Да и квартиру можно только обменять.
— У Ниночкиной дочки есть знакомый. Не знаю, как это сейчас называется, но он всем таким занимается. Он нам родственный обмен устроит, как будто с доплатой, а доплата — это и будут деньги за квартиру, я сама не понимаю, как это можно сделать, вроде как в деревню сначала выпишут, в какой-то дом, потом обратно. Он мне все объяснил, но у меня мозги уже слабые, ты лучше поймешь. Ну, конечно, ему надо будет из стоимости квартиры заплатить. Но человек надежный, свой. Его телефон друг другу по рукам передают.
Костя сидел потрясенный:
— Так ты уже и переговорила с ним?
— А что тянуть-то?
На следующий день Костя встретился с маклером. Расклад он понял сразу — квартира будет продана гораздо дешевле, чем стоит. Остальное выглядело чисто, потому что сделка была маклеру выгодна. Костя решил согласиться. Искать другого покупателя — долго и страшно, а сумма и сроки его устраивали. И… в другом районе он больше не встретит Таню на улице. Никогда больше не встретит….
Вот и еще одно занятие появилось — бегать по конторам и собирать документы. Пригласили нотариуса, и бабушка Оля левой рукой подписала им генеральную доверенность. И завертелось. Костя все делал, как во сне, а мать, напротив, была полна энергии и энтузиазма. По воскресеньям она, как обычно, посещала церковь. Интересно спросить у Него, думал Костя, ее-то за что Он наказывает? В день, когда Костя решал судьбу квартиры, мама вернулась из храма какая-то растерянная, странно смотрела на него, но так ничего и не рассказала. Уж не откровенье ли какое получила о судьбе своего сыночка, горько усмехнулся про себя Костя. Нет, за себя у него к Богу претензий не было. Но подарив людям свободу выбора, Он дал им возможность мучить друг друга…
А у Кости имелись к Нему только три просьбы: «помочь отдать долг», «чтобы мать была здорова» и «чтобы Таня была счастлива и забыла его».
***
Женщина снимала платочек, выходя из собора, надевала вязаную шапочку. Они столкнулись и сразу узнали друг друга.
— Здрасьте, Лариса Дмитриевна, — инстинктивно произнесла Таня.
Ей захотелось побыстрее сбежать. Но женщина обрадовалась, увидев ее, схватила за рукав:
— Детка, как хорошо, что я тебя встретила. Тем более, здесь. Сам Бог мне тебя послал. Танечка, давай отойдем.
Таня нехотя отошла с ней к заборчику.
— Таня… Ничего, что я на «ты»? Я ведь тебя совсем девочкой помню… Танечка, пожалуйста, позвони Костику…
Таня с возмущением отшатнулась. Увидев гнев в ее глазах, Лариса заторопилась:
— Он безумно, безумно тебя любит. Если бы ты видела его сейчас — он осунулся, ему так плохо… Ему нужна твоя помощь. Если ты любишь его, ты должна это чувствовать!
«Чувствовать?» Таню переполнял гнев. Знала бы эта заботливая мамаша, что она чувствует!
— Мне показалось, Лариса Дмитриевна, что в моей помощи он не нуждается. Не сомневаюсь, у него полно помощниц.
— Ты видела у нас Леночку, эта девочка у Кости просто работает. Она по делу зашла. Все не так просто… Я дала Костику слово, но…
— Что-то не слишком он пытался объяснить, что эта девочка по делу, в десять часов вечера, — перебила ее Таня. — Разве не при вас он спокойно выставил меня за дверь? Так что ему ваша забота совсем не нужна, зря стараетесь. Он передал через Сережку, что нашел другую! Вот это и есть его безумная любовь?
— Я не знаю, — глаза у матери потухли. — Он ничего не сказал, что у вас произошло. Я только вижу, что никто, кроме тебя, ему не нужен. Вы же собирались пожениться!
Напоминание о свадьбе совсем вывело Таню из себя. Ей стал противен весь разговор — и она еще должна доказывать, что ее вышвырнули, выкинули, как надоевшего котенка! Хорошо еще, не «в положении». И его сердобольная мамочка еще хочет, чтобы она звонила?!
— Лариса Дмитриевна, извините, мне некогда. Я выхожу замуж за порядочного человека, поэтому весь этот разговор абсолютно ни к чему, — отчеканила Таня. — До свидания.
«Конечно, — в бешенстве думала она, — „Танечка“, очевидно, более подходящая жена для любимого сыночка, чем какая-нибудь Ира». Костя сам рассказывал, как мама боится, что он загуляет и никогда не женится. А Леночка-то чем ее не устраивает? Может, она его бросила? Ну, тогда тем более перебьется!
Таня ушла, а Лариса поплелась домой в сомнениях… Все ли она правильно сделала? Может, стоило рассказать об их бедах? Но, во-первых, Костя запретил — особенно Тане! Даже этот разговор он осудил бы. И что там между ними произошло — она действительно не знает, мало ли…
Да и о чем говорить, если девочка выходит замуж? Значит, так любила, что сразу готова выскочить за другого. А может, подумала Лариса, Таня как раз узнала о Костиных неприятностях и поняла, что он теперь бесперспективный муж?
Права Нина — нынешним сразу богатеньких подавай, никто не готов разделять беды и нищету. Вот и нашла себе получше, девочка она красивая… а она-то, старая дура, еще унижалась перед сопливкой! «И черт с ней тогда (ой, прости Господи!), и не нужна она нам, найдем такую, что будет любить тебя, сыночек, любого», — думала Лариса.
Косте она про эту встречу не рассказала.
Продолжение - Глава 11.
___________________________________________________
Глава 1, Глава 2, Глава 3, Глава 4, Глава 5, Глава 6, Глава 7, Глава 8, Глава 9