Ранним утром 5 ноября 1796 года у Екатерины II случился инсульт, агония императрицы продлилась еще около суток. Судя по воспоминаниям современников, далеко не все придворные (в этот период) вели себя порядочно в отношении своей государыни.
Едва слухи о скором конце Екатерины II поползли по Петербургу, как многие придворные посчитали нужным прогнуться перед будущим императором. Они стали посылать личных курьеров и различных нанятых "нарочных" в Гатчину (наследник был там в это время), с сообщениями о том, что его мать скоро покинет этот мир.
Впоследствии выяснилось, что подобные записки Павлу Петровичу посылали не только высшие круги аристократии, но даже придворный повар и главный придворный поставщик рыбы (удивительно, но неужели они все надеялись, что будут первыми?).
В самом же Зимнем дворце разворачивались еще более отвратительные сцены:
Приближенный Павла I Федор Ростопчин вспоминал, как последний фаворит Екатерины Платон Зубов истерически рыдал перед дверями ее спальни и по его виду и поведению было понятно, что: "(...)он был уверен в своем скором падении и ничтожестве(...)".
Платон Зубов страдал от жажды, но ни у кого не мог добиться и стакана воды, поскольку: "(...)Толпа придворных удалялась от него, как от зараженного(...)". Федор Ростопчин остановил одного из лакеев (даже они избегали бывшего фаворита) и заставил его принести воды Платону Зубову.
Екатерина II была еще жива, а один из самых влиятельных вельмож ее времени - канцлер (фактически премьер министр) Александр Безбородко стал умолять Федора Роcтопчина (он считался другом наследника) замолвить о нем словечко перед Павлом: "(...) говорил мне умилительным голосом, что он надеется на мою дружбу, что он стар, болен, имеет 250 000 дохода и единой просит милости(...)".
Внуки Екатерины II великие князя Александр (будущий Александр I) и Константин переоделись в форму батальонов Павла I (по Прусскому образцу), которые были в ходу только в Павловской Гатчине. Екатерине II не нравилась эта форма и она была против того, чтобы великие князья надевали ее при дворе.
Фрейлина Екатерины II Варвара Головина вспоминала, что супруга великого князя Александра Елизавета (она прежде открыто насмехалась над этой формой), увидев мужа в этом мундире (при еще живой императрице) горько заплакала. Елизавета Алексеевна то ли поняла, что наступают новые "ужасные" времена, то ли осознала лицемерие любимого внука Екатерины.
Скорбь по Екатерине II почти не выходила из той комнаты, где она завершала свои земные дни (рядом с императрицей находились только врачи и самые преданные люди: камер фрау Перекусихина, фрейлина Протасова и еще пара-тройка человек ). Все остальные придворные были заняты только соображениями о том, как сохранить свои выгоды при новом Царе.
Когда императрица, наконец-то скончалась, генерал прокурор Сената граф Самойлов вышел в зал (к ожидающим развязки придворным) и произнес "натурально с глупым и важным лицом" (примечание и текст со слов Ф. Ростопчина): "(...)Милостивые государи, Императрица Екатерина II скончалась, а государь Павел Петрович изволил взойти на Российский престол(...)".
В этот момент часть придворных бросились обнимать графа Самойлова и друг друга, одновременно поздравляя всех с новым государем. Эти поступки выглядели настолько лицемерно и отвратительно, что Федор Ростопчин (в своих воспоминаниях, даже спустя много лет) отметил, что не может указать имена этих придворных: "(...)от живого омерзения, которое к ним чувствую(...)".
На этом низости не закончились, со слов фрейлины В. Головиной, в первые дни воцарения Павла I, придворные почему то решили (хотя для этого не было ни устного, ни тем более письменного распоряжения нового императора), что теперь необходимо: "целовать руку императора, склоняясь до земли".
В один из дней, когда Павел I с супругой Марией Федоровной вышли в дежурный зал к ожидавшим их придворным, начались нелепые приседания со стороны последних. Это зрелище больше походило на экзальтированные поклоны капуцинских монахов во время молитвы. Варвара Головина не стала унижаться и поклонилась императорской чете так же, как и ранее Екатерине.
Придворные блюдолизы стали возмущаться дерзостью Головиной, на что бывшая фрейлина ответила: "(...)если я даже перед ней (Екатериной) не раболепстовала, то не могла и не должна была это делать перед ее сыном(...)". Через несколько дней сам Павел I запретил глубокие поклоны, вероятно осознав их нелепость и комичность.
Статью можно подытожить словами Федора Ростопчина о Екатерине II: "(...)Сколь ни велики была ее дела, а смерть ее слабо действовала над чувствами людей(...)". Поведение большей части придворных самой императрицы дало дополнительное подтверждение его словам.
К чести самого Павла Петровича, он ни коим образом не тронул самых искренних и беззаветных сторонников Екатерины (даже если они ему были глубоко неприятны), но расправился со многими циничными прихлебателями и приспособленцами.
Дорогие друзья, если вам понравилась статья, пожалуйста лайкните ее и добавляйтесь в подписчики. Спасибо!
