Вот некоторые штрихи к истории психиатрии (текст тома, который охватывает её с каменного века до века XVIII включительно, уже в редакции, и я показываю вам фрагмент, с которыми вас ещё не знакомил). В частности, кое-что по теме юродства. Ах да, прежде чем оскорбляться в своих религиозных чувствах (ну кто готов), прочтите внимательнее и до конца.
История юродства как особого явления и способа воздействовать на ширнармассы восходит, если верить старым текстам, ещё к ветхозаветным временам — во всяком случае, если речь идёт о христианской истории; про дервишей и факиров я не зря обмолвился. Способ донести мысль до окружающих небесспорный, хотя довольно эффективный: уж безумец-то всяко привлекает к себе внимание, а начинаешь слушать, что он несёт — и поневоле задумываешься: а вдруг не бред? А там и до навязчивых сомнений недалеко.
Опять же, для самого юродивого его статус — своего рода страховка, ибо обижать безумца — это как пинать щенка: и окружающие не очень-то поддержат, и самому неловко. Ну по большей части. Не зря же этот приём будет, с рядом оговорок и условностей, повторен позже и при дворе царя Птолемея I, и ещё позже в средневековой Европе и на Руси, когда у многих сильных мира сего появятся шуты — их спутники и «родственники», коим не возбранялось и покритиковать, и смелую идею донести, а порой и явно оппозиционное мнение озвучить.
Но вернёмся во времена оны... вернее, ветхозаветные. Итак, VII-VIII век до нашей эры, Ближний Восток. Пророк Исайя три года ходит нагим и босым. Зачем? А чтобы обратили внимание на то, что он говорит. А предупреждает он о скором плене египетском:
«В год, когда Тартан пришел к Азоту, быв послан от Саргона, царя Ассирийского, и воевал против Азота, и взял его, в то самое время Господь сказал Исаии, сыну Амосову, так: пойди и сними вретище с чресл твоих и сбрось сандалии твои с ног твоих. Он так и сделал: ходил нагой и босой» (Книга пророка Исайи, гл. 20, 1)
В VI веке до нашей эры пророк Иезекииль возлег перед кирпичом, на котором было начертано «Иерусалим», и лежал так на левом боку триста девяносто дней, питаясь лишь хлебом, замешанном на коровьем помете (изначально вообще планировался человеческий кал, но господь был милостив): надо было показать дому Израилеву все годы их беззакония (день за год) и предупредить, что Иерусалим будет осаждён (Книга пророка Иезекииля, глава 4).
Пророк Осия, что жил в VIII веке до нашей эры в городе Самарии, тоже пророчествовал своеобразно. Взял себе первою женой блудницу по имени Гомерь:
«И сказал Господь Осии: иди, возьми себе жену блудницу и детей блуда; ибо сильно блудодействует земля сия, отступив от Господа. И пошел он и взял Гомерь, дочь Дивлаима; и она зачала и родила ему сына» (Книга пророка Осии, глава 1)
А потом взял и вторую жену — та ходила от предыдущего мужа налево, и он, хоть и любил её, но за умеренную плату Осии уступил:
«И сказал мне Господь: иди еще, и полюби женщину, любимую мужем, но прелюбодействующую, подобно тому, как любит Господь сынов Израилевых, а они обращаются к другим богам и любят виноградные лепешки их.
И приобрел я ее себе за пятнадцать сребреников и за хомер ячменя и полхомера ячменя и сказал ей: много дней оставайся у меня; не блуди, и не будь с другим; так же и я буду для тебя.
Ибо долгое время сыны Израилевы будут оставаться без царя и без князя и без жертвы, без жертвенника, без ефода и терафима.
После того обратятся сыны Израилевы и взыщут Господа Бога своего и Давида, царя своего, и будут благоговеть пред Господом и благостью Его в последние дни» (Книга пророка Осии, глава 3)
Ну а как ещё было наставить впавших в распутство и идолопоклонство сынов израилевых на путь истинный?
Тут стоит заметить, что поведение ветхозаветных пророков не считалось юродством в полном смысле этого слова: ведь, вроде как, не по своей воле они так делали, а в точности исполняли веления Господа. Позже, уже по Новому Завету, идейным вдохновителем юродства (если можно так выразиться) становится апостол Павел. Это он сказал в одной из своих проповедей:
«Ибо я думаю, что нам, последним посланникам, Бог судил быть как бы приговоренными к смерти, потому что мы сделались позорищем для мира, для Ангелов и человеков. Мы безумны Христа ради, а вы мудры во Христе; мы немощны, а вы крепки; вы в славе, а мы в бесчестии. Даже доныне терпим голод и жажду, и наготу и побои, и скитаемся, и трудимся, работая своими руками. Злословят нас, мы благословляем; гонят нас, мы терпим… » (Первое послание к Коринфянам, глава 4))
А где-то почти тремя веками позже святитель Афанасий Александрийский выразится чуть более прямо:
«Люди называют умными тех, кто умеет покупать и продавать, вести дела и отнимать у ближнего, притеснять и лихоимствовать, делать из одного обола два, но Бог считает таких глупыми, неразумными и грешными. Бог хочет, чтобы люди стали глупы в земных делах и умны в небесных. Мы называем умным того, кто умеет выполнять Божью волю»
Вот такой пример людей, «умных в делах небесных», и предстояло подавать тем, кто избрал себе стезю юродства. И таковые нашлись. Сразу предупрежу перед тем как знакомить вас с их житием: отделять правду от вымысла не возьмусь, сами решайте, что есть что.
Первой юродивой во Христе, о которой известно из летописей, считается преподобная Исидора Тавеннийская (или Тавенская, пишут по-разному). Годы её жизни приходятся на IV век нашей эры. Была она монахиней в женской обители, что располагалась напротив Тавеннисиотского монастыря святого Пахомия в Египте.
В обители никто и заподозрить не мог, что местная дурочка, рядящаяся в лохмотья, покрывающая голову старыми тряпками, довольствующаяся объедками с общего стола и выполняющая самую грязную и неприятную работу, на самом деле взвалила на себя подвиг юродства Христа ради. Она же порой и бесноватой бывала, и молчаливой, и всегда наособицу и настолько себе на уме, что аж сомнения брали: а много ли того ума было? Посмеивались над Исидорой, шпыняли всяко.
И так шли годы, пока не явился в обитель святой отшельник Питирим (не Тамбовский) и не попросил явить ему всех сестёр: дескать, ангел ему возвестил, что есть среди вас святая. Про местную сумасшедшую, естественно, никто и не вспомнил, но Питирим попросил показать и её. И когда привели Исидору, пал он пред нею ниц и попросил благословить его. Сёстры бросились было увещевать отшельника: мол, ты что, это же наша сумасшедшая, наша бесноватая, да мы её сейчас!...
Питирим лишь головою с укоризной покачал: воистину, дескать, имеющие глаза да не увидят. Вы бы их разули, что ли, сёстры: не видите — нимб у неё вокруг чела сверкает? Да какие тряпки, вы третьим глазом... упс, забудьте. Короче, ангел мне про неё сказал, а ангелы не ошибаются! Она ж вам в духовные матери годится, а вы! Ох и устыдились же сёстры, ох и возрыдали же коллективно, ох и бросились же наперегонки прощения у Исидоры просить да услужить всячески пытаться! Не выдержала она такого внезапного всеобщего почитания, да и ушла однажды тайком из обители. Никто из сестёр её более не видел.
Одним из первых (если не считать киево-печерского чернеца Исаакия, скончавшегося в 1090 году) на Руси юродивым во Христе - во всяком случае, первым, о ком сохранилась память и записи - был Прокопий Устюжский (он же Прокопий Любекский).
Как его звали в миру до начала служения, точно неизвестно. То ли Якоб Потхарст, то ли ино как — сходились лишь в том, что родился и рос он в прусском Любеке, в семье уважаемого ганзейского купца, не раз заседавшего на ганзетагах.
Так уж сложилось, что сгинул отец в одном из сражений пруссов с немцами, и юноше пришлось покинуть город, погрузив на корабли всё нажитое непосильным отцовским трудом. Путь его лежал в Великий Новгород, в ганзейскую контору «Петергоф».
В 1243 году ступила нога его на новгородскую землю. И быть бы Якобу купцом, продолжая дело отца, да только запали ему в душу купола церквей, многоголосый колокольный звон, мощные стены монастырей, а главное — люди (ещё раз повторю: так пишут в легендах, а уж как оно было на самом деле — бог весть). Посетил он храм Святой Софии, побывал в других церквях и монастырях в городе и окрест — и решился.
Раздал он всё, что у него было (а товаров и отцовского наследства было немало) беднякам и нищим, изрядно пожертвовал отстроенному недавно Варлаамо-Хутынскому монастырю, да наставника духовного в том монастыре и обрёл. Многому научил Прокопия (такое у юноши теперь было имя) старец Варлаам Прокшинич. Люди же новгородские стали превозносить Прокопия за то, что по правильной дорожке пошёл, но он, не возгордившись ни разу, сделал следующий шаг:
«В день убо яко юрод хождаше, в нощи без сна пребываше, и моляшеся непрестанно Господу Богу» (Житие Прокопия, стр. 16)
А потом и вовсе ушёл подальше от славящих его в Великий Устюг, где надолго обосновался на паперти храма Успения Божьей Матери.
Одевался в рубище, питался на то и тем, что подадут. Спал на земле, на камнях, в особо холодные дни — на куче мусора — где придётся, в общем. Иногда пользовался он гостеприимством и заботой Иоанна Буги (татарин Буга-богатырь, ханский баскак, к тому времени принял православие, попросив на Вече прощенья у устюжан за прежние обиды) и жены его Марии (той самой невольницы, которая и предупредила в своё время Бугу, что дело пахнет керосином, и что устюжане готовят баскаку и прочим татарам секир-башка); грел душу беседами с преподобным Киприаном Устюжским.
Помнят же Прокопия за чудесное пророчество и спасение жителей Великого Устюга от бедствий, которые вызвал 2 июля (или 25 июня, если по старому стилю) 1290 года метеоритный дождь. Один из метеоритов, «Великий Устюг», жахнул не по-детски в 20 километрах от города-тёзки, у деревни Котовалово. За метеоритным дождём последовала сильная буря с грозой, разгулялись смерчи, запылали лесные пожары. Но человеческих жертв не было. А всё почему?
Устюжане были уверены, что то всё Прокопия заслуга. Отмолил. Ведь ещё за неделю до катастрофы стал он ходить по улицам и со слезами на глазах и в голосе просил горожан молиться, крепко молиться, чтобы не допустил Господь Великому Устюгу участи Содома и Гоморры. И что? Да кто глаза отводил стыдливо, а кто и в открытую смеялся — вот, мол, дурачок-то наш распереживался на пустом месте, стращает честной народ. А как жахнуло, да как пришла гроза — побежали прятаться, и куда? А в соборный храм: там и стены крепче, и своды надёжнее. Глядь — а Прокопий-то уже там, молится на икону Благовещенья. И вспомнили тогда: Прокопий-то говорил! Прокопий-то предупреждал! И кто после этого юрод, если разобраться?
Вот как описываются те события в летописи «Житие праведного Прокопия Устюжского»:
«Бысть же о полудни найде внезапу над град Устюг облак тёмен и бысть яко нощ тёмная… И посём явишася и восташа со все четыре страны тучи великие, из них же исхождаше молния огненная безпристани, и грому убо многу и страшну бывшу над градом Устюгом, яко же не слышати, что друг с другом глаголати… Бывшу же долгому от святаго Прокопия и от всего народа к Богу и к Пречистой Богородице прилежному с рыданием молению, пременися воздух и тучи страшнии с блистаниями и громами отъидоша на пустынная места, отстоящая от града за двадесять поприщ и тамо одождивше камение велие разженное, попалища многие лесы и дебри, тем же многим и безчисленным камением ови древеса из корени избиша, а иные в полы поломиша, и от человек и скотов никого же убиша заступлением Пресвятыя Богородицы и молитвами святаго Прокопия»
Шестьдесят лет прожил Прокопий Устюжский в юродстве. И стал он после смерти первым святым, коего Церковь прославила (а случилось прославление это в 1547 году на Московском соборе) в лике юродивых.
P.S. Мой проект «Найди своего психиатра» работает в штатном режиме. Если так случилось, что нужен грамотный, опытный, а главное — внимательный и корректный психиатр — обращайтесь. Что ценно в сложившейся ситуации — большинство коллег ведут онлайн-приём.