- Ну, старый, что теперь делать-то будем? – спросила Гюльчатай-апа, - Это ж разве жизнь? Всех по домам разогнали, самоизоляция, говорят. Сам Великий хан велел.
- Ай, да выкрутимся как-нибудь, - бодро отозвался Арматур-бабай и по обыкновению пошёл думать в сарай, подальше от любимой супруги, которая могла ворчать бесконечно.
Уже которую неделю из деревни не выпускали никого. Возле единственной дороги поставили стражников, не особо надеясь на сознательность сельчан. Это чтоб те не бегали по окрестностям и не цепляли заразу. Местный бай озаботился, чтоб указы выполнялись неукоснительно, и потому велел стражникам лупить нагайками любого, кто осмелится высунуть нос за пределы своего двора
.
Гюльчатай беспокоилась. Она всё ждала весточки от сына, который задолго до морового поветрия переехал в другое селение, там женился и обосновался. Она даже успела съездить на свадьбу, но теперь связь оборвалась. Однако тому были свои причины.
Обычно для связи с миром в деревне была голубиная почта, но поскольку птицы теоретически могли притащить инфекцию, голубиную почту запретили. А всех подозрительных залётных голубей стражники отстреливали из луков. Во избежание. Потом ночью втихаря жарили их на костре, справедливо полагая, что огонь убьет любую заразу.
Естественно, под запрет немедленно попали всякие танцы под гармошку, посиделки, свадьбы, похороны и прочие мероприятия, требующие участия более двух человек. Поэтому народ терпеливо сидел по домам – не веселился, не женился и даже не умирал. Все ждали окончания морового поветрия.
Арматур-бабай скучал. Он переколол все дрова, починил сарай, плетень, крышу и даже печную трубу. Поскольку он вдобавок был ещё единственным в деревне гармонистом, гармошку у него отобрали до окончания самоизоляции. Во избежание. А то как начнёт играть – вся деревня сбежится, и тогда что? Никаких стражников с нагайками не хватит.
Гюльчатай-апа беспрестанно злилась, ворчала, и даже вкуснейшие эчпочмаки, которые она по привычке пекла, стали казаться неугомонному старикану горше степной полыни. И в голове его созрел коварный план.
Прозвище своё он получил не зря – Арматур-бабай был человеком железной воли и упорства, кроме того, крайне изобретательный. Да, в деревне его звали только по прозвищу, совершенно позабыв паспортное имя.
«Устроюсь на работу, - решил бабай, - а там как пойдёт. Иначе ни жить, ни помереть не дадут».
На всякий случай Арматур-бабай напялил латы из старых корыт, которые втихаря склепал сам, накинул сверху фуфайку и помчался в контору.
Бай был не в духе. Ему и самому уже надоело сидеть в глуши, но вестей из ханской ставки не было.
- Тебе чего, старый? – спросил он недовольно.
- Я эта, - замялся Арматур-бабай, - пришёл вот. Волонтёром. Может, помощь какая нужна.
Старик выглядел таким невинным, что бай, хоть и хмурился, выдал ему разрешительную бумажку и назначил водоносом. Чтоб стражники не отвлекались на всякие глупости, а исполняли только свои обязанности.
Обрадованный Арматур-бабай, размахивая бумажкой, побежал домой.
Правда, встретившийся стражник был не очень грамотный и огрел старикана нагайкой. На всякий случай. Любой бы после этого неделю отлёживался на печке, но Арматур-бабая спасли латы. Стражник долго соображал, что же такое так страшно стукнуло. Но ничего не придумал и решил, что это нагайка испортилась.
А Арматур-бабай приступил ко второй части плана. Он стал носить воду стражникам в караулку, а поскольку стражники тоже изнывали от скуки, старик рассказывал им разные байки. Иногда он оставался у костра, и тут его байки превращались в жуткие истории. Особенно часто он рассказывал про страшную ведьму – старуху Убыр. «Косматая ведьма, старуха Убыр выходит из леса и идет прямо в деревню, - вещал Арматур-бабай, - она воет, потому что голодная. Никто не ходит в лес, все сидят по домам, поэтому она ищет случайных прохожих, чтобы сожрать!»
Стражники сначала хихикали, но вскоре присмирели и даже тряслись, будучи в карауле ночью – и правда по ночам они слышали загадочный вой.
Надо ли скрывать, что это были проделки Арматур-бабая? У него в сарае с давних пор лежал старинный карнай его прадедушки – здоровенная труба, которая издавала хриплый ноющий звук. Каждую ночь Арматур-бабай упражнялся в игре на карнае, утащив его подальше в огород.
Ни Гюльчатай, ни односельчане не были в курсе, кто это там завывает страшным голосом, поэтому слухи множились и были один другого страшнее. С наступлением темноты никто не выходил на улицу.
Решив, что достаточно запугал общество, Арматур-бабай принялся действовать. Посреди ночи он потихоньку зашел в свой сарай и напялил на себя маскарадный костюм, над которым упорно трудился в свободное от запугивания стражников время.
Закончив дело, он посмотрелся в старое зеркало, которое Гюльчатай в свое время выкинула в мусор, а запасливый бабай сохранил.
Из зеркала на него смотрела страшная ведьма. Мочальные патлы, художественно драные старые юбки жены, тулуп мехом наружу, древний истёршийся платок, а в довершение всего – ожерелье из куриных черепов, которые Арматур-бабай коллекционировал. Старик удовлетворенно хмыкнул и завершил образ макияжем – подвёл глаза сажей и как следует начернил брови.
Арматур-бабай выскользнул из сарая и огородами пошёл к костру стражников. Он шёл совершенно бесшумно, и в ночной тишине слышал их разговор:
- Слышь, чота сегодня тихо, а? Вроде не воет бабка-то… - с явным страхом в голосе говорил один.
- Уж лучше бы выла, - стуча зубами, ответил другой, - так ещё страшнее.
- Ууууу! – завыл Арматур-бабай выпрыгивая из темноты к костру и потрясая куриными черепами, - Ааааа! Ням-ням!!!
Стражники в ужасе бросили недожаренного голубя и с криками «Убыр! Убыр!» побежали в караульное помещение.
Поднялся переполох. В каждом доме зажёгся огонь, стражники столпились в караулке, но всех парализовал ужас, и никто не вышел и не погнался за страшной ведьмой.
Арматур-бабай между тем преспокойно выбрался за границу деревни и бодро побежал в сторону соседнего селения. Он никак не мог надышаться воздухом свободы, и после опостылевшего деревенского пейзажа лес казался ему сказочно прекрасным.
В деревне не спали всю ночь, в страхе вслушиваясь в тишину. Уже привычный хриплый вой стих навеки. А когда рассвело, оказалось, что отсутствует единственный человек – Арматур-бабай, водонос-волонтёр. Все решили, что именно его сожрала страшная старуха Убыр и искренне оплакивали. И только Гюльчатай не проронила ни слезинки. Слишком хорошо знала она своего супруга. Чтоб его слопала какая-то мифическая ведьма? Да ни за что! Подавилась бы его латами из корыт. О латах она тоже знала. Женщины вообще гораздо больше знают о своих мужьях, чем те думают.
Всё стало по-прежнему. Только стражники так боялись идти ночью в караул, что устраивали настоящие истерики. Вконец разозлённый бай разрешил им дежурить не по двое, а по четверо.
***
А через неделю на казённой тройке с бубенцами приехал гонец из ханской ставки. Он ввалился прямо в байскую контору и орал на всю деревню похлеще старухи Убыр. Оказалось, что моровое поветрие давно уже закончилось, было послано множество писем, и уже ресурсы ханской голубиной почты истощились – ни одна птица не вернулась назад.
Вместе с гонцом в деревню вернулся и пропавший Арматур-бабай, да не один – вместе с ним приехал и сын с женой и новорожденным.
- Как звать будем? – спросила бабушка Гюльчатай, вглядываясь в лицо внука.
- Как дедушку, - ответил сын, - Темирхан.
- Будут дразнить Арматур-батыром, - удовлетворённо сказал дед, - сразу видно – наша порода. Карнай ему подарю. И гармошку. Музыкантом будет.
