Роман «Звёздочка» глава 109
Бабушка Лиза с дедушкой Митей вернулись домой после поминок уже под вечер. Войдя в избу, старушка отчего-то насторожилась, но отчего, она сразу не поняла, как будто опахнуло чем-то чужим, незнакомым.
Они разулись у входа на половичке и прошли. Дед сразу завалился на диван и вскоре захрапел. Бабушка посмотрела на него и в мыслях посетовала: «Эх, Митя, Митя-я, с пьяну-то как тебя разморило. Сдаёшь ты у меня, ой, сдаёшь… Ни сколь себя не жалеешь».
На сердце у неё было неспокойно.
«Что-то не так, а вот что, не пойму?» — подумала она, теряясь в догадках.
Она зашла в спальню. Полиэтиленовая плёнка, которой она закрывала домотканые собственноручно половики, была сбуро́влена*.
«Митька, ли чё ли, заходил? Хотя зачем? — развела она руки в стороны в раздумьях. — Лето ведь, не зима… Зимой-то он хоть на сундуке у печки лежит да свои косточки греет, а летом-то чё ему тутака делать?»
Взглянув на сундуки, стоящие друг на дружке, она всполошилась не на шутку: верхний был поставлен не по её, а сдвинут чуть левее обычного.
«Гляди-кась чё делается, да неужто Митька мой рылся в сундуке? Столь лет прожили и сроду не залезал, а тут на тебе…» — насторожилась старушка. Она сняла стёганную ватой подстилку с обитого железными полосками сундука и открыла его. Все вещи в нём были небрежно перевёрнуты, кто-то явно что-то искал. С трудом она опустила верхний сундук и поставила его на пол. Открыла крышку другого и ужаснулась, он был на треть пуст.
Ноги у неё подкосились, и она бухнулась на крышку поставленного ею на пол сундука и слёзы закапали из её глаз как капель с сосулек на крыше ранней весной.
«Мать честна-а, смертное моё и Митькино ктой-то стащил… Да кому оно нужно-то? Батюшки святы, Пресвятая Богородица-а…» — зарыдала она не в силах сдержать себя.
Дед, услышав её вой, спросонья вскочил с дивана не понимая, что происходит и рванув к ней, чуть не свалился, поскользнувшись в носках, на крашенной жёлтой краской клеёнке, постеленной поверх половиц.
— Чё тако-о? — спросил он, подбежав к ней. — Случилось чё-о?
Старушка, глотая воздух, не сразу смогла ответить:
— Утащили-и.
— Кого утащили?!
— Да всё смёртное-е наше-е с тобо-о-ой… — причитала бабушка Лиза.
— Тьфу ты-ы, едрить твою налево… — ругнулся он. — Я уж думал с тобой чё случилося-а.
— Так, а нет, ли чё ли? Ты чё, э́нто, Митька, тако говоришь-то? Я же на смерть-то нам лет двадцать готовила-а. Всё честь по чести сложила да в узлы завязала. Уж всё ведь было готово, от плюша до тапок. Батюшки мои-и…Одних платков носовых да головных, носков да чулков и полотенец така́ масса была-а. И чё тепе́ря делать-то? Умрём и положить в гроб не в чё… — вытирая слёзы и нос платком сокрушалась она в отчаянии.
— Да нет смёртного и не надо, — ответил без тени волнения, на полном серьёзе дед. — Мы с тобой, Лизавета, вечно жить будем!
— Да как вечно-то, Митя-а? Мы уж с тобой к восьмому десятку продвига́мся… Помрём, так нас же люди с тобой осудят. Скажут, жили-жили и даже на смерть себе не нажили. Вот ведь чё-о! — пыталась вразумить деда бабушка.
— Нашла из-за чего переживать, Лизавета. А я так тебе скажу: никого ещё на столе не оставили, всех подчистую хоронят — хоть есть смёртное хоть нет. Во как! — указав пальцем в потолок заверил свою супругу дед. — Мы же с тобой не одиноки. У нас же родня как-никак есть! Неужто да они нас бросят да в последний путь не проводят? Ты же баба-то вроде не глупая, а простые истины не разумеешь.
— Да разуметь-то разумею, но ведь как снег на голову тако чудо свалилось… Ладно хоть увидала, а то бы совсем беда-а. — тяжко вздохнув, она его попросила. — Ты бы хоть проверил, Митя-а, может чё ещё у нас уволокли. У бабы Шуры-то вот так сёдня икону из красного угла дю́знули** да так и не знамо кто. — она обернулась в верхний правый угол комнаты и взглянула, висят ли две иконы на своём месте. Увидев их, беззубо улыбнулась, и на радостях воскликнула: — Гли́ко чё! А наши-то иконы не тронули…
— Ну вот, а ты ревела. Эх, не бережёшь ты себя, Лизавета-а, не бережёшь. А помрёшь, так на кого меня-то оставишь, а? — он пригрозил ей указательным пальцем. — Ты мне э́нто брось! Поняла?
Бабушка кивнула головой в ответ соглашаясь:
— Да понять-то я поняла-а. Покупать ведь всё по новой придётся-а…
— Ну так и купим.
— В магазинах-то путём ничё нет. Э́нто же придётся в город ехать или просить кого-то чтобы купили всё чё надо. — она задумалась ненадолго, а потом сказала. — Митя-а, надо бы деньги проверить, лежат али нет в потайном месте.
— Ну так и проверь. Где-кась они у тебя припрятаны-то?
— Да вон, дверь в чулан открой, там на стенке тулупы висят, а под ними-то пимы старые в друг дружку сложены. Я в них деньги-то сунула. — поведала тайну она ему.
Дед подошёл к двери, откинул крючок и отворив дверь зашёл в чулан.
— Темно тут шибко, Лизавета. — пожаловался он.
— Так ты лампу-то возьми с собой, всё тя учить надо. — раздражённо произнесла она.
— Щас, и то ли, — отозвался дед и вскоре появился. — Я так думаю, что можно и не искаться.
— С чего ты э́нто взял-то, а? Да неужто и деньги все как есть украли?!
— Да не-е, — успокоил он её. — Там те́меть така́, даже знаешь где, так и то не сразу найдёшь.
— А я тебе говорю, бери лампу да проверь. — не давая деду опомниться, заявила бабушка. — Я бы, и сама уж сто раз посмотрела да сердце зашлось. В носовом платочке они та́мака лежат.
Дед нехотя взял керосиновую лампу, зажёг её и пошёл опять в чулан. У бабушки Лизы закончилось терпение, и она окликнула его:
— Ну ты чё там молчишь-то? Уж нервы мои сдают.
— Нашё-о-ол, — радостно прокричал дед.
— Ну, слава тебе, Господи-и… Хоть будет на чё справить одёжу-то.
Дед вышел из чулана и подал жене узелок с деньгами:
— Сама уж пересчитай, Лизавета. А то-о, — почесав затылок. — у меня терпения не хватит.
Бабушка развязала узелок и развернув его, смачивая указательный палец слюной, стала пересчитывать деньги.
Пересчитав, отчита́лась ему:
— Две ты́щи двести двадцать пять рублей — как было́, так и есть… — вздохнула облегчённо старушка.
— Ну и курку́лиха*** ты, Лизавета…— выговорил дед удивлённо. — Куда таку́ массу накопила?
— Как куда-а?! — воскликнула бабушка. — Ты чё тако́ говоришь-то, чудак-человек… Деньги-то ведь завсегда нужны. Мало ли кто в долг попросит из своих, та же Танька наша, попросит, так ей даю. Она правда назад мне норовит после-то отдать, а уж я не беру, прощаю. Ребятёшек-то трое, как не помочь-то?
— Вот э́нто ты верно сказала, даже спорить не буду.
Она свернула деньги и опять завязала их в платок, протянув деду:
— На место иди их положи. Пущай там лежат до случа́я. А я отдышусь да вещи в сундуке-то переберу да как следует сложу, после-то.
— А в милицию-то не ду́машь, сообщить?
— А чё толку-то? Где-кась они наши с тобой узелки-то найдут? Чё зря их тревожить-то. — всплеснув руками, ответила бабушка.
— Может ты и права, Лизавета. Думай сама. Пойти, покуда, у соседей напротив поспрошать, видали они кого али нет.
— Замок тепе́ря-а, ли чё ли, на избу-то вешать, Митя-а? Всю жизнь ведь без замка прожили и на вот тебе… И как зашли-то они в избу-то нашу?
— Дак чё не зайти-то? У нас ведь у всех почитай в деревне-то избы одинаково на верёвочку закрыва́тся. Значит наш э́нто деревенский ктой-то и сотворил. Знать бы вот кто? Пойду, поспрошаю, может, ещё кого обчистили.
— До чё до́жили, мать честна-а…
Пояснение:
сбуро́влена* — сдвинута, смята
дю́знули** — утащили, своровали
курку́лиха*** — скупая женщина, скупердяйка
© 15.12.2020 Елена Халдина, фото автора
Запрещается без разрешения автора цитирование, копирование как всего текста, так и какого-либо фрагмента данного романа.
Все персонажи вымышлены, все совпадения случайны
Продолжение 110 Чудные они оба, что Танька, что Ванька
Предыдущая глава 108 Ни стыда, ни совести
Прочесть "Мать звезды" и "Звёздочка"