В жизни у Семёна было две мечты. Первая — электроудочка как у соседа Иваныча. И вторая — смачно харкнуть в лицо Бараку Обаме.
— Соседу Иванычу было бы тоже неплохо, — рассуждал Семён, — но тут и по морде получить можно, поэтому хотя бы Обаме.
Много раз он представлял, как бывший американский президент в слезах вытирает лицо, дорогой костюм, жену Мишель и детей от зеленой сопливой харчи. Смотрит жалобно. И сквозь плачь говорит:
— Ладно, Семён. Твоя взяла. Забирай Аляску.
И Сёма с чувством выполненного долга поднимает Аляску. Расправляет её как одеяло. Вытряхивает местных чукчей над Канадой. Сворачивает территорию трубочкой и подмышкой несёт домой — в родную гавань.
Встречают салютом. Государственные награды. Стоячие овации. Иваныч лопается от зависти. Главное донести и не рассыпать оленей перешагивая Атлантический океан.
Как говорят врачи — в организме всё связано. Вот и у Семёна мыслительная деятельность, по всей видимости, стимулировала бурную работу желудочно-кишечного тракта. Захотелось в туалет. Он надел ватник, с трудом открыл обледенелую дверь и попёр, рассекая сугробы как атомный ледокол.
Уборная находилась на заднем дворе. По внешнему виду она мало чем отличалась от дома. Разве что в несколько раз меньше. Её форма, выбор материалов и дизайн гармонично вписывались в окружающую архитектуру.
Сёма открыл дверь, зашел внутрь, снял треники и сел на холодный стульчак. Многим это покажется негуманным по отношению к жопе. Но по счастью, в молодости, когда он проходил военную службу, на одном из дежурств её напрочь отморозило. И с тех пор ни холода, ни боли этой частью тела защитник родины не ощущал.
Время летит незаметно, когда мыслитель погружен в думы о государственных делах. Перед глазами всплывают образы великих побед, герои сражений, моменты национального триумфа. Вот промелькнул Гагарин. Теперь Кутузов. Товарищ Сталин. Суворов. Сёма не знал как выглядит Суворов, поэтому представлял Александра Петрова.
(*Пометка для потомков* Александр Петров — знаменитый российский актер, игравший во многих фильмах 2015-2030 годов. В 2034-м трагически погиб во время первой войны между людьми и рептилиями).
В руках он мял туалетную бумагу. Снег, задуваемый сквозь щели в туалет, напоминал ему о родной Аляске. Так прошло около часа.
— Пора заканчивать. Дела не ждут! — коротко резюмировал Семён.
Попытался встать. Не вышло — жопа примёрзла к стульчаку намертво.
— Это как так-то?
Некоторое время он в муках отрывал эпителий от вечной мерзлоты. Опирался на ручку двери пока та не отвалилась. Даже попробовал вытянуть себя за волосы, как барон Мюнхгаузен. Сопел, крякал, молил Бога и звал на помощь. Но китайский пластик безжалостно вцепился в равнодушную к холоду и боли семёнову жопу. По щекам покатились слёзы. Как же обидно. Герою и такая смерть.
— Да, е***ый в рот! Сука, пусти! — в истерике кричал пророк Аляски.
Попробовал растопить лёд паром от дыхания, но гимнастические способности помогли разве что согреть колени. Растирания и резкие рывки тоже оказались тщетны. В конце концов, выбившись из сил, Сёма уснул. Прошла ночь.
Утром сосед Иваныч открыл двери уборной и обомлел. Неподвижный Сёма сидел как античная статуя, смотря вперёд. В глазах у памятника отражались застывшие образы имперского величия вместе с Александром Петровым.
Несколько часов мужики ломом отковали жопу от стульчака, но безрезультатно. Пришлось унести Сёму вместе с примёрзшими частями сантехники.
— Погиб! Погиб! — рыдая кричала жена Наташа. — Как же мы без тебя теперь? Пропади Америка пропадом!
Окаменелость отнесли в дом. Отогревали и пытались разогнуть. Оказалось, что проще свернуть мраморную плиту в рулон, чем выпрямить Сёму. Мышцы и сухожилия за ночь на морозе заставили тело принять вид самой мудоё***ой фигурки из тетриса. Той, которую никуда не воткнешь. Кстати, тетрис тоже придумали русские.
Наташа долго объясняла в похоронном бюро, гроб какой формы нужен. Описывала силуэт пальцем в воздухе. Рисовала на бумаге. Складывала из карандашей и ластика.
— Нужен вот такой.
— Таких нету. Есть такие, — гробовщик начертил прямоугольник.
— Так он не поместится.
— Другого предложить не могу.
Гроб пришлось делать самим. Иваныч сбил из брусков, оставшихся после строительства бани, большой куб. В него поместили табуретку. А затем тело с примерзшим к жопе стульчаком.
Прощание проходило в неловком молчании.
Сёму похоронили в любимой позе — сидя, широко расставив ноги.