В жизни мне приходилось самому писать такие штуковины, или редактировать их, когда внешне штуковина выглядит простой, посыл, к примеру, пропагандистский, или просветительский, не важно, легко считывается, и простодушный читатель этим ограничится. Дочитает, довольно урча. Или вознегодовав. Читатель продвинутей обнаружит, к примеру, ссылку на "Хазарский дневник" Милорада Павича - и глянет на читаемое чуть иначе. А уж если он обнаружит, что текст создан не напрямую от лица автора, что это "повесть Белкина"... Он задумается - если захочет. И начнет получать удовольствие от того, что обнаружит под одним капустным листом следующий, более свежий и сочный, а за ним иной, а там и ещё один, а после выяснится, что это не капуста, а лук, и слеза пробьёт того, кто взялся расстёгивать и разбрасывать по комнате смыслы, как одежду любимой девушки, пришедшей с мороза (Блок). Когда заиндевевшее пальто сменяет прохладный жакет (одна пуговка совсем на ниточке, может потеряться), а там и прогретая её внутренним солнцем крепдешиновая кофточка с тенью духов, и пушок персика на горячей коже (Набоков).
Когда-то давно Антон Долин спросил у меня в эфире, кажется, "Радио России", а честно ли это - редактировать пропагандистский листок "Не дай Бог!", но заворачивать в него элементы реального размышления над ситуацией, а также и некой постмодернистской пародии, доводя дело аж до комикса, где несомненный пропагандистский посыл сплетался с милым издевательством от рисовальщицы Кати Заштопик, а моё дело было взвешивать всё это на аптекарских весах, чтоб и заказчик не вознегодовал, и читатель дочитал до конца - и понял, что в этой истории те, кто призывает его придерживаться консервативной стези (речь шла о президентских выборах), тем не менее не держат его за идиота.
Я нашел, что ответить Антону Долину, но сегодня я ответил бы ему лучше - ссылкой на родной ему кинематограф.
Тут я, который считал, что довольно хорошо разбираюсь в Голливуде (да и во всём остальном), должен признаться, что совершенно другими глазами пересмотрел несколько фильмов мной абсолютно недооцененного Дугласа Сёрка (автопомощник правит на "Сурка", но уж если и править, то на Сирка, изначально фамилия этого датско-немецкого мастера читалась, скорее, так). Как я промахнул практически мимо этого режиссёра, который так помогал бы мне в моих спорах с друзьями о том, является ли лакировщиком действительности человек, создающий и терпеливо отлаживающий свой отдельны, собственный мир из умело отобранных кусков реальности?
Для начала перечислю фильмы. Это "Имитация жизни", "Слова, написанные на ветру", "Всё, чего я хочу", "Соблазн", "Все, что позволено небесами". "Всё, чего я хочу" и "Соблазн" черно-белые, они они чуть сбоку, тренировка пред главными олимпиадами, остальные цветные шедевры, в потрясающем тогдашнем цвете, который теперь никакими фильтрами не создашь, "Техниколор" называется.
Всё это конец сороковых - пятидесятые годы. Звёзды: женщины, чуть-чуть позже их юного зенита, что даже хорошо, поскольку в них драгоценное волнение уходящей красоты и славы, заметное, как кажется, только им самим. Едва тронувшееся в путь, на лестнице, ещё дверь не захлопнулась.
Барбара Стенвик, Джейн Уаймен (была до Нэнси и политики женой Рональда Рейгана), Лана Тёрнер, Лорин Бэколл, Дороти Мэлоун и Люсиль Болл, вообще феерическая дама, едва не поступила в компартию США, но, вовремя одумавшись, стала медиамагнатом. Мужчины, где самым ярким и самым сомнительным стал Рок Хадсон - именно про него, а не про Ахеджакову надо было писать Гафту "всегда играет одинаково". Там ещё мелькают Роберт Стэк и даже Борис Карлофф, но дело точно не в них. Именно умерший от СПИДа гомосексуалист Хадсон (которого без очков запросто спутать с Элвисом Пресли) просто обязан был играть мужчин мечты, а конкретно, американской дамской мечты, которые сияют недостижимыми вершинами этих густопсовых мелодрам. И увозят счастливых героинь в техниколоровские затемнения хэппи-эндов под душераздирающие оркестры.
Чтоб вы поняли, до какой степени всё это прекрасно, я бессовестно опишу вам одну из сцен. Упавший с горы молодой садовник Хадсон лежит без сознания у огромного, слегка примороженного узорами окна собственного дома у старой мельницы. Там правда мороз и солнце, день чудесный. К нему приехала узнавшая о несчастье его любовь Уаймен, вдовушка, на десять лет старше и на десяток миллионов богаче, страшно переживающая, что не вышла замуж за этого идеального красавчика по сословным причинам: сплетники города не поймут мезальянса. Любит она его искренне - ну, кто ж не полюбит Рока Хадсона?
Медсестра позволяет ей присесть у изголовья больного. Больной пошевеливается и открывает глаза. Звучит тема любви, опрокидывающей сословные преграды, имущественные предрассудки, эгоизм детей, осудивших мать ("и башмаков не износила", хотя уже немало лет прошло со смерти их отца). Кондитерская фабрика перевыполнила план? Обрушена плотина слёз? Умилилось сердце? Нет, чего-то не хватает. И тут за окном, появляется олень.
Трепетный и изящный. Просто выходит из лесу. И подходит к огромному окну, как бы говоря: вставай парень, хороший конец неизбежен.
Знаете, такие коврики были, с оленями? Вот.
Это ж как надо любить, понимать и в то же время ненавидеть это чертово американское общество, издавна лицемерное и фальшивое, в котором добрым словом и железным кольтом Голливуда взламывались одни приличия и нормы, а насаждались другие, чтобы, насаждая, издеваться? Проповедуя, усмехаться, а вычищая кадр до стерильного блеска рекламной картинки (именно в таких домах и городках живут герои его фильмов), показывать всю неизбывную нутряную плесень некоторых героев (ну, справедливости ради, есть у него, как в жизни, и симпатяги). Сёрк, иммигрировав в США, остался Сирком, мастером европейским. Стоящим на плечах гигантов. Зарабатывая деньги и снимая по голливудским канонам крепчайшие мелодрамы, он снабжал их вторым, третьим, а кое-где и четвертым планом. Его отношение в героям прорывает коврик с оленями бесконечно лезущими в кадр нефтяными качалками ("Иллюзия жизни"). Иногда он впускает в свой фильм сатиру и непристойность: когда раскаявшаяся грешница, нимфоманка-гадюка неожиданно для самой себя совершив первый благородный поступок в жизни, остаётся владелицей нефтяной империи, и прижимает к лицу золотую нефтяную вышку, что стояла фаллическим символом на столе у её отца и деда, режиссёр, конечно, выходит за пределы, очерченные Голливудом тех лет. Зато он прорисовывает контуры будущего - и прямым наследником Сёрка-Сирка является, на мой взгляд, хулиган Тарантино. Просто он ещё не делал душераздирающей многослойной мелодрамы в стиле "Техниколор".
Кто делал нечто подобное у нас? Не было у нас такого. Иногда я вспоминал, по прихоти сюжетов и ассоциаций, "Евдокию" и "Три тополя" Лиозновой. "Родную кровь" Ершова. Но наши фильмы в разряде мелодрамы чище, светлее, проще. Почему? Ну это ещё надо целую заметку писать. Может, когда нибудь. Позже.