Зачем автору басни надо прямым текстом объяснять ее мораль? Разве не интереснее, когда читатель сам делает выводы?
Но нет же, баснописцу нужно свою притчу разжевать, повторив ее смысл. Это похоже на еще один удар по шляпке уже вбитого гвоздя. Или нет?
Лучше всего понять, зачем басням «мораль», мы можем, обратившись к источнику жанра – Эзопову сборнику.
«Дуб и тростник»
«Дуб и тростник спорили, кто сильней. Подул сильный ветер, тростник дрогнул и пригнулся под его порывами и оттого остался цел; а дуб встретил ветер всей грудью и был выворочен с корнем».
(здесь и далее – переводы М. Л. Гаспарова)
Притча известна всем и кажется достаточно банальной. Впрочем, Эзоп хотел сказать не то, чего ждем мы.
«Басня показывает, что с сильнейшими не следует спорить».
Поедем дальше!
«Улитки».
«Крестьянский мальчик жарил улиток. И, услыхав, как они шипят, воскликнул:
"Негодные твари! у вас дом горит, а вы еще песни петь вздумали?"
Басня показывает, как непристойно все, что делается не ко времени».
Кажется, из рассказа можно выжать гораздо более серьезную «мораль», чем у Эзопа (современный человек подумал бы: смысл притчи в том, что спутником жестокости является необыкновенный цинизм).
Однако у «эзоповой морали» есть большое преимущество: она неожиданная. Как для нас, так и для древних греков.
«Мальчик, объевшийся потрохов»
«Зарезали люди в жертву богам быка в поле и созвали соседей на угощение. Среди гостей пришла и одна бедная женщина, а с нею сын. Во время долгого пира наелся мальчик до отвала потрохов, напился вина, заболел у него живот, и закричал он от боли:
"Ой, мама, из меня потроха лезут!"
А мать и говорит:
"Не твои это потроха, сынок, а те, которые ты съел!"»
И какова «мораль»?
«Эту басню можно применить к должнику, который берет чужое с охотою, а когда приходит пора платить, страдает так, словно отдает свое собственное».
Не ждали?
«Олень и виноград»
«Олень, убегая от охотников, спрятался в винограднике. Прошли охотники мимо, и олень, решив, что его уже не заметят, стал объедать виноградные листья. Но один из охотников обернулся, увидел его, метнул оставшийся дротик и ранил оленя. И, почувствовав смерть, олень со стоном сказал сам себе...»
«Глупый олень», думаем мы, уже имея опыт чтения Эзопа. «Забыл об опасности, а она еще не прошла».
«И, почувствовав смерть, олень со стоном сказал сам себе:
"Поделом мне: виноград меня спас, а я его губил".
Эту басню можно применить к людям, которые обижают своих благодетелей, и за это их наказывает бог».
Эзоп – внезапно – проявил себя моралистом, что, в общем, для него не свойственно.
Короче говоря, древняя басня – это вид метафоры. Идеальная метафора (как и сравнение) – и неожиданна, и верна. Чтобы читатель хлопнул себя по лбу и вскричал: «Семен Семеныч! Как же я раньше не догадывался, что две эти вещи так похожи?!».
Сравнение всегда содержит два элемента – то, что сравнивают, и то, с чем сравнивают. Потому первый элемент басни – сама притча, а второй – ее толкование. Между ними всегда есть какой-то люфт. В момент «прыжка» от притчи – к неожиданному смыслу появляется художественный эффект. Этот «прыжок» бывает длинным и замысловатым.
Поэтому в Эзоповом сборнике в ста случаях из ста объясняется, «о чем басня»: таковы правила игры.
В принципе, это все. Каких-то поэтических «красот» в тексте Эзопа нет. Мало того, что это просто проза. В оригинале это грубая, неотшлифованная проза. Один хороший филолог-эллинист мне рассказывал, каким образом Гаспаров работал над переводом Эзопова сборника. Тот подчеркнул цветным карандашом простонародные и нелитературные выражения в древнегреческом тексте – и в русском переводе придавал этим местам разговорную интонацию. Например, вместо «Крестьянин пошел в лес», писал «Пошел крестьянин в лес».
Таковы истоки жанра «басня фольклорная»: ведь эти притчи лишь приписаны Эзопу, а на самом деле создал их народ.
Продолжение – (про "мораль" в баснях Крылова).
Все мои статьи, связанные с историей литературы, можно найти в оглавлении журнала «Нетривиальная история».
Читайте также:
Три непонятных слова в 18 строках: понимаем ли мы текст «Онегина»?
Почему Рим стал империей, а Афины и Спарта – не стали?
Была ли у древних римлян совесть?