В станице Дядьковской Добровольческая армия остановилась на днёвку. Население встретило крестным ходом и хлебом-солью. Станичники оказали радушный приём. Добровольцы отдыхали в покое, сытости и уюте. Моральное состояние после перехода железной дороги улучшилось. Генерал Деникин писал:
«…по лицам добровольцев, по их ответам и разговорам почувствовал ясно, что хотя тяжелая рана, нанесенная смертью любимого вождя, болит и заживет не скоро, но что наваждение уже прошло; что по этой широкой кубанской степи, под ясным солнцем идет прежняя Добровольческая армия, сильная духом, способная опять бороться за Родину и побеждать.»
Раненым тоже были созданы неплохие условия. Вспоминает участник похода Роман Гуль:
«Солнце льется сквозь листву. Хорошо. Отдыхаем…
Из боя пришел товарищ, его обступили: "расскажи, как это мы вырвались-то?" - "Сам не знаю. Марков все дело сделал. Он с своим полком вплотную подошел к станции, пути разобрали, орудие прямо к полотну подвезли. Их войска в поездах были. Подъехал такой поезд, наши по нему прямой наводкой как дадут! Огонь открыли и на ура пошли. Марков первый на паровоз вскочил - к машинисту. Тот: товарищ, товарищ! а он, коли, кричит, его в пузо… его мать! Тут их стали потрошить, бабы с ними в поезде были, перебили их здорово. Они от станции побежали, но скоро оправились, недалеко засели, огонь открыли. Тут вот долго мы с ними возились. А обоз тем временем проскочил… У наших тоже потери большие. А Алексеева видали? Прямо у полотна стоял под пулями… Ну, хорошо, что под Медведовской хоть снарядов и патронов захватили, а то совсем бы был конец".»
После неудачной осады Екатеринодара (ныне Краснодар) отношение добровольческих генералов к членам Кубанского правительства ещё более ухудшилось. Особенно доставалось военному министру Савицкому. Об этом вспоминает член Кубанского правительства Скобцов:
«Савицкого же добровольческие генералы третировали просто как неуча и ловчилу при делании своей карьеры. Он, действительно, тут сделался просто подпевалой Быча и усугублял его раздражение против генералов, а те через Савицкого привыкли смотреть, как через кривое зеркало, на всех кубанских деятелей. Семя неприязни, раз заброшенное, разрасталось.»
Главной задачей этого периода белогвардейское командование считало как можно быстрее покинуть территорию Кубанской области. В Дядьковской генерал Деникин решил увеличить суточные переходы. Для этого необходимо было посадить всю пехоту на подводы. Такая тактика не без успеха применялась красногвардейскими отрядами. Вот как об этом размышлял сам Деникин:
«Но это решение ставило с необыкновенной остротой вопрос о лазарете. Положение тяжело раненых становилось безвыходным. Они целыми днями тряслись в повозках по ухабам. В течение последних трех суток (от вечера 31-го до вечера 2-го) обоз прошел свыше 90 верст, причем «отдых» в Гначбау не превышал 6–8 часов, а некоторые повозки не разгружались за это время вовсе. В дальнейшем ожидались еще большие трудности. Смертность в лазарете, в котором, кроме того, уже иссякли лечебные и перевязочные средства, достигла ужасных размеров. Предстояло одно из двух: или изменить систему маршей, подвергая армию возможности окружения и гибели, или обречь походом на верную смерть тяжело раненых добровольцев.»
Продолжение следует...
Подписывайтесь и читайте предыдущие ХРОНИКИ на канале "БЫЛОЕ"