В 1928 году начались смущения, связанные с опубликованием декларации митрополита Сергия (Страгородского). Епископ Вениамин (Воскресенский), разъясняя пастве свою позицию относительно декларации, писал из ссылки: «Церковь имеет каноны. Каноны говорят: нельзя Предстоятеля Церкви судить без суда Церкви. Если его пока нет, то пребудь в терпении и уповании, и чаянии грядущего суда; он будет или через Собор, или, по невозможности его, через консенсус, какой состоялся об обновленцах. Митрополит Агафангел, находясь в преддверии смерти, не решился выступить с судом (отделение означает именно суд) без суда Церкви. Я тоже не решаюсь и боюсь. Я повинуюсь митрополиту Сергию. Это не означает, что я соглашаюсь с декларацией... Я с ней не соглашаюсь, я против нее, я осуждаю ее. Я не "мирюсь" и не "соглашаюсь" с митрополитом Сергием и считаю его виновным, а просто повинуюсь. Я хочу быть послушным Церкви и ее канону: без суда не суди. Я боюсь выступить с судом без суда Церкви. Кто поступает лучше – предоставляю решить церковному сознанию». <…>
16 октября 1928 года скончался в Ярославле митрополит Агафангел (Преображенский), при котором за богослужением поминалось только имя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра и правящего архиерея, как протест против несовместимых с церковными принципами, с точки зрения ярославского духовенства, положений митрополита Сергия, изложенных в декларации, но при этом митрополит Агафангел и его викарии заявляли, что от митрополита Сергия не отделяются и нового церковного центра не создают.
На погребение митрополита Агафангела прибыл архиепископ Павел (Борисовский), назначенный митрополитом Сергием, временно исполняющим обязанности управляющего Ярославской епархией. На первом же богослужении он стал поминать митрополита Сергия, что смутило ярославское духовенство и паству, которые выступили против архиепископа Павла. <…>
Почитая долгом архиерея высказать свою церковную точку зрения, как он понимает возникшие перед Русской Православной Церковью вопросы, требующие церковного разрешения, епископ Вениамин писал архиепископу Павлу:
«Немало писал я и старался о том, чтобы оказать влияние, по моему личному сознанию и долгу епископа, на неправильное отношение Ярославцев к митрополиту Сергию и к Вам, посланному от него на Ярославскую кафедру Архиепископу. Правильным отношением я считал и считаю – осуждение Декларации с Синодом, и при всем этом – церковное единение с митрополитом Сергием. Отделение от митрополита Сергия без церковно-формального суда Церкви, или без явно выраженного общего голоса Церкви, или без увольнения митрополита Сергия нашим Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Петром – отделение по своему частному разумению и почину – я считаю каноническим беззаконием и самосудом. До суда – или Собором, или общим голосом Церкви, или митрополитом Петром, митрополит Сергий – законный заместитель и, как бы ни порицалась его Декларация, церковное единение с ним не должно быть порвано. Относительно Вас, как Ярославского архиепископа, не избранного, но назначенного, причастного к Декларации и Синоду, я приводил в письмах мысль, что при всем каноническом и церковно-конструктивном наклоне к избранию, назначение Вас на должность не может составить канонического прецедента к отделению Ярославцев от Сергия и от Вас. <...>
Почему ныне последовало разъединение? Прежде всего, причиной такого разъединения послужила знаменитая Декларация митрополита Сергия. Декларацией достоинству Церкви, церковному единению и миру нанесен был сильный удар, тело Церкви испытало глубокое потрясение. Произошли волнения, протесты, распри, отделение, вражда. Церковь стала на "страже". Доверие к митрополиту Сергию поколебалось, у многих и совсем утратилось. Заподозрено было его православие, встал вопрос: достоин ли он стоять во главе Церкви? Мир в Церкви и теперь не восстановлен, связь тела с главой в ослаблении, в расстройстве. Митрополит Сергий начал предприятие сложное и трудное по своей духовной основе. В целях упорядочения гражданского положения Церкви в современном государстве митрополит Сергий совершил опыт беспримерный в истории Церкви – опыт соприкосновения двух взаимоотрицающих стихий: Царства Божия и царства безбожия, Царства Христа и царства антихриста. Митрополит Сергий всегда отличался известной гибкостью своего ума. Здесь он перешел меру и стал ее жертвой. Декларация поставила Церковь в такое отношение к современному государству, какого она принять не может, оставаясь Церковью. Наше государство открыто перед всем миром начертало на своем знамени – безбожие и борьба с религией, с православием в особенности. "Борьба до победного конца", до полной смерти религии. Церковь никогда не может сказать такому правительству: "Я с нашим правительством", безбожному народу: "Я с нашим народом". Церковь никогда не может сказать: "Радости и успехи нашей гражданской родины – наши радости и успехи, неудачи ее – наши неудачи". Правительство выступило под знаменем безбожия и систематической богоборческой войны с религией. Христианская наша родина под руководством богоборческого правительства систематически и быстро перестраивается, она уже новая, строение ее во всех отраслях жизни безбожное, антихристианское, образуется безбожная родина. Радости и успехи ее безбожного строения не могут быть радостями Церкви. Понятие родины – понятие сложное. В состав его входят термины: географический, национальный, политический, социальный, бытовой, религиозный. Из всех этих терминов лишь один пока остается для нас неприкосновенным – географический. Да и последнее не совсем так. Все освящается словом Божиим и молитвой (1 Тим. 4, 5), и земля может быть святой и не святой, чистой и оскверненной. Безбожие оскверняет и землю: безбожная родина уже не священная родина. Для христианина она перестает быть родиной. Христианин не может назвать безбожно построенной родины – своей родиной, и тем более радоваться ее радостям и успехам. Радости и успехи безбожной родины закрепляют безбожие родины и поэтому не могут быть радостями христианина. Встав рядом с безбожием и богоборческим правительством, усвоив себе радости и успехи безбожно построенной и богоборческой родины, митрополит Сергий "преклонил" Церковь Христову под одно ярмо, под чужое ярмо, с "неверными", в причастие праведности "беззаконию", в противоестественное, насильственное согласие Христа с Велиаром (2 Кор. 6, 14-15). Через две тысячи лет после крещения Христа, отказавшегося "от поклонения ему" (Мф. 4, 9), митрополит Сергий, как знаменитый великий инквизитор Испании, "преклоняет" выю Христа перед "ним". На призыв диавола: "Падши поклонишься мне", Христос ответил призывом к диаволу: "Иди за мною, сатана" (Мф. 4, 9-10). Ни Христос не поклонился перед искусителем, ни диавол не последовал за Христом, отыде от Него до времени (Лк. 4, 13). Через две тысячи лет русский великий инквизитор предпринимает новый мировой опыт, вновь сводит Христа с антихристом, "соглашает" их и преклоняет их под одно ярмо "грузовой антихр. повозки мира". Чудовищный союз – соединение неба и ада. Картина потрясающая! Картина не фантастическая, а из реальных красок Декларации. Краски дословные, действительные, рисунок не произвольный. Церковь ужаснулась перед картиной. Иерархия и миряне, за немногим исключением, отвергли с глубоким волнением, с большой тревогой и лишением митрополита Сергия своей любви и уважения, какими они раньше окружали его. Многие с лишением доверия, неприязнью, враждою заподозрили в нем нечистоту его православия, перестали видеть в нем представителя Православной Церкви. Начались отделения, самосуды, приговоры, прекращение церковного поминовения. Не прекращается до последнего времени постоянный ропот на митрополита Сергия во всех церковных округах. Так понята была Декларация Церковью – иерархией и мирянами. Митрополит Сергий не может жаловаться на неправильность понимания. Вся Церковь поняла документ одинаково. Митрополит Сергий не может говорить, что он не имел ни таких, ни подобных намерений "преклонять" Церковь на союз с безбожниками-богоборцами и их вдохновителями. "Союз" создан вопреки действительности. Произнося известные положения, он подразумевал под ними весьма ограниченное содержание, более или менее допустимое обыденно-бытовым мышлением. Оказывается, многие люди, читая слова документа, должны не только усваивать их прямой, буквальный смысл, но одновременно за тысячи верст прозревать и скрытые в душе автора мотивы, внутренне соединяемые с изложенными на бумаге словами. Возможное иногда, по степени логической полноты содержания, угадывание невысказанных мыслей автора невозможно у митрополита Сергия. Выражения его кратки, определенны и не имеют логического окружения, которое оказало бы помощь в угадывании скрытых мотивов. Дано очень ясное "да", и никакими ухищрениями нельзя сделать из него "нет". Когда документ выходит из рук автора, он отделяется от личности автора. Читатель не знает и не видит автора, он видит документ и по его словам судит о личности писателя. Таков литературный закон и право читателя. Если принять оправдание митрополита Сергия, что данные выражения он употребил не в буквальном смысле, что под ними надо подразумевать такие-то и такие-то слова – слова сами по себе означают одно, а внутренне имеется в виду другое, – придется его винить в другом неблаговидном обстоятельстве – двойственности его намерений. Одной, явной стороной он направляет свою речь к правительству, а другой стороной, совершенно не соответствующей первой, к Церкви. Церковь – не мирская дипломатия, которой нередко свойственна такая непристойная двойственность языка. В своей основе апология митрополита Сергия утверждает, что он "чист" и неповинен ни в каких союзах. Ему можно верить или не верить. Могут верить лично знающие его, но их малые сотни. Незнающих – большие тысячи. Они видят плод, и для знающих и незнающих плод этот отравлен ядом, и веет от него не Христовым благоуханием. Он причинил глубокое страдание Церкви, произвел болезненное нестроение внутри Церкви, подверг умалению славу Ее перед внешними. Ослабело у многих ощущение святости "Сергиевой церкви", и встал вопрос: не надо ли уйти из нея? "Плод принесен без худого намерения", – сказано у митрополита Сергия. Он знает, что при явном соглашательстве Церковь рассталась бы с ним тотчас же по падении плода с древа. Но думать ли, что отсутствие намерения снимает вину? Без намерения совершается нередко великое зло. Церковь и в таких случаях налагает свою епитимью на создавшего зло ненамеренно, ибо у нравственного существа много элементов вины и в ненамеренном деянии. Таким же образом Церковь сочла много повинным митрополита Сергия, допуская "ненамеренность". <...>
В словах митрополита Сергия прозвучала измена христианскому знамени, потому-то Церковь забила тревогу. Она ужаснулась восставшего призрака. Ужаснулась за судьбу русского Православия, за место его в богоспасении».
Из жития свяшенномученика Вениамина (Воскресенского), епископа Романовского, викария Ярославской епархии. Автор жития архимандрит Дамаскин (Орловский), полный текст жития по ссылке: http://www.fond.ru/index.php?psx=4&menu_id=352&menu_parent_id=&name_id=91&person_id=931&flag_view=3