Мама и папа в первый раз встретились в детдоме. Да, вот так бывает. Она попала туда в 12 лет после смерти своей матери. Отца никогда никогда не знала. Родственники по матери были, но девочку почему-то никто не забрал. Впрочем, говорят, что время тогда было тяжелое – 1991-й год на дворе, сами с трудом выживали, зарплату задерживали на полгода, а то и «продукцией» выдавали. Мясо видели только по праздникам, а конфеты – поштучно, и то не каждый день, и это еще в лучшем случае. Кто-то в это время поднялся, а кто-то «не вписался в рынок». Наверное, родственники рассудили, что девочку в детдоме хотя бы накормят и оденут-обуют. Может, и правы были. Я в то время не жила, знаю об этом времени только по рассказам мамы. Страшно, конечно.
Маме в детдоме пришлось несладко. Характером она были добрая, доверчивая, училась хорошо, на пианино играла. Обычная девочка из благополучной семьи, которой не повезло. За это ее и невзлюбили. Другие девочки поколачивали нередко – за то, что не похожа ни них, что в пример ставят. Так она с моим папой и познакомилась. Он за нее вступился, и сказал, что если ее хоть пальцем тронут – будет бить по лицу, даже если это будет девочка. От мамы отстали.
Папа был на два года старше, из того же детдома. Только родителей своих он никогда не знал. Почти всю жизнь там и прожил – его вроде забрала одна семья, но быстро вернули. После этого он сказал, что не нужны ему никакие приемные родители. Что там на самом деле было – одному богу известно.
Мама и папа подружились, их даже называли «женихом и невестой». Папа после детдома поступил в мореходное училище, в 19 лет ушел в море кадетом на первую практику, а потом связал с этим всю жизнь. Последние 15 лет первым помощником капитана ходил.
Мама после выпуска вернулась в свою квартиру, закончила педагогическое училище, работала в школе. Несколько лет они переписывались, он приезжал в отпуск в родной город, но на самом деле – к ней. А потом, когда он уже встал на ноги, начал зарабатывать – приехал насовсем, и они поженились. Я родилась через год, через 8 лет родилась сестра.
Вот так и жили – он уходил в рейс на несколько месяцев, а она ждала его дома и растила нас. В перерывах от рейса к рейсу папа непрестанно баловал нас с сестрой. У нас всегда были лучшие игрушки и самые красивые заграничные платья. Мы ходили на лодке в море, выезжали с палатками в горы, катались на лыжах в Приэльбрусье. Жили за ним как за каменной стеной. Моряки хорошо зарабатывали, и после моего рождения мама уже не выходила на работу. Занималась только нами.
А потом папа купил участок в пригороде, 2 остановки от вокзала на электричке. На горе с видом на море. Отдал за него огромные деньги – большой дом, который он потом построил, стоил столько же, сколько эти 6 соток земли. Но он говорил, что видеть из окна море и суда на горизонте для него очень важно. Так мы и жили счастливо, пока все не изменилось.
В тот день, 31 августа, мы на даче отмечали день рождения сестры. Мариночке исполнялось 7 лет, а на следующий день она шла в первый класс. Вечером собрались и поехали в город, и уже в центре, Марина вспомнила, что забыла на даче свою любимую игрушку – плюшевого зайца. Она без него не засыпала, это был папин подарок на ее трехлетие, и с тех пор этот замусоленный заяц был всегда с ней, даже в дальних поездках. Папа сказал, что в день рождения отказывать нельзя, и они вернутся за зайцем, ехать на машине минут 20. А нас с мамой высадил в центре – мы поехали домой, нужно было купить цветы на линейку и погладить платья. Помню, что начал накрапывать дождь, и мама сказала «осторожнее на серпантине».
Было уже 8 вечера, когда мы поняли – что-то произошло. Их не было уже 3 часа. Телефон папы не отвечал – «абонент недоступен». А в 11 ночи в дверь постучали. Я была в своей комнате. А потом услышала страшный крик мамы – я никогда в жизни не слышала, чтобы человек так кричал. Это был вой раненого зверя. Я не смогла выйти из комнаты, мне было так страшно, что я не могла сделать ни шага.
Папа и Марина возвращались с дачи. На мокрой трассе занесло прицеп у встречной фуры, он только слегка зацепил машину, но этого хватило - она вылетела с трассы, упала в обрыв и взорвалась. В полиции сказали, что они погибли мгновенно. Опознавать было некого. Нам выдали пряжку от папиного морского ремня и плюшевого зайца – видимо, сестра выбросила его в окно машины, он висел на дереве в обрыве. Я ненавидела этого зайца – они погибли из-за него. Но и выбросить не смогла – это была любимая игрушка сестры, она пахла ею. И это была последняя ниточка, на каком-то более тонком уровне, которая связывала меня с нею. Я убрала этого зайца в самый дальний уголок шкафа, и доставала всего несколько раз. Но каждый раз сердце просто разрывалось.
Мама, моя 38-летняя мама поседела за одну ночь. Похороны прошли в анабиозе, она не плакала, но и не понимала, что происходит. Она погрузилась в какой-то свой мир, в который никто не мог пробиться. Ходила как в полусне, ела на автомате, когда я ее кормила, спать ложилась, когда я ее укладывала. Часами сидела в кресле, рассматривая старые фотографии. А я осталась одна один на один со своим горем. Я боготворила папу, любила сестренку, а теперь мне даже не с кем было поговорить. Во всем мире у меня остался только один близкий человек – моя мама, но и ее я начала терять.
В тот год я шла в 11-й класс, конечно, успеваемость у меня упала, было не до репетиторов и подготовки к ЕГЭ, мечты о поступлении в морской университет в Новороссийске начинали казаться несбыточными. Я взяла на себя ведение хозяйства, оплату счетов, вообще все. Оказалось, что денег на счете было не так уж и много, все старые накопления были вложены в дачу, а новые не были внушительными. Пенсия по потере кормильца на меня была не очень большая. Профсоюз и сослуживцы отца очень хорошо помогли финансово. И потом приезжали к нам, передавали коробки с продуктами и вещами. Вообще, мы привыкли жить хорошо. Без излишеств, но хорошо. А теперь надо было очень внимательно относиться к тратам, чтобы протянуть хотя бы год-полтора. Я долго считала и сводила концы, пока, наконец, не поняла, что даже если я поступлю в университет на бюджет, то мы не справимся. Я должна буду уехать в другой город и на что-то жить. А жить было не на что. К тому же, я не могла бросить маму – она была как потерявшийся ребенок. Работать она не могла – друзья могли бы устроить ее на работу в порту на непыльную должность, но об этом не могло быть и речи. Она могла за обедом час сидеть с ложкой в руке, уйдя в свой мир. Фактически, я была сиделкой при ней.
Мне удалось поступить в университет, но на заочное отделение – это был мой выбор. Я могла заниматься дома, присматривать за мамой, а на время сессии за ней присматривала соседка. Но денег катастрофически не хватало. Мы жили на даче, а городскую квартиру пришлось сдать. Я даже стала донором и регулярно сдавала кровь, чтобы получить хотя бы небольшую сумму денег. И в один из дней к нам пришел бывший коллега отца, друг семьи. Он пришел к маме и долго говорил с ней. Не знаю о чем, но в конце вечера что-то изменилось. Я принесла им чай, и дядя Петр сказал мне остаться. Сказал, что он поговорил с мамой, что так больше продолжаться не может, и она вроде как его услышала. Дядя Петр договорился, что я буду работать в филиале их судоходной компании, тут, в городе. Зарплата для начала не очень большая, но и требовать будут немного, и на сессии отпускать. А потом, со временем, когда обучусь - будет и должность посерьезнее, и зарплата повыше. Я согласилась, выбора у нас особого не было. Из доходов – только сдача квартиры и небольшая пенсия, все украшения ужа давно проданы. А маму вместе со своей женой дядя Петр отправил в санаторий – от профсоюза. Да, нам помогали. Я говорила, что моряки – люди особого склада. Не бросили в беде.
Из санатория мама вернулась в нормальном состоянии. Она хотя бы была «в себе». Ее не страшно было оставлять одну. А я уже три недели работала и вливалась в процесс. Жизнь начала возвращаться в нормальное русло.
____________________
Продолжение
https://zen.yandex.ru/media/koshka_shredingera/angelhranitel-chast-3-5fd607389480ec78dcf940f0