1.
Джордано принес мне кусок хлеба с водой. Положил еду прямо за дверью, а когда я поднялся из своего угла, чтобы поблагодарить его, быстро вышел, отступая и пятясь к проходу, перекрестился и захлопнул тяжелую дубовую дверь с такой силой, что она еще несколько секунд вибрировала.
- Отец Фабрицио только что умер. Через три дня похороны. Молись за его душу, если в тебе есть хоть капля сострадания, - голос Джордано из-за двери был глухим, и даже каким-то загробным.
Новость для меня не была какой-то неожиданностью, отец Фабрицио попрощался со мной еще ночью. Удивил страх Джордано. Странно, у него нет причин бояться меня. Мы столько лет жили рядом, в конце концов, это я больше боялся. Что на самом деле произошло? Да почти ничего, просто был приступ. Может быть судороги - это что то плохое? Возможно, они бояться, что это заразно, к чему все эти разговоры о дьяволе? И почему тюрьма?
Я разломил кусок хлеба, свежий и душистый. Позавчера я дома замешивал такой же. И надо сказать, что он мне действительно удался. Внезапно в горле стало горько. Где то у окна сел дрозд и начал выводить свои трели. Прилетает и через секунду улетает, таща что то в своем клюве. Хотелось быть на его месте... А на самом деле, Джордано не говорил, что со мною будет. За все свое время пребывания в монастыре, я не встречал никого, кого бы обвинили в связи с дьяволом. Я понятия не имел, что ждет таких людей.
Паранойя неуклонно развивалась, и мои мысли разбегались в разные стороны. Внезапно мой день стал необычайно долгим. Больше никто не появлялся, ничего не случалось. Только в маленьком окне ночь сменила день. Утром мне снова принесли хлеб и свежую воду. Я пытался намекнуть, что не прочь посетить туалет, но никто не обратил на меня ни малейшего внимания. Чувство безысходности начало накрывать меня. На третий день даже хлеб не интересовал меня. Отец Фабрицио сегодня будет торжественно похоронен, а я до сих пор сижу на корточках, кругом темнота и запах, к которому я медленно привыкаю. Тьфу! Так не может продолжаться. Даже дрозд сегодня не прилетел. А дни медленно проходят, я перестал их считать. Уже не выдерживаю и хватаю кусок хлеба, правда большая его часть уже заплесневела. Интересно, сколько нужно времени человеку, чтобы умереть с голоду? Уже даже и не пытаюсь вступить в контакт с теми, кто приносит мне хлеб и воду. День медленно сливается с ночью, бдение со сном.
Когда, наконец, за мной пришли, это вызвало лишь неудобство. Двум младшим братьям пришлось нести меня по лестнице, я даже не смог открыть глаза, когда яркий свет ударил в глаза. В одной из комнат меня раздели, осмотрели, вытащили какие то иголки, но я ничего не чувствовал, как будто кто то другой присутствовал вместо меня, а я наблюдал со стороны. Они сожгли мою одежду, а затем натянули через голову какое то рубище, а вокруг талии подвязали веревкой. Посадили на скамью в углу, сами уселись напротив, молча, согнувшись, казалось, что они кого то ждут. Через некоторое время дверь распахнулась, и появился Джордано. Он почтительно придержал дверь перед Алесандро, который был одет в красивую и новую одежду настоятеля. Все сразу встали и поклонились ему. Они говорили так тихо, что я не понял ни слова. Затем они расступились, и отец Алесандро встал передо мной. Три раза перекрестился, прежде чем заговорить.
- Дэлл, мне жаль, что именно я должен принять это не простое решение, но Господь так пожелал. Мудрые отцы тебя осмотрели и нашли на тебе несколько бесовских знаков. Во имя Господа нашего, в соответствии с учением его, ты будешь подвергнут очистительному огню. Боже, будь милостив к тебе. Аминь.
Должен признать, что его речь произвела на меня впечатление, и я даже пришел в себя. Он выглядел так изящно и возвышенно, что это было, безусловно, что то очень важное. Хотелось бы сказать ему, что хорошая ванна очистит меня лучше всего и, что уже настало время для этого, но что то подсказывало мне, что своей речью он хотел донести до меня что то другое.
- Тебе не дадут последнего слова и, следовательно, ты не сможешь исповедоваться. Тем не менее, мы хотим даровать тебе духовное утешение. Если ты хочешь, можешь выбрать себе брата, который проведет обряд помазания.
Хорошо, что я сидел, иначе бы упал от неожиданности. Только теперь я понял, о чем они говорят. Они хотят убить меня, убить огнем, они хотят сжечь меня. Я был в ужасе. Я схватился за края скамьи и отчаянно замотал головой.
- Ты не хочешь Божественного прощения? – спросил Джордано. Прощение? Для чего? Хотя, если у меня нет права ни на что другое, то возможно брат Франциск найдет для меня пару добрых слов. Я быстро кивнул, оглядел комнату и пожал плечами.
- Я понимаю, - отец Алесандро кивнул, перебирая четки, - ты хочешь сказать, что этого брата в комнате нет.
Я снова кивнул. Он начал медленно называть монастырских братьев и смотрел мне в глаза. Потом вдруг список закончился. Я покачал головой. Он не назвал Франциска.
- Ты думаешь, про кого-то другого? – я кивнул.
- Я перечислил их всех. – Я покачал головой.
- Ты имеешь в виду брата Франциска? – я несколько раз кивнул. Он пожал плечам, и его доброжелательное лицо выразило сожаление.
- К сожалению, я не в силах выполнить твое желание. Брат Франциск покинул нас сразу после смерти нашего настоятеля. Он даже не присутствовал на погребении. Мне очень жаль, но вы должны выбрать кого-то другого.
Кто-то еще? На данный момент ничье имя не приходило мне в голову, кого бы я хотел слышать. Любопытные, расстроенные взгляды присутствующих ранили меня. Их жалость разливалась горечью где-то в желудке у меня. Я все так же не понимал, почему они хотят убить меня, но мне они уже не нравились. Я посмотрел на отца Алесандро так, что тот невольно отступил.
- Тебя предадут очистительному огню через три дня. А теперь, заберите его. – он кивнул двум самым сильным священникам, как будто я представлял какую то опасность… Я, хромой подросток, полумертвый от голода. Я снова оказался в темной и вонючей темнице, пропитавшейся затхлостью и калом. Я понял, что не хочу умирать. Должно же быть в мире место лучше, чем этот скучный, лицемерной монастырь. В любом другом месте мне было бы лучше, чем здесь.
2.
Противясь своей судьбе, схватил кусок хлеба и съел целую половину. Скрутил приступ боли в животе, хотелось плакать. В конце концов и не заметил как заснул. Меня преследовали ужасные сны, кругом мутная вода, снова приходит женщина со странным лицом, которую уже когда то видел. Хотя она не видела меня, она шла прямо ко мне, положила мне руки на плечи и улыбнулась. Это был хороший сон, просыпаться было гораздо приятнее, чувствовал, как во мне затеплилась жизнь, проглотил остаток сегодняшнего хлеба, даже откусил от вчерашнего, который уже начал плесневеть. Вдруг накрыло сознание того, что я не умру, что все это жуткая ошибка, что все объяснимо. Они же не могут все это серьезно воспринимать. А что, если да? Отчаяние и надежда сменялись как день и ночь. На следующий день, когда с утра мне принесли хлеб и воду, кто-то вошел в мою камеру. На нем был длинный темный плащ, в руке большой крест, тлеющий ладан, он начал окроплять мою камеру святой водой. Ни благовония, ни вода не может вычистить эту клетку, зловоние не заглушить, бесполезно, подумал я, и с любопытством наблюдал за мрачным лицом посетителя, которое почти было скрыто капюшоном.
- Вставай, - раздался приятный, звучный голос. Я послушался, хоть и медленно отступил от него так далеко, как мог.
-Теперь закройте дверь, - снова раздался этот громкий голос. Массивная дубовая дверь захлопнулась. Он начал громко петь религиозные песнопения и все смотрел на меня. Постепенно сложил все, что было у него в руках, и начал раздеваться. Он положил передо мной плащ, рубашку, брюки и, наконец, сандалии с кожаными ремешками.
- Давай, меняемся, - прошептал он быстро между двумя стихами. Я был в нерешительности. Он был стройный, чуть выше меня. Его одежда подходила мне без проблем. Выяснилось, что плащ имеет большие подплечики, которые делают фигуру шире и более мощной, чем на самом деле. Он через голову натянул мое рубище, потом осмотрел меня со всех сторон и накинул мне на голову капюшон, который скрыл половину лица, дал в руки крест, кадило и святую воду. И все это время он пел. Затем притянул мою голову и быстро прошептал:
- Ты должен идти. Нигде не останавливайся, старайся не хромать. Иди к главным воротам, там тебя будут ждать. Иди кратчайшим путем и не оглядывайся. Никто не должен тебя остановить или спросить. Если такое случится, толкни его, осени крестом и двигайся дальше.
Затем он очень театрально несколько раз застонал, трижды звучным голосом произнес имя Божье и постучал в дверь:
- Откройте и отойдите на пять шагов, пусть дьявол, которого я выведу из святых мест, не захватит ваших тел. Никто не должен подходит, услышьте!