– Николай Максимович, когда смотришь балет «Шахерезада» с вашим участием, веришь, что вы действительно горите огнем любви к этой красавице. Расскажите, какие эмоции вы испытывали в этом танце?
– Балет «Шахерезада» – тут просто занимаешься любовью, этому рабу было все равно, к кому его выпустили, ему просто хотелось этого и он это сделал, и сделал это очень качественно. Вот и вся задача моей роли в этом балете.
Самое страшное, я вам честно скажу, я это и ученикам все время объясняю... Один раз, когда они уже повзрослели, когда им стало всем за восемнадцать и когда я мог с ними об этом поговорить, я каждому описал словами, что каждый из них предпочитает в личной жизни. Я говорю им: «Ребята, это видно на сцене». Поза, темперамент... Сцена «раздевает» людей и невозможно ничего скрыть. Можно юношам, которые предпочитают юношей, жениться восемнадцать, двадцать и сорок раз, менять девушек и так далее, но все равно всем все будет понятно. Сцена является лакмусовой бумажкой. Я им объяснял, что в жизни делайте, что хотите, но вы должны понять, если вы не умеете играть роль, то не выходите, не надо – это профессия.
Я обожаю фразу Светланы Крючковой, по-моему, она это в «Линии жизни» очень подробно рассказывает, что прибавьте любой современной «вешалке» пятнадцать-двадцать килограмм – и что она сможет сыграть? Это профессия! Когда ты, может, не соответствуешь внешне, но ты можешь стать Джульеттой только благодаря голосу, интонации и так далее.
То же самое в балете. Какой бы красоты ни был мужчина, если он не выйдет и не будет из себя источать ничего в «Шахерезаде»...
Майя Михайловна Плисецкая вела одну репетицию с одной известной балериной и ей прицепили петличный микрофон, ей было уже много лет, за восемьдесят. А все знают, что Майя Михайловна очень любила красивых артистов, и тут вошел исполнитель Хозе, парень красоты немереной. У Плисецкой сразу зажегся глаз и она стала показывать ему и так, и так, и так... А он – маска с острова Пасхи. В итоге Майя Михайловна отходит и кому-то из рядом сидящих говорит: «Мужик хорош лишь тем, что большой». И все этим сказано и это правда, этот артист всю жизнь хорош лишь тем, что большой.
Я одному своему ученику говорил: «Твоя удача только в одном, что у тебя есть рост, потому что таланта – нет, прыжка – нет. У тебя есть только один шанс, ты будешь всегда подпоркой для высоких балерин, потому что больше ничем ты взять не можешь. Если ты не научишься хорошо держать тетеньку – никогда шанса затанцевать нет, потому что танцовщиком ты не станешь». И жизнь показывает, что не станет.
Танцовщики делятся на две категории. Есть танцовщики – это те, которые становятся именем нарицательным, а есть подпорки, я их называю подтанцовщики.
К чему я это все говорю. Потому что этот момент очень важен в «Шахерезаде». Когда он только выбегает, можно сразу все понять.
А у меня еще с «Кармен» так же было. Я «Кармен» видел три раза с Плисецкой. Просто поза, как она стоит и как улыбается. Кто видел Плисецкую – не смотрит, не сможет смотреть никого и никогда в этой роли. Я сам несколько раз уходил из зала, когда исполняли другие.
Что это было, я не могу вам сказать. Я был на ее шестидесятилетии, шестьдесят лет было ей, когда она танцевала «Кармен». Ничего лучше по энергии я не видел. Конечно, когда я сейчас смотрю эту запись, это очень страшно, но это я понимаю как артист и так далее. Но я помню свое ощущение в зале, когда сидишь с открытым ртом и тебя трясет и весь зал был такой, он был как завороженный.