Александр Вертинский -- загадка сцены. Не красавец, с довольно слабым голосом, картавящий… Но его завороженно слушали и дворянская элита, и советские люди. «Поэт, странно поющий свои стихи, ни на кого не похожий, небывалый», русский Пьеро… Публика его обожала, власть -- игнорировала. «У меня нет ничего, кроме мирового имени», -- говорил он с горечью.
Сирота из Киева
Вертинский родился в 1889 году в Киеве. Его отец, адвокат Николай Петрович, не получил развода от первой жены и с дворянкой Евгенией Сколацкой жил «во грехе». Она умерла после неудачной операции. Саше было три года, сестре Наде -- восемь. В памяти осталось: мама в серебристом гробу, в цветах, он с шоколадкой в руке бросается к ней, но она неподвижна...
От горя отец заболел скоротечной чахоткой и через два года скончался. Родня разобрала детей по семьям. Саша остался в Киеве у тети, сестра оказалась в Ковно. Почему-то ему сказали, что сестра умерла, то же услышала Надя о брате. Саша понял, что он -- один на свете...
В девять лет он блестяще сдал экзамены в Первую императорскую гимназию. Но учился плохо, прогуливал, дерзил. Его перевели в простую школу, но и оттуда он вскоре вылетел за неуспеваемость. Образование закончилось -- зато осталась пылкая любовь к зрелищам. Саша пробирался на спектакли гастролеров, часами ждал кумиров у театра. Он начал играть в любительских пьесах и стал статистом на сцене Соловецкого театра.
Тетя лицедейство не одобряла, даже поколачивала племянника. Саша ушел из дома, купил на толкучке подержанный фрак и начал жить сам. Научился петь под гитару цыганские песни, сочинял и показывал в клубах сценки, писал заметки, программки для театра. Жил у друзей, а порой и просто в чужих подъездах. Богемная тусовка собиралась в маленьком подвальном кабачке. Юный Вертинский с презрительно-надменным лицом и цветком в петлице сидел там сутками. В руке -- бокал дешевого вина, взгляд в себя -- этакий молодой гений, далекий от мирской суеты, скептик и циник. Реальность -- иная: чтобы выжить, Саша работал корректором в типографии, мелким клерком, продавцом, помощником бухгалтера в гостинице «Европейская», откуда его выгнали «за неспособность». Даже грузил арбузы на Днепре. О прозе жизни он умалчивал. Мир вымысла, трагические герои, бурные страсти -- вот откуда родится его Театр песни.
Случай свел Сашу с преподавательницей женской гимназии, умной, образованной Софьей Зелинской. У нее собирался цвет киевской интеллигенции. В доме бывали Бердяев, Шагал, Малевич, киевские поэты, художники, шли творческие и философские споры. Саше удалось стать там своим, в этой атмосфере он начал писать больше. В киевских газетах появились его рецензии на концерты Шаляпина и других звезд, рассказы в модной тогда декадентской манере. Они имели успех, и в Киеве о Саше заговорили. Так что к песне Вертинский пришел от слова: «К своему творчеству я подхожу не с точки зрения артиста, а с точки зрения поэта».
Но Киев -- провинция, а Саша мечтал о взлете карьеры, о славе. И в 1912 году он уезжает в Москву.
В Москве было одиноко и голодно
Чтобы прокормиться, он учил сценическому мастерству купеческих дочек. Случайно увидел в газете фамилию «Вертинская». Это оказалась Надя. Вертинский был счастлив -- наконец-то родная душа! Они сняли общую квартиру. Он занимался в кружках, получил пару маленьких ролей в модных пьесах, даже поставил в клубе спектакль по Блоку. В каком-то кружке он познакомился с футуристами, Бурлюком и Маяковским. Это была удача. Наконец Вертинский попал в нужную среду: «В нашем мире богемы… каждый был резок в своих суждениях, щеголял надуманной оригинальностью взглядов и непримиримостью критических оценок. А надо всем этим гулял хмельной ветер поэзии Блока».
Футуристы любили эпатаж: Саша гулял по Москве то в ярко-желтой кофте с широкими черными полами и деревянной ложкой в петлице, то в смешной клоунской куртке с помпонами, белым лицом и моноклем в глазу. Вертинский обожал богемную жизнь с ее спорами и... кокаином, этим проклятием эпохи: «Актеры носили в жилетном кармане пузырьки и «заряжались» перед каждым выходом на сцену. Актрисы носили его в пудреницах и нюхали также; поэты, художники перебивались случайными понюшками, одолженными у других, ибо на свой кокаин у них не было денег... И каждому казалось, что он сегодня необыкновенно играл, или писал, или говорил. И все это был самообман!»
Ища вдохновения, Саша всерьез подсел на кокаин. По ночам он и сестра нюхали порошок и плакали о детстве. Финал был ужасен: Надя умерла от передозировки в 1914 году. Сам Вертинский однажды, входя в трамвай, увидел, как бронзовый Пушкин сошел с постамента, подошел к вагону и стал искать в кармане пятак. Он испугался и кинулся к знакомому психиатру за помощью. Полностью от дурмана его излечила работа, а потом -- война.
Серьезная работа нашлась случайно. Он ждал друга в сквере напротив популярного Театра миниатюр. Увидев его, Мария Арцыбушева, владелица театра, вдруг предложила поиграть у нее. А платить пообещала борщом и котлетами, пока не сделает из него человека. Александр согласился. Он играл везде -- в маленьких операх, одноактных пьесках, пародиях, и вскоре получил сольный номер «Танго». Пара на сцене эротично танцевала, а он, стоя у кулис, пел пародийную песенку. Его заметили. В рецензии «Русского слова» прошла строчка: «Остроумный и жеманный Александр Вертинский». Это был успех. Он искал свой жанр: писал и показывал шуточные рассказы, сценки -- уже за 25 рублей в месяц.
В 1913 году Вертинский прошел отборочные туры в Художественный театр, но провалился: лично Станиславский забраковал его из-за сильной картавости. Тогда он подался в кино -- слава богу, еще немое. Дебют был смешной. В фильме по рассказу Л. Толстого «Чем люди живы» известный актер Иван Мозжухин отказался в роли ангела падать в снег голым. Роль дали Вертинскому: «Из молодечества и чтобы задеть Ивана, я согласился. Актеры смотрели на меня как на сумасшедшего. Их шуткам не было конца, но я презрительно отмалчивался, изображая из себя героя». После Вертинский снялся в эпизодах многих фильмов. Сюжет его стихотворения «Бал Господен» стал основой сценария. Смелые идеи одолевали честолюбивого артиста. Но начался 1914 год.
Безответная любовь к Вере Холодной
Александр пошел добровольцем на санитарный поезд. Два года среди умирающих, крови, грязи, страданий… Он обрабатывал и перевязывал раны, делал мелкие операции. Многим спас жизнь. На его счету в книге поезда более 35 тысяч перевязок. Вертинский называл себя Брат Пьеро, а товарищи -- просто Пьероша. Когда была минутка, он развлекал всех песнями и стихами. Видимо, в поезде и родился образ трагического шута с выбеленным лицом, что прячет под маской горе и подлинное благородство. Он сам ощущал себя так же: непонятым и бесконечно одиноким. И говорил, что грим придумал из-за неуверенности и страха перед полным залом раненых: «Петь я не умел, поэт я был довольно скромный, композитор тем более наивный, даже нот не знал».
В 1916 году, легко раненный, он вернулся в Москву и привез письмо от прапорщика Холодного его жене Верочке. Так встретились Вертинский и будущая звезда. До этого Александр не знал любви. Были романы, но, посылая медсестре пылкую записку: «Черной ласточке, зеленоглазой Кэт от ее вечного раба», он, скорее, играл. Теперь же его душа была глубоко задета. Он стал приходить каждый день: просто садился на стул и молча часами смотрел на Веру. Увы, она ждала мужа.
Тогда Холодная была почти неизвестна и искала работу. Есть версия, что именно Александр заметил ее красоту и талант и привел на кинофабрику Ханжонкова. Безответную любовь пришлось прятать. Но раненая душа просила слова, и появились первые песни: «Маленький креольчик», «Лиловый негр». Он грезил наяву, образ недоступной прекрасной звезды жил в каждой строке. Вера не позволяла писать посвящения, но когда она в двадцать шесть лет умерла, Вертинский, потрясенный, раздавленный горем, взял нотный лист с текстом «Ваши пальцы пахнут ладаном» и написал: «Королеве экрана -- Вере Холодной».
Продолжение ЗДЕСЬ, подпишись на наш канал!
Алла Горбач (с) "Лилит"