Утром поставили задачу: нужно было село и аэродром захватить, чтобы немцы оттуда не подняли самолеты. Перед наступлением мы такие вот листовки с обращением разбросали:
Предупредили противника что давайте-ка лучше сдайтесь без боя, мы село и так захватим, а если сопротивляться будете тогда за каждого нашего убитого будем ваших десять человек уничтожать.
Наступление обошлось без потерь. После захвата всё потихоньку успокоилось, кто сигарету покурит, оружие почистит или из фляжки нервишки успокоит. Тогда один наш танк решил село прочесать, завелся, никого не предупредил и помчался. Помню я ещё подумал: "Куда это он? Село же вроде наше, никто не стреляет".
А там куда он поехал, как оказалось немецкая самоходка закопалась. Улучив удобный для себя момент ударила из засады прямо в лоб нашей Т-34 и прошила навылет. Все спохватились, механика той тридцатьчетвёрки пополам разорвало. Заряжающего, который сидел сзади, убило-череп пробило.
Я тогда сильно очень разозлился, таких бойцов потеряли, ребята они были приветливые, весёлые.
Приказываю: «Стройте пленных». Где-то 22 по-моему, или 32 у нас их было. Сразу построили. Вообще человек когда его берешь в плен, безволен. Вот смотрит он на тебя, и ждёт что ты с ним сделаешь, может сейчас пулю всажу, нож, или, может отпущу его. В такие моменты он полностью на судьбу надеется.
Переводчик у нас был, полковой старшина Зельцерман. Я и говорю:
Переводи. Листовку получали? Получали. Почему не сдались в плен? Вот три человека погибло. Тридцать человек расстрелять!!!».
Один давай кричать: Zwei Kinder (Двое детей)
Второй: Drei Kinder (Трое детей).
И вот, наверное, пять человек положили мы всё же, остальных отправили. Бегом побежали.