Любу не на шутку штормило.
Только вообразите: уже несколько лет она жила бок о бок с настоящей нечистой силой.
Жила она, балансируя где-то на грани между «обычно» и «скучно». Работу работала. Хозяйничала, а по выходным (чего греха таить) ходила с ЭКОавоськой в Fix Price.
Была свободна, как ветер. Но эта свобода не ощущалась ей как веселый сквозняк. Скорее так, спертый воздух из кладовки с вонючими кроссовками.
Да, все давно уже было, мягко говоря, печально. Люба не помнила, когда именно это началось. Это просто незаметно стало нормой, вплелось в её будни. Сначала тоски было примерно по щиколотки, потом по колено. Терпимо. А теперь тоска уже подступала к носу, плескалась, заставляя жадно хватать воздух. О чем бы ни думала она в своей жизни: работа, друзья, любовь – сразу начинало в груди щипать и подкрадывалось сзади какое-то чудище.
Его черты никак не получалось рассмотреть. Чудище не видел никто кроме девчонки. Да и она не могла понять, глюк это или реальность. Когда оно приходило, на душе становилось так паршиво, что хоть на стенку лезь. Оно любило молча стоять посреди комнаты, как статуя. И влияло на нее негативно, и терзало душу. Любка ходила кругами и рыдала, уставшая от назойливого гостя. Ни вытолкать его, ни ..
Хотя, знаете, кое-что помогало. Действие проклятья немного ослаблялось иногда. Например, если она наряжалась в платье, проходила сквозь облако духов и от бедра шла к подружкам. За интересными разговорами и смехом время проходило быстро. Все было хорошо ровно до того момента, пока подружка не роняла случайно:
- хихи, а мой Сашка тут сказал, что мы весной едем на Красное море.
Люба могла бы поклясться: в те моменты, куда бы она ни отвела взгляд, в любом зеркальном предмете отражалась знакомая мерзкая рожа. Она даже будто издевательски улыбалась. Все, после этого вечер был испорчен. Попробуйте расслабиться, когда прямо посреди ресторана стоит это изваяние и.. влияет!
Свидания у Любавы были – цирк с конями. Он ей наливает белое полусухое и травит анекдоты, а её опять тоска затягивает, будто плач изнутри с надрывом. И слова внутри какие-то невнятные, как пленку зажевало. Это сильно отвлекало. Ей тут же приходилось вставать в позу «зю», как бы намекая: я легкая, я свежая, полна любви! Мужики наблюдали за попытками и недоверчиво морщили нос. Ощущали видимо, что это не то, что легкая фея, а муха с гирей наперевес. У мужиков с перепугу ноги на выход начинали смотреть. Это по языку тела верный признак того, что сейчас человек уйдет в туалет и нечаянно больше не вернется.
Каждая попытка - новая боль. Люба на изваяние злилась, пыталась игнорировать, умоляла уйти, хотела откупиться. Не уходит, стоит. Так и было до одного вечера.
Наша девчонка тогда выпила полбутылки белого полусухого одна. На голове у нее красовалась небрежная гулька, а на растянутые штанищи обильно капали слезы. Она уснула за сериалом, сама не заметила как, присыпанная крошками от чипсов.
Ночью, часа в 3 наступил сушняк, поэтому Люба встала, покачиваясь, и пошла на кухню, чтобы попить. В мрачном коридоре по пути на кухню она вдруг сильно споткнулась обо что-то большое и мягкое.
Перелетела, повернулась на ходу и больно ударилась рукой об угол.
Люба тут же заорала с испугом и возмущением:
- ты кто?!
Ответа не последовало. Тогда она включила свет. Там молча сидело какое-то чучело, поджимало ноги к груди, обнимая их руками, и смотрело затравленными глазюками. Сложно было разобрать черты лица, цвет волос, вообще что-либо. Чучело все было перемазано какой-то сажей, из одежды на нем были только рваные лохмотья. Хотя было в этом образе что-то знакомое, но неясно, что именно.
- Ну и страшилище – констатировала Люба, отойдя от шока.
- Ты себя-то видела? – парировало чучело знакомым голосом.
Люба отшатнулась, стряхнула с майки оранжевые крошки чипсов и пригладила волосы. Вид у нее, опухшей и заплаканной, и в правду был не очень. Но страшнее этой мымры перед собой она еще никого не видела.
- Тебе чего надо? – перевела тему Люба.
- О, тебе и правда интересно? – оскалилось нечто.
Нет, это было уже возмутительно. Вломиться к человеку в дом, напугать до чертиков и так себя вести? Люба закипала.
- Иди вон отсюда, и поучись некоторым манерам.
- Ты еще не поняла, что меня бесполезно выгонять? Что, уже приготовила свои слезки на колёсках?
Здесь Любаве стало реально страшно. Холодок пробежал по спине. Поверишь тут в потусторонние силы.
- Так это ты меня мучаешь? Чего пристала ко мне как банный лист? – у Любы плечи тряслись и голос дрожал от возмущения.
- Дурочка ты – снисходительно ответило нечто уже слишком знакомым голосом – я ведь о тебе забочусь.
Тогда Люба решила, что если сходить с ума, то с музыкой. Агрессии существо не проявляло, а страдать больше не хотелось. Поэтому она предложила чудищу чашку чая в надежде договориться.
На кухне она заметила, что в профиль оно слишком уж похоже на неё саму. Папин характерный нос есть не у каждого, такое не спутаешь. Грязные кисти рук точь в точь её. Это что, результат какого-то сумасшедшего клонирования?
- У меня только зеленый чай.
- Жаль, я люблю черный.
Они разговаривали очень долго, до самого утра. Боль, сковывающая её грудную клетку месяцами, постепенно ослаблялась. В процессе разговора Люба отчетливо понимала, что перед ней сидит точная копия её самой. Только у копии вкусы другие. Точнее, у нее в принципе есть вкусы. Люба оттирала салфетками грязь с лица гостьи и заваливала её вопросами:
- Так это ты орала мне в уши на том свидании?
- Я конечно, кто же еще? Кричала, как могла, что ненавижу, мать его за ногу, белое полусухое. Оно кислое и противное. И анекдоты у него были пошлые, ты должна была встать и уйти после первого же. Но нет, ты была слишком занята тем, что пыталась ему понравиться. Как макака на вертеле крутилась вся увлеченная. Куда уж тебе до меня, когда тут такой жених почти смылся.
- Но зачем делать мне больно?
- А ты что-нибудь вообще слышишь по-хорошему? Ты вечно в курином обмороке. Мне иногда казалось, что я могу атомной бомбой разразиться, ты и не заметишь.
Слова собеседницы не звучали обидно. Наверное, потому что это была правда.
- Я все могу понять кроме одного. Почему ты такая чумазая?
- Ты посиди в чулане 8 лет, я на тебя посмотрю. Заперла меня там, потом вообще забыла про мое существование. Я каждый день стучалась, билась, но что толку. Ты как полоумная только воешь и нарезаешь круги по комнате. А надо только подойти к двери и толкнуть её.
- Подожди, но когда я успела запереть тебя там? Я не хотела сделать тебе плохо.
- Вспомни май 2012 года. Ты снова терпела грубые насмешки своей школьной подруги. Но это еще ничего. Однажды она перешла уже все границы и коктеливо спросила тебя, не против ли ты, если она попробует встречаться с Мишкой.
- А он мне нравился до дрожи в коленках. Мне хотелось ей врезать, перед глазами все плыло.
- То-то же. И что ты, дорогуша, сделала в тот момент?
- Да я.. проглотила злость и соврала, что не против. Что он вовсе не нравится мне.
- В тот момент перед моим лицом и захлопнулась тяжелая дверь чулана.
Наступила тишина. Дальше Люба долго извинялась и обнимала родные плечи. Они тогда договорились, что её зеркальная версия будет жить у нее в груди. И Любе внутри нужно будет просто сказать, чтобы её услышали.
Так в холодильнике кислые яблоки постепенно сменились персиками в банке. Потому что так вкуснее. В помойку улетели шторы, которые, как оказалось, ужасно бесили все эти годы. Принца не появилось, но перехотелось что-то из себя строить на свиданиях. И слезы были, но гораздо реже и по понятным поводам.
В трудных ситуациях Люба часто вспоминала просьбу, услышанную ей в тот вечер напоследок. Она звучала так: "больше никогда меня не предавай".
