Стоял чудесный весенний день, один из таких дней, когда больше всего на свете хочется сесть на электричку и выйти на самом заброшенном из всех полустанков; и идти, куда глаза глядят среди первых, еще не тронутых пылью трав; полной грудью вдыхать этот воздух, смотреть на облака, которые словно в замедленной съемке проплывают по неестественно голубому небу; вслушиваться в журчание ручейка и в пение недавно вернувшегося на родину скворца. И если о чем-то и думать, то только о том, сколь хороша и прекрасна дарованная нам самой природой жизнь. Однако несмотря на всю прелесть и привлекательность этого дня, я, как и почти всегда (если, конечно, не нахожусь в экспедиции), работал. На этот раз в рабочем кабинете своем пытался усовершенствовать уникальную методику диагностики по сновидениям. Признаться, к тому моменту я несколько охладел к поискам тайн; думал совсем о другом, но судьбе именно в это время угодно было послать мне первую весточку, которая, как будет ясно из всего дальнейшего повествования, станет тем необходимым шагом, с коего обычно начинаются все великие открытия. Тогда, по правде сказать, к этой весточке отнесся я более чем настороженно. Дело же было так.
На моем рабочем телефоне раздался звонок. Номер этого телефона ни для кого не секрет, а потому не сказать, чтобы часто, но мне приходится выслушивать в трубке и хулу в мой адрес, и просто откровенное и неприкрытое вранье. Вероятно, поэтому к звонкам на рабочий телефон я отношусь всегда с некоторой долей опаски. Впрочем, обычно мне не составляет труда уже на первых секундах разговора понять, что у звонящего на уме. Для этого существуют специальные методики определения по голосу, по тембру звучания, по структуре речи, по интонированию, по иным особенностям истинных целей человека.
Этими методиками я владею в совершенстве, но сейчас разговор не о них (тут уместна отдельная статья), а о том, что показали данные методики, когда я стал анализировать речь звонившего тем весенним днем незнакомца. Со всей очевидностью, речь эта указывала на то, что человек на другом конце телефонного провода не просто искренен, а в искренности этой желает быть полезен мне, а в моем лице – всему человечеству. Более того, было ясно и следующее: звонивший господин искренне верит в то, о чем он мне сообщает. Я не буду дословно приводить то, что тогда услышал в телефонной трубке, чтобы не провоцировать уважаемых моих читателей к поискам тех или иных знаков искренности и правдивости в речи звонившего человека.
Скажу только, что этот человек сказал мне об имеющемся у него документе, в котором собраны разные сведения о тех или иных событиях относительно недавнего прошлого. На мой же вопрос, чем для меня может быть интересно данное собрание, звонивший ответил, что хотя бы следующим: доподлинно известно – все описания были сделаны еще до свершения самих событий. И в подтверждение своих слов просто зачитал в трубку один маленький фрагмент.
Мурашки прошли по всему моему телу, когда я дослушал до конца. Признаюсь, мне уже тогда стало ясно, что прочитанный текст – отнюдь не подделка, не фальшивка. И все же я взял себя в руки и спросил у звонившего господина:
– Каковы доказательства того, что эта запись сделана до описываемого в ней события?
– Вы же сами уже это поняли, – ответил человек на том конце телефонного провода.
Да, я действительно понял. И похоже было, что обладатель этого документа прекрасно разбирался в психологии, раз он по моей интонации без труда сообразил то, о чем я подумал. И, словно предвосхищая мой следующий вопрос, звонивший господин добавил ко всему сказанному, что данный документ может стать прямым ключом к интересующей меня уже давно тайне 2012-го года. Мне нечего было ни добавить, ни возразить. В те поры я так и не узнал, кто был этот человек, звонивший мне в тот прекрасный весенний день. Не узнал потому, что пакет с документом был передан мне не лично в руки, а оставлен в ячейке камеры хранения железнодорожного вокзала во Пскове. Звонивший продиктовал мне шифр и назвал номер ячейки. Конечно, в тот же день я направился в Псков – в какой-то мере сбылась мечта о поездке куда-то за пределы Петербурга.
Едва сойдя с поезда, я тотчас же ринулся в центральный зал вокзала. Проскочив мимо мемориальной доски, извещающей о том, что именно на станции Псков в 1917-м году император Николай II отрекся от престола, я отворил массивную деревянную дверь и вошел в нужный мне зал.
Ячейка с номером, который был мне назван по телефону, была заперта. Для меня, признаюсь, это было важным знаком. Ведь если бы ячейка был открыта, то мне бы только и оставалось, что посмеяться над собой. Но нет – смеяться было рано. Хотя, возможно, уже и поздно – ну как ячейка не откликнется на набранный шифр, состоящий из одной буквы и трех цифр. Старательно, чтобы только не ошибиться, набираю необходимый код. Вот набрана третья цифра, все верно. Как же долго длится пауза! И вот он – долгожданный щелчок. Открываю железную дверцу словно ворота в пещеру с сокровищами. Однако не сокровища ждут меня, а… банальный пакет с рекламой известного сетевого супермаркета.
Рисковал ли я, когда полностью следовал указаниям звонившего? Скорее да, чем нет. Только представьте себе, что в ячейке псковского вокзала была бы бомба или же какое-нибудь отравляющее вещество. Я бы мог с пафосом напомнить известную мысль о том, что бывает с теми, кто не рискует. Однако тогда я совсем не думал о том, чтобы отведать известного французского напитка, а думал только о том, что даже если и подвел меня анализ речи звонившего на всех уровнях, что даже если и окажется в ячейке камеры хранения во Пскове какая-нибудь ловушка, то, признаться, так тому и быть. И пускай сбудется то, что предначертано судьбой, что назначено свыше. На какое-то время я стал законченным фаталистом. Пусть так. Без лишнего хвастовства лишь скажу, что, открывая ячейку, я удостоверился в том, что поблизости никого нет – если кто-то и пострадает, то только я. Признаюсь: вздохнул с облегчением, когда убедился, что в пакете находится серая папка с бумагами. До обратного поезда было еще добрых три часа. На вокзале сидеть не хотелось. Да и упускать дарованную судьбой поездку во Псков таким славным весенним днем не хотелось тоже. На привокзальной площади я сел на автобус и через десять минут был уже у кремля.
На самом берегу реки с претенциозным названием Великая уже открылось после зимнего перерыва давным-давно облюбованное мною летнее кафе. Взяв чашку чая с бутербродом, я сел таким образом, чтобы мне был виден Мирожский монастырь с его белыми стенами и зелеными куполами. Мерно стучала о причал неспешная волна (и откуда только волны берутся на реках?), солнце спряталось за небольшое облако, похожее на тюленя; однако странным образом и Мирожский монастырь на другом берегу, и покрытый золотом купол Троицкого собора позади меня были освещены прямыми лучами солнца. Так бывает в наших краях, когда полоса тени чередуется с полосой яркого света. И спешат эти полосы куда-то, а человек не поспевает за ними и вынужден всего лишь примиряться с этой вот сменой белого и черного, а вернее сказать – светло-серого на темно-серое…
Отпив горячего черного чая, я принялся изучать документ, доставшийся мне столь необычным образом. Серая папка таила в себе своего рода рукописную книгу – не древнюю, отнюдь нет: по тому, как были разлинованы листы, по степени их обветренности и выгорания не составляло труда установить, что самым старшим из них никак не более восьмидесяти лет (кто увлекается книжным делом, тот меня поймет). И я не оговорился, когда сказал про самые старшие листы. Не удивляйтесь, но листы, составившие книгу, были не только разного формата, не только исписаны разными почерками, но и были выпущены в разное время. Листам, открывающим книгу, было, как я уже сказал, порядка восьми десятков лет, последние же листы были словно вчера куплены в канцелярском магазине.
Дельнейший визуальный осмотр позволил мне установить, что общее количество подшитых, как я их назвал тогда же, «тетрадей» – девять. Точнее – восемь и еще несколько листов, содержащих сведения принципиально иного порядка, чем все прочие. Эта девятая «тетрадь» являла собой компьютерную распечатку. А по содержанию это была своего рода инструкция по пользованию остальными восемью тетрадями. В числе прочего в этой инструкции были следующие слова:
«Многоуважаемый Рушель Блаво! Позвольте мне выразить уверенность в том, что Вы не только побывать в тех местах, на которые я Вам указал, не только сможете понять и разобраться в тайне грядущего, но и напишите об этом книгу. Нижайшая просьба к Вам в этой связи: пожалуйста, приводите содержание источников, хранящихся в данной папке, только тогда, когда в описании Вашего путешествия Вы доберетесь до самого главного – до воссоздания цели всей экспедиции».
Именно по этой причине я сейчас, в начале своей книги не могу излагать ничего из того, что содержится в восьми «тетрадях», но обязуюсь сделать это в свой черед: тогда, когда, как и сказано в девятой «тетради», доберусь до самого главного.
Помимо же этого девятая «тетрадь» документа содержала все то, что так необходимо человеку, задумавшему совершить путешествие с практическими целями, то есть была дана географическая цель маршрута и приложена цветная распечатка карты, на которой ярко-зеленой краской сам маршрут был прочерчен.
Что ж – предстоял путь в Африку, а точнее – в Гвинею. В числе прочего инструкция содержала указания, согласно которым мне следовало быть предельно осторожным. Дело в том, что для достижения цели я должен был пройти по пути, возле которого обитали племена, и по сей день живущие по непреложным законам первобытного мира. И это было бы еще полбеды, да только среди прочих законов, реализуемых на практике в этих племенах, был один, представляющий реальную опасность для любого человека: племена эти до сих пор практиковали каннибализм, а проще говоря – употребляли в пищу себе подобных, ели людей. Прежде я полагал, что людоеды бывают только в сказках. Моим заблуждениям очень скоро суждено было рассеяться. Как же часто иллюзии наши рушатся от столкновения с реальностью! Второе указание было сделано в вежливой, но не дающей право на варианты прочтения форме: мне следовало отправиться в путешествие одному. Кроме того, я не должен был разглашать основные результаты своей экспедиции до того, как в свет выйдет книга, которую вы сейчас держите в руках. Сразу же скажу, что я сделал все так, как мне было предписано. Соблюдение предписаний, выполнение условий договора – вот подлинный ключ к успеху.
Я еще раз взглянул на бело-зеленый контур Мирожского монастыря, сопоставил его с отражением в водах Великой, допил чай и закрыл папку. Как же я сразу не заметил! А может, эта надпись, сделанная оранжевым маркером на обложке папки, появилась каким-то чудесным образом уже потом – после того, как я смотрел на эту обложку перед тем, как развязать тесемки и углубиться в знакомство с содержанием девяти «тетрадей»? Но как бы там ни было, а надпись была такая:
«Эра ЧЕ»
Поздним вечером получившегося столь длинным дня я вернулся в Псков.