Когда с человеком случается что-то страшное он никогда не больше не будет прежним. Мне было 10. Не скажу, что до этого все было прекрасно. Когда родилась младшая сестра мама забросила меня, я стала сама есть и одеваться. Спать тоже. Но в 10 все изменилось еще сильнее.
Той зимой, после развода родителей, мы переехали в новую квартиру. В ней не было ремонта лет 20, плохо шла вода, обои отваливались и толпами гуляли тараканы. Но жизнь в разрухе это не то, что может сделать из девочки озлобленного волченка
Запах отчаянья и страха с тех пор ассоциируется с водкой. До 10 лет я слышала его только из рюмки дяди на новогоднем столе. Но после переезда из семейного дома он проник в мою жизнь так сильно, что даже сейчас меня воротит.
Я часто думаю, что случилось если бы мы переехали не в тот район, а, например, в новостройку или сталинку, ближе к школе или наоборот в частный дом. Что если бы не оказались с этими соседями в одном подъезде? Но эти вопросы деструктивны и еще больше затягивают в черноту.
У мамы появились друзья. Сначала это было мило, они сидели на кухне у соседей внизу, веселились и смеялись. Я плохо помню, как она смеялась. Но казалось ей хорошо. И, наверное, так и было. Для нее. Спецэффектом от этого «хорошо» была агрессия и вспышки ярости, а объектом — я.
Беспричинные срывы становились все чаще и доходили до того, что били просто так. Иногда дети думают, что сами виноваты и заслужили такое обращение. Я почему-то была уверена, что это не моя вина. Но не зная, как это исправить — просто боялась и молилась, чтобы все закончилось.
Боялась, что мама отправит в интернат. Что откажется от родительских прав. Что перестанет разговаривать, она часто это практиковала. Слово мама для меня было важным. Мама ведь должна быть самым близким человеком и любому ребенку страшно ее потерять. Вот и я боялась.
Вспышки гнева чередовались с извинениями. Бывало такое, что она била, швыряла по комнате и унижала. А на утро я просыпалась от того, что она обнимала и просила прощения. Этот цикл повторялся из раза в раз. Но легче не становилось.
В 2001 году умер дедушка. Он растил нас с сестрой с рождения. Мы его очень любили, он нас баловал и оберегал. Помню, как плакала ночами, просила забрать к себе на небо. Мне казалось, что так не будет этой боли и беспомощности. Я мало, что понимала о смерти. Но мысль быть рядом с дедушкой и без боли становилась более привлекательной.
Дети не должны о таком мечтать. Не должны вжимаясь в кровать просить мертвого родственника забрать их. Дети не должны умолять маму не отдавать их в интернат. Это ранит и убивает что-то внутри. Думаю, что именно тогда мое сердце начало ржаветь. И я не знаю можно ли это восстановить это.
Мне было 10 лет, когда детство закончилось и начался ад. Оттуда было только два пути — увязнуть или выбраться. Сделать жизнь другой. Выбрала не сдаваться. Травма и боль не должны определять будущее. Я оказалась сильнее этого хотя и не сразу.