Как понять, кто поёт лучше? Слова песни одни и те же, музыка та же, исполнители с сильными голосами есть, есть среди них даже талантливые, есть даже те, кто вроде бы даже получили музыкальное образование в престижном месте. А звучат первые аккорды, взяты первые ноты - и чувствуешь: не по-русски, неестественно - как это... - не аутентичненько, вот! И не трогает.
А ведь в народной песне выражаешь себя через то общее, что есть в твоём народе. Тут вроде бы тебя-то одного даже нет. Тут все мы, даже те, кого уже нет в живых. А в портфолио у них значится: этно. А нет, чтобы написать: Я ПОЮ РУССКИЕ НАРОДНЫЕ ПЕСНИ. И уехать в деревню, к старушкам.
Сколько перепето "Валенок"! Но параллельно голосу новоиспечённого исполнителя звучит в голове, как эталон, руслановский голос, и "сдувается" новый исполнитель: не выразительно, не искренно, не та пластика, не те акценты, не то дыхание, не понимает, что поёт, не знает как... И если в душе нет этих эталонных голосов, то вроде бы и ничего спел - вон ведь людям нравится, чего брюзжать-то! Но они есть, эти голоса. В памяти. И помогают различить фальшивку.
«Я на горку шла», русская народная песня, Государственный народный оркестр под руководством Д.П. Осипова, запись 1963 года.
В одном из вариантов текста этой песни (Викитека) ощутимы отголоски спора между снохой и свекровью – бесконечные упрёки старухи в адрес жены сына и бойкие ответы молодухи, здесь даже присутствует образ «лихой свекрови». В чьи уста, например, могут быть вложены такие слова:
… съела, молода, да блинов стопу,
Блинов стопу, пирогов сотню,
Быка-третьяка, тёлку, гуся, порося,
Тёлку, гуся, порося, ещё уточку,
Ещё уточку на закусочку.
– то ли свекровь упрекает сноху в безмерном аппетите (а хозяйка-то плохая, ленивая, нерадивая – в доме нетопленная печь, молодуха по гостям ходит, а полтора зерна «три-то дня сушила и четыре дня толкла»), то ли сноха намеренно расписывает свой аппетит, чтобы подразнить старуху?
Звучит в этой версии и тема мужниных побоев, но опять же сквозь призму противостояния свекрови и снохи: «Уж и бил меня муж, колотил меня муж… Я со этих-то побоев три недели хворала…» - так ведь «Он ко нитке привязал, соломиной наказал»!
Житейский спор между ними оканчивается открытой весёлой перебранкой:
- Как тебя, моя молодушка, не разорвало?
- Разорви того живот, кто неправдою живёт,
Ещё старых старух, что не любят молодух!
Этого конфликта между снохой и свекрови мы не встречаем в песне, исполненной Л. Руслановой. Остался, правда, комический конфликт с мужем – «Филюшкой-простофилюшкой»:
Овёс высыпала да мужа выругала:
Аль не видишь уморилась, уморилась я?
Знамо дело…
И некоторая, едва заметная проекция «милого»:
Не наелась досыта,
С милым я плясать пошла,
Уморилась, уморилась, уморилася.
У Руслановой остаётся загадкой, является ли «милый» и муж Филюшка одним лицом.
В версии Анастасии Вяльцевой (1871–1913), также исполнявшей эту песню, образ «милого моего, раскрасавца молодого» также вплетён в общую канву сюжета, но иначе:
Я ласкала, целовала,
Крепко, крепко обнимала.
Уморилась, уморилась, уморилась я!
Уморилась, уморилась, уморилась я!
Одним словом, текст песни в исполнении Руслановой выглядит довольно эклектично и даже в каком-то облегчённом варианте: нет сколько-нибудь серьёзных социальных или даже бытовых коллизий, оттого и выглядит эта песня шуточной. Но в ней таким замалчиванием, недосказанностью словно срезаются все острые углы… судьбы героини, ею самой словно забываются все несчастья, и «на людях» она веселится, и веселит людей.
Вот только «умора» в русском языке имеет два значение: 1) «нечто смешное, забавное», 2) «крайнее утомление, изнеможение»:
Я б вам пела и плясала,
Да уж больно я устала,
Уморилась, уморилась, уморилась я!
Знамо дело, уморилась, уморилась я.
Однако есть то, что собирает воедино и сюжет, и образ героини, и саму песню – это открытый мощный голос певицы, в котором звучат разговорные интонации: то шутливые, то насмешливо-добродушные, то пронизанные лёгкой самоиронией, то бранчливо-сварливые.
Как исполнялись русские народные песни "в старину"? Да кто теперь знает?! Уходят из жизни старушки, которые помнят, как пели их матери и бабушки. То, что остаётся в нашей памяти о народной песне на самом деле - это традиция исполнения народной песни с эстрады. Л. Русланова стояла на твёрдой почве - тут песни не только саратовской губернии, но и Надежды Плевицкой. После Лидии Руслановой и благодаря ей стала складываться школа народных песенников, которые исполняли песни уже не под разбитый рояль, а в сопровождении оркестров и ансамблей народных инструментов - Людмила Зыкина, Людмила Рюмина, Ольга Воронец, Мария Мордасова. В 1990-е годы эта традиция прервалась. "Народники" стали сваливаться в шансон да в попсу (Н. Бабкина, Н. Кадышева), а новые ищут себя в этно, т.е. исполняют чужие народные песни, не зная своих, а то с чего бы нам всем справлять день св. Патрика с пивом под ирландские танцы?! Верными народной песне на московской сцене остались единицы, да спасаемся ещё, как всегда, "регионами".
