Глава III
Особенно нравилась песня про гармонь. Детское воображение рисовало несчастную гармонь, но без гармониста. Гармонь бродила по нашему двору на Турбинной. Правда, это воображение всякий раз заходило в тупик: как гармонь могла ходить, ведь у неё нет ног?
Напомню читателям, что я рассказываю историю семьи, которая прожила в закрытом городе (о нём шла речь в сериале «Бомба») на протяжении многих десятилетий. Родители автора, т.е. мои, были направлены сюда после окончания Ленинградского химико-технологического института в 1950 году. (Читайте подробнее в материала «Колючее платье…» и «Вырица – чудесная страна»)
В повествования я включила не только события, участницей которых была сама, но и воспоминания родителей, бабушек и дедушки. Все они пережили блокаду Ленинграда.
Одинокая гармонь
Иногда, в ленинградской квартире мне разрешалось перед сном забраться в бабушкину кровать. Она была огромной, с пуховой периной и большими подушками. Но манили не перина и подушки, а то, что у бабушки на спинке кровати висели наушники, и можно было слушать радио.
Бабушка работала телефонисткой. Отсюда и наушники. Не прекращала работу и в блокаду. За что получила медаль «За оборону Ленинграда». Больше всего я любила слушать песни. Запомнились те, где были слова – лучше нету того свету, выходила на берег Катюша, одинокая бродит гармонь. Особенно нравилась песня про гармонь. Детское воображение рисовало несчастную гармонь, но без гармониста. Гармонь бродила по нашему большому двору на Турбинной… Правда, это воображение всякий раз заходило в тупик – как гармонь могла ходить без ног?
Баба Ядя и дюдя
Так в детстве я называла бабушку и деда. Жили они в самой большой комнате коммунальной квартиры. Как я уже сказала, бабушка (Ядвига Мартыновна) была телефонисткой, оттуда и наушники; дед (Павел Александрович) работал в ремесленном училище мастером. Они поженились еще до революции. Я как-то спросила бабушку, где она была в октябре 1917 года, когда большевики брали Зимний. Бабушка ответила: «Дома была, вышивала».
К сожалению, по какой-то неведомой мне причине, между ними не было тёплых отношений. Они могли не разговаривать друг с другом месяцами. У каждого был в комнате свой угол: у бабушки кровать и буфет, у деда – диванчик, этажерка и маленький книжный шкафчик.
В шкафчике хранились не только книги, но и графинчики с настойками – перцовкой и лимонной. Но я ни разу не видела деда пьяным. Оба они, дед и бабушка, пережили блокаду с первого до последнего дня. Вместе похоронили бабушкиных родителей. Вместе обустраивали дачу. Но оставались чужими.
Однажды, приехав на каникулы в Ленинград, и пройдя в их комнату, я увидела странную картину – половина потолка была белой, другая осталась серой. По всему было видно, что ремонт закончен. Так бабушка выражала свою неприязнь деду. Мы, их внуки, любили их обоих, И они нас любили. А друг друга они не любили.
У бабушки было необыкновенное чувство юмора. Даже о печальном она могла рассказывать так, что приходилось прятать улыбку: смеяться-то нельзя, а почему-то смешно. В детстве она хорошо рисовала, и ее даже приглашали в художественную школу, как одаренного ребенка. Но ее мама, сразу же поставила крест на перспективе стать Яде художницей: «Учись шить и вышивать – толку больше будет». О себе бабушка любила говорить – «Я не была красавицей, но всегда была чертовски мила». Потом я услышала эти слова в фильме от одной из героинь Фаины Раневской.
Когда мы уехали из Ленинграда на Урал, и стало очевидным, что мы обосновались в далеких краях навсегда, баба Ядя переселилась в нашу комнату. Комнату бабушки и деда заняла их дочь – моя тётя. У нее уже была своя семья. А дюдя переехал в Вырицу. Он прожил там до самой смерти.
Дед мой, несомненно, был личностью необыкновенной. Он собрал большую коллекцию граммофонных пластинок. Здесь были арии из опер, романсы и песни в исполнении Лидии Руслановой, Петра Лещенко, Вадима Козина, Изабеллы Юрьевой, довоенные записи Аркадия Райкина и Рины Зеленой.
Благодаря деду я стала уже в 9 лет слушать на граммофонных пластинках арии из опер. Особенно нравился певец Виноградов. Его голос в исполнении арии Ленского из «Евгения Онегина» слышу как сейчас.
Дед прекрасно знал репертуар знаменитых певцов и их биографии. Он много читал, отдавая предпочтение газетам. Особенно любил и выписывал «Сельскую жизнь». Но самое замечательное в нём было умение наладить неисправный аппарат или инструмент. В бревенчатом сарае всегда был идеальный порядок – каждая вещь знала свое место. Он мог сказать нам: «Ну-ка, принесите пассатижи с третьей полки снизу, с четвёртого гвоздя слева». Никогда и ни у кого я не видела такого порядка в инструментах и вообще в хозяйстве, как у него.
Всё-таки он был настоящим мастером и в ремесленном училище и дома. О блокаде дюдя предпочитал не вспоминать. Бабушка рассказывала, что работая в блокаду на кировском заводе, он часто там и ночевал. Когда он приходил домой немного отдохнуть, бабушка принималась за стирку его рабочей одежды, но сначала она вытряхивала из карманов мышиные хвосты. Дед в перерывах перекусывал мышами. Другой еды чаще всего не было.
Дорогие читатели, «молодые» писатели нуждаются в моральной поддержке, поэтому Автор будет бесконечно счастлив увидеть ваши,а также новых подписчиков.
Наталия Пав, Озёрск