Начинаю травить байки про самый легендарный театр Советского Союза. Эти истории могут показаться невероятными, но они были на самом деле!
Главный герой половины этих сюжетов: Владимир Высоцкий. А узнавал я все со слов Золотухина, Любимова, Ивана Бортника, Николая Губенко, Виталия Шаповалова, Семена Фарады, Феликса Антипова, Давида Боровского и других гениев.
Но многое посчастливилось увидеть и самому, а в кое в чем и поучаствовать :)
Трехсотый Пушкин
Пушкиных в спектакле было пять. Один - любовник, второй - гражданин, третий - кто-то еще, а пятым был лизгин Рамзес Джабраилов. Рамзес был великим клоуном Таганки. В «Гамлете» Рамзес был могильщиком. В «Живом» летал над сценой колхозным ангелом и посылал долгожданный дождь из жестяной лейки. Джабраилов мог просто выйти и встать рядом с высоким Борисом Хмельницким, и зал уже был готов смеяться из-за разницы роста и серьезности актерских лиц. И вот Рамзес репетирует роль великого поэта, вернее его сказочно-сатирическую ипостась в спектакле остроумно названном «Товарищ, верь!»
Актеры в большинстве своём любят себя больше, чем публику и больше своих партнеров и партнерш. Тот же Борис Хмельницкий на репетиции «Трех сестер» репетировал Вершинина. У стены стояли большие зеркала, так любимые режиссером… В какой-то момент в одном из зеркал режиссер увидел отражение Маши… Машу играла актриса Алла Демидова.
- Боря… Подойди и поцелуй отражение, - скомандовал Любимов, имея в виду, что Хмельницкий-Вершинин прикоснется к отраженному лицу своей возлюбленной чеховской героини, и возникнет интересная метафора…
Борис Алексеевич обернулся назад, потом обратно в зал и, обрадовавшись, уточнил:
- Моё?….
Любимов расстроился. Но вернемся к Пушкину: чаплинского вида человек в цилиндре порхает по сцене с кипой белых листов, и вдруг режиссеру в голову приходит гениальная идея! А что если поставить нашего Пушкина к широкой деревянной доске, попросить, чтобы он вытянул руку с листком и пригвоздить листы к дереву. Но не просто пригвоздить, а сделать это, опять же, метафорично, что называется пользуясь стрелами вдохновения… Когда до артиста дошло, что хочет предложить режиссер, он наотрез отказался от участия в сомнительном эксперименте. Диалог был примерно такой:
- Рамзес! Ты не бойся! Стой себе… Только руку подальше вытяни. А лучник стрелу из зала выпустит и аккурат пришпилит рукопись к стене. Поверь, Рамзес, это очень красиво из зала смотреться будет…
- Нет, Юрий Петрович! Я Вам не поверю. Потому что мы из разных мест смотрим! Ваш лучник просто меня убьет и все.
- Рамзес…. ну, о чем ты говоришь вообще? Он не просто лучник! Мы пригласим на этот номер чемпиона Советского Союза, лучника со стажем… Он со ста метров белке в глаз попадает в тайге!
- В тайге может и попадает, Юрий Петрович, а здесь театральный зал, публика, волнение. Он меня убьет, Юрий Петрович, клянусь мамой!
- Ну, ты же горец, Рамзес, - хитрый режиссер знает на какую струну нажимать и не унимается, - ты же смелый артист, в конце то концов! Давай попробуем один раз. Я его попрошу поближе подойти в проходе! Премию тебе выпишем за вредность, молока нальем…или коньяку…
Короче говоря, Любимов Джабраилова уговорил. И на двух генеральных репетициях, для смелости выпивший «Пушкин» выдержал пытку. Чемпион-лучник и впрямь стрелял отменно. Номер действительно выглядел эффектно: трепещущий поэт, откуда ни возьмись прилетающая стрела, внезапно пригвожденные к стене рукописные листы, освещенные дерзким фонарем.
А теперь по правилам жанра должна следовать фраза: «… и вот наступила премьера!» Ну, да! Я так и говорю:
Наступил день премьеры. Переполненный зал волновался. Волнение передавалось всем. То ли чемпион немного занервничал, то ли Пушкин-Джабраилов не туда двинул свою гениальную руку… Но только стрела, засвистев над головами изумленной публики, попала в ладонь артисту. Пушкинская правда взяла свое: февраль, выстрел в поэта, громкий крик, брызнувшая кровь. Зал ахнул. Женщины закрыли лица руками. Мужчины привстали. Лучник упал в обморок.
И тут надо отдать должное нашему режиссеру и директору театра: Скорая приехала мгновенно. Был объявлен перерыв. В фойе для зрителей включили трансляцию чтения пушкинских стихов великими артистами прошлого. Всех предупредили о том, что спектакль обязательно продолжиться. Вынесли на подносах бесплатные бутерброды. И буквально через час публику позвали в зал, где перед глазами собравшихся вновь заблистал среди других своих прототипов маленький человечек в большом целиндре и с огромной загипсованной рукой наперевес. В отличии от реального поэта, Рамзесу Джабраилову повезло - стрела пробила сухожилие возле указательного пальца.
Много лет спустя, я поскользнулся на прибитом к подмосткам пластиглассе, и налетел рукой на старые софиты гамлетовских времен с острыми железными краями. Из руки моей забил красивый фонтанчик венозной.
Через тридцать минут врач Склифа потирал руки: «Ааааа! Театр трамвы и комедии! Ну, голубчик, пожалуйте к столу, будем шить! Да, да! У нас много вашего брата перебывало. Жгут! Хорошо… Потерпите немного». Я взвыл от боли, а добрый эскулап продолжал, - «мы, кстати говоря, в наше время, с нашими то возможностями и самого Александра Сергеевича бы спасли… А что? Вы не думайте, голубчик, я этот вопрос изучал глубоко!»