Начало тут.
Своя Кровь росла при мачехе, злющая была мачеха, как в сказках обычно представляют. Со Свёкром сошлись, ещё война не закончилась. Он, после ранения, в трудовую армию попал, на фронте воевал механиком-водителем Т-34, а здесь ездил на удивительной машине, которая работала на топливе и на дровах:
-Едем, едем, соляра кончилась, дров нарубили, печку затопили и дальше едем. А мать сама ко мне пришла, я тогда хороший был, а она поваром в столовой работала, на таком сытном месте. Как же можно отказаться? Я и на финскую-то добровольцем со срочной пошёл, чтобы с голоду не умереть, кормили там так, что можно сказать совсем не кормили, так бессовестно воровали интенданты, а на фронте хорошо кормили. Голодное сиротское детство, еду, на всю жизнь, на первое место поставило.
Это он, уже после смерти свекрови, рассказывал, при её жизни на такие вольные разговоры ни за что бы, не рискнул:
-Старшина рассердится, боже упаси!
В семье Мужа было заведено величать родителей на «вы» и отношения строились на «вы». Оба родителя на ласку не щедрились, о детях заботились, защищали, кормили, обували, одевали. Своя Кровь держала Свёкра в ежовых рукавицах, он был унижаем, понуждаем, решений никаких принимать не мог. Мой Муж всю жизнь время от времени говорил:
-Только с моей матери пример не бери.
А вот старшая Золовка идеалом общения между мужчиной и женщиной считала, когда мужчина выполняет все капризы женщины. Деверь, характером в отца, был любимчиком матери, никогда ей не перечил. А младшая Золовка, похожая на мать, часто спорила с матерью и заступалась за отца. Своя Кровь гневалась на неё, часто говорила в сердцах:
-Вот не нашли бы тебя тогда, ишь какая умная выросла, мать учить вздумала.
Как-то зимой родители возвращались из гостей, ехали в санях, метель разыгралась, зги не видно, то и гляди, дорогу потеряешь. Младшая Золовка, грудничкового возраста, лежала кульком, завёрнутой в одеяло, на дороге перемёты, тряхнуло, кулёк и выпал незамеченным. Уже к деревне подъезжать стали, хватились, господи Иисусе, ребёнка нет. Вернулись, найти не могут, снег густой идёт, ветер воет, все следы заметает. Лошадь спасла, остановилась, и фыркать стала. Лошади, они очень умные животные, начали бегать рядом, искать, писк услышали, сквозь вой ветра, кое-как откопали, замёрзнуть не успела.
У нас, в родове, по-другому всё, но «с волками жить, по волчьи выть»! Как-то не хотелось. С молоком матери я приняла в себя добро и ласку, умела делиться с близкими этим запасом, по-другому не умела. Муж не способен был на ласковые игры, не было у него в запасе родительского тепла, слова нежные говорил, но редко. А сам на лесть падок был, как и его маменька, «не родит свинья бобра, а всё поросёнка», её любимая поговорка. Странно люди устроены, сколько раз сталкивалась с теми, кто за лесть в свой адрес бисером рассыплется, а сам на похвалу скуп, да ты говори людям добрые слова, так к тебе во сто крат вернётся. Нет же, очень себя любят, лишний раз другого похвалить, это ведь от себя убавить.
Везу женщину, схватки частые, роды четвёртые, пьяная, весёлая, песни попоёт, потом кричит:
-Гришка, стой!
И к заднему колесу, она к одному, Гришка к другому, проблюются и дальше едем, уж больно Гриша брезгливый. В селе жили несколько семей, которые пили, рожали детей, кормили их грудью, не переставая пить. Убеждала, приводила примеры, толку чуть. Дети росли разные, иные не отставали в развитии, иные отставали, иные совсем никуда, но выживали; полуголодные, холодные, раздетые, разутые, болели редко, иммунитет хороший вырабатывался, закалялись в битве за жизнь.
А вот их дети уже обречены, алкоголь генетику рушит со страшной силой, будут расти хилые, недоразвитые, потенциальные алкоголики. Но их прародителям уже всё ровно, их мир сосредоточился на одной выпивке, утешает одно, что детородная функция прекращается очень рано, природа тоже умеет защитить себя.