Живой рисунок без натурализма
В Москве вышел альбом "Олег Кудряшов" (М., ModernArtConsulting, 2017. 420 c.) со статьями Елены Борисовой, Александра Бродского и Юрия Петухова. С любезного разрешения автора MoReBo печатает фрагмент статьи Юрия Петухова.
В зрелом возрасте акты уничтожения собственных работ происходили и до сих пор происходят достаточно регулярно. У Кудряшова дома имеется целых три шредера (механизм для уничтожения бумаг), используемые им для этих целей. Во время подготовки настоящего издания, на стадии репродукционной съемки художник неожиданно уничтожал некоторые, уже отснятые произведения, решив, что они недостаточно хороши. А сколько работ даже не было сфотографировано? Автор объясняет свои действия желанием вычленить лучшее или скрыть то, что не предполагалось для показа другим: «Не все можно показывать. Но ты должен в этих работах выпустить что-то из себя, выложиться. Это твоя исповедь»[1]. Процесс уничтожения собственных произведений превращен Кудряшовым в некий творческий акт самоочищения, а иногда и созидания.
Временами осмысленная необходимость выстраивания и организации пространства в работах подталкивают автора к созданию объемных композиций. Плоскость листа перестает удовлетворять художника и тогда он начинает комкать, рвать, резать, складывать и склеивать бумагу. Не просто бумагу – свои уже готовые работы. В этот момент появляются объемные рельефы и скульптуры из бумаги[2]. Трудно не согласиться с Кристиной Лоддер из шотландского Университета Сент-Эндрюс, так оценившей этот процесс: «В своих работах он ломает традиционные рамки гравюры, живописи и скульптуры. Кудряшов рисует на цинковой доске, как на листе бумаги, а с офортной бумагой обращается, как с металлом, используя жесткость ее, чтобы резать и гнуть, создавая из нее конструкции. Элементы рельефа одновременно и повторяют, и развивают тему гравюры, на базе которой построен этот рельеф. Это позволяет Кудряшову создать еще более сложный комплекс пространственных взаимоотношений. Условное пространство, рисунок, штрих, цвет и свет гравюры зрительно взаимодействуют с объемными формами, игрой света и теней конструкции в реальном пространстве»[3].
Кудряшов часто экспериментирует, разрезая иногда свои же цинковые доски; компонуя их на талере печатного станка (плоскость под печатным валом, на которую кладут лист бумаги и металлическую доску), он создает новые формы, новые пространства, новую реальность. Правда иногда, сталкиваясь с очередными разорванными автором в клочья листами, приходишь в состояние ступора от безысходности и невозможности исправить что-либо. Он и сам иногда сожалеет о содеянном, понимая, что в творческом порыве уничтожил хорошую, вполне самостоятельную работу, имевшую право «на жизнь». Но в судьбе Олега Кудряшова было два момента, когда процесс собственноручного уничтожения носил абсолютно трагический характер.
Зима 1973 года, через несколько недель Кудряшов с женой и маленьким сыном уезжают в эмиграцию. К этому моменту какая-то часть работ уже хранилась у друзей, что-то было роздано перед самым отъездом. Вывезти из страны разрешили только 16 собственных работ (официально разрешенная в те времена норма), и Кудряшов принимает решение уничтожить не только то, что считал слабым, неудачным, с чем и сам готов был расстаться, но и основной массив своих работ, а это более шести тысяч листов: литографии, линогравюры, офорты, станковые рисунки. «Сжигал в мастерской Андрея Красулина[4], у него труба была хорошая – бывшая котельная… Он сказал, что я из его мастерской сделал крематорий… Потом мы с Диной[5] все сжигали на пустыре в Химках – Ховрино. Точнее, там был овраг огромный. <…> Вот мы набирали мешки с рулонами, папки, спускались в овраг, там я разводил костер, мял это все, иногда просто так клал. Красиво они горели, хорошие рисунки… а потом, когда шли обратно, на автобусную остановку, пепел на нас садился, как черный снег такой… Я просто вижу, как это было. Как самоубийство такое…»[6]
Он никогда не был сторонним наблюдателем, фиксирующим увиденное, – характер не позволял оставаться в стороне от происходящего, если оно близко и волнует. Работы Кудряшова – всегда акт соучастия, активная погруженность в ситуацию. Но, экспрессивные, часто переходящие в абстракцию, они не были востребованы. Решение уехать из страны не было осуществлением мечты, реализацией давно задуманного, счастьем – уезжали в никуда, не было даже малейшего предположения, где они окажутся в итоге – прыжок в неизвестность. Обоим за 40, сыну 13, с собой немногочисленные разрешенные к вывозу работы, ножницы по металлу, несколько маленьких листов цинка да 30 листов бумаги. А за спиной буквально в прямом смысле – выжженная территория собственного искусства.