– Ну что, встретимся? – спросил я.
– Давай! – весело ответила Аня. – Вот как тогда, в шесть. У Пушкина.
– В восемь, – уточнил я.
– Да? Точно? Договорились!
Мы с Аней решили поиграть. Воспроизвести наше первое свидание, которое случилось лет тридцать назад. Когда мы были совсем юными. Нет, мы с ней не стали мужем и женой, роман наш длился года два, заканчивался мучительно, наконец, мы разошлись окончательно, поклявшись больше друг друга не видеть. Ну в юности всё «навечно» – и любови и расставания. Смешные максималисты.
Потом мы стали друзьями, очень хорошими. Наши мужья и жены знали о давнем романе, мы не скрывали, но кого тревожит, что было много лет назад?
И минувшим летом решили не просто встретиться, а именно 3 августа, как тогда, первый раз. И у того же памятника. Отдать дань юности, провести сентиментальный вечер, бродя по тем же улицам.
Аня опоздала на семь минут.
– Ну нет! – возмутился я. – Так не годится. Тогда ты опоздала на двадцать минут.
– Хм, – сказала Аня. – Я этого не помню вообще. Мне казалось – я пришла вовремя.
– Ань, у тебя часов тогда даже не было!
– Ну я могла посмотреть в телефоне…
– Каком телефоне? – Я засмеялся. – Не было их тогда!
– Ой, точно. Как же мы жили?
– Вот так и жили, прикинь. Однажды зимой я тебя ждал сорок минут. На улице. Околел. И я не знал – придешь ли вообще. И позвонить было некуда. Даже к телефону-автомату я не мог отойти, вдруг ты придешь, а меня как раз нет…
– Извини, – Аня посмотрела мне в глаза. – Я была растяпа...
– Я уже не сержусь, – здесь я трогательно улыбнулся. – А на первое свидание ты пришла, и твои длинные волосы развевались…
– Лёша, тогда я как раз коротко подстриглась. Прямо накануне.
– Да? Хм… Ну ладно. Но отлично помню твое ярко-желтое платье.
– Лёша! У меня никогда не было ярко-желтого платья.
Мы начали спорить. Я уверял, что было ярко-желтое платье, даже чуть прозрачное, оно меня так взволновало… Аня утверждала, что в тот вечер была в джинсах и черной блузке с широкими рукавами. И ведь тогда мы не делали селфи, никто теперь не мог ничего доказать. Да, наверно Аня права. Но откуда же у меня взялось это желтое платье? Что за иллюзия? (О, потом я вспомнил и вам расскажу, это забавно.)
Мы, наконец, двинулись по улочкам от Пушкинской площади. Пытались воспроизвести, о чем говорили в тот давний вечер.
– Ты зачем-то рассказал мне о предыдущей девушке, – сообщила Аня, убедительно подняв брови.
– Не ври! Я не мог такого рассказывать! Вот я помню, что мы говорили про музыку, кажется, про битлов.
– Нет, ты рассказал мне о девушке. И это меня дико взбесило. Зачем на первом свидании говорить о предыдущем романе? А?
– Слушай, ну я дурак был… Но честно, не помню такого… Да и романа не было особого…
– А мне даже хотелось уйти. Надо же было так испортить свидание с первых минут.
– Но ведь не ушла!
– Потому что дальше ты вытащил из кармана листок со стихами.
– Какими еще стихами?
– Ты написал мне стихи. Лёш, ты придуриваешься?
Я действительно не помнил. Ну да, я писал какие-то бездарные стишки тогда. Может, и Ане написал. И оказывается, потряс девушку. (Эх, знать бы, как легко вскружить им голову!). Но чтобы Аню не огорчать, сказал, будто помню, да.
– А вот тут была лавочка, где мы сидели, – Аня показала рукой.
– Не тут совсем, а в другом переулке. Ты плохо ориентируешься. Но это неважно. Важно, что тогда я впервые тебя поцеловал.
– Нет, извини, но лавочка была тут! И на первом свидании мы не целовались.
– Но я же помню отлично…
– Нет, Леша. Ты вообще только и делал, что болтал. А я всё думала: интересно, он долго еще будет так? Хоть бы за руку взял. Поцеловались мы спустя месяц, около моего дома, когда ты меня провожал.
– Я – болтал? Это ты рассказывала зачем-то про дачу, очень было интересно слушать!
– Какую дачу? У нас не было дачи. Это ты всё забыл. Еще и платье желтое… У тебя Альцгеймер уже.
Мы чуть не поссорились. Мы говорили об одном и том же событии, но каждый помнил совсем не то, что другой. И каждый был уверен, что прав именно он, а у второго память совсем никуда.
И тогда мы решили прекратить дурацкие воспоминания, сели в кафе. Стали разговаривать о детях и общих друзьях. Хотя Аня пару раз еще воскликнула: «Нет, ну как это можно? Не помнить, в чем я была!».
Мы стали другими. Город стал другим. Исчезли те лавочки, отправились на лом телефонные будки, рассыпались в прах восторженные стихи. Прошла огромная жизнь. Остались воспоминания. Но совсем разные. Женщина помнит не то, что мужчина. Тем интересней драматургия.
…Зато платье я вспомнил. Оно все-таки было. Только не на Ане. А спустя лет шесть на совсем на иной девушке. Которую звали Ира. Или Рита? Не помню.
Алексей БЕЛЯКОВ