Найти в Дзене
газета "ИСТОКИ"

«АПОКАЛИПСИС» ПО ГИБСОНУ, ИЛИ КОНЕЦ СВЕТА ДЛЯ ОТДЕЛЬНО ВЗЯТОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ

Об «Апокалипсисе» («Apocalypto»), новом фильме Мэла Гибсона, до начала его проката было известно не так уж много – разве только то, что фильм будет рассказывать о закате державы майя, да еще несколько малозначительных подробностей. Не было ни масштабной рекламной кампании, ни особой шумихи в прессе – более того, прошлой осенью режиссер влип в скандал, мгновенно раздутый прессой, и злые языки стали даже поговаривать о бойкоте фильма в прокате на территории США.

Но нам американские «закидоны», слава Богу, в большинстве своем чужды – может быть, в том числе и по этой причине «Апокалипсис» вышел в российский прокат даже несколько раньше, чем за океаном.

Наверное, многие зрители подсознательно ожидали фильма о том, как конкистадоры будут покорять майя, звезда державы которых уже закатывалась. Но режиссер ставил перед собой иную задачу, обозначенную вынесенной в начало фильма цитатой: «Великую империю нельзя победить, пока она не прогнила изнутри». Поэтому неудивительно, что «Апокалипсис» оказался фильмом не о победоносном марше закованных в стальные кирасы конкистадоров, а о том, как самобытная и яркая цивилизация медленно и страшно погружается во тьму варварства и умирает, отравляемая собственным ядом и безумием. И, если вдуматься, этот взгляд единственно верен – потому что для завоевателей, железной пятой поправших Новый Свет, падение «варваров» было победой, тогда как для самих майя это был настоящий Апокалипсис.

Стоит отметить и еще один немаловажный момент – сам режиссер проводит совершенно недвусмысленные параллели между пожирающей саму себя культурой майя и современными Соединенными Штатами…

В своем фильме Гибсон решил повторить опыт «Страстей Христовых» – опыт смелый, но однажды уже увенчавшийся успехом и заключающийся в отказе от знакомого зрителю «интернационального английского». Если в «Страстях Христовых» герои изъяснялись на арамейском и латыни, то персонажи «Апокалипсиса» говорят на языке потомков майя, смысл же их речей передается краткими строчками субтитров.
В своем фильме Гибсон решил повторить опыт «Страстей Христовых» – опыт смелый, но однажды уже увенчавшийся успехом и заключающийся в отказе от знакомого зрителю «интернационального английского». Если в «Страстях Христовых» герои изъяснялись на арамейском и латыни, то персонажи «Апокалипсиса» говорят на языке потомков майя, смысл же их речей передается краткими строчками субтитров.

И, как и в случае со «Страстями Христовыми», такой ход доставляет создателям фильма дополнительные трудности – ведь от них, как, впрочем, и от актеров, требуется передать всю информацию, не рассчитывая на многословные объяснения. К счастью, промашек никто не допускает – все сцены выстроены безупречно, давая исполнителям возможность продемонстрировать все свои способности. И они оправдывают надежды: жесты, пластика и мимика актеров правдивы до мельчайших деталей: глядя на них, веришь, что эти люди в самом деле ЖИВУТ, а не играют роль. В самой же подаче нет той искусственной, нарочитой изощренности и вычурности, которой с некоторых пор любит блеснуть американское, а также «новое российское» кино, – напротив, все совершенно естественно и столь же убедительно. Эту убедительность стоит отметить особо, поставив в заслугу всей съемочной группе – и, пожалуй, в первую очередь актерам, ибо среди них практически нет профессионалов. В большинстве своем это самые обычные люди – настоящие потомки майя, до этого в глаза не видевшие кинокамер и софитов.

Однако использование языка аборигенов дает Гибсону великолепный козырь – незнакомая зрителю речь помогает создать эффект присутствия, который лишь усиливается благодаря отсутствию узнаваемых голливудских «звезд». Все это дополняется великолепной проработкой деталей – от причудливых причесок, костюмов и украшений до мимолетно запечатленных объективом камеры сцен из повседневной жизни канувшего в небытие народа. В результате зритель словно бы смотрит не фильм, а является очевидцем реальной драмы, которая развернулась в джунглях Южной Америки почти шесть столетий назад.

По мере развития сюжета создатели фильма умело нагнетают напряжение. Один из самых сильных моментов – эпизод с девочкой, ставшей изгоем из-за своей болезни. Неуловимое превращение хнычущего ребенка в пророчицу с закаменевшим лицом, на котором какой-то нечеловеческой жизнью живут только глаза (и это объяснимо – отвергнутый ребенок не выживет во враждебном мире, а значит, девочка УЖЕ мертва, хотя собственно жизнь еще не покинула ее тело), пробирает до мурашек. Удивительна по выразительности сыгранная без единого слова сцена расставания двух людей – обреченного на принесение в жертву охотника и его вредной тещи. Если в начале фильма старуха тиранит зятя, постоянно упрекая в том, что он не способен осчастливить ее внуками, то позже зрителям являют трогательную сцену прощания двух людей, которые в свои последние минуты вдруг стали друг другу ближе всех в мире. Скорбь, горечь утраты, опустошенность, переданные взглядом и жестом; трагедия двух человеческих судеб, уместившаяся в два десятка секунд экранного времени…
По мере развития сюжета создатели фильма умело нагнетают напряжение. Один из самых сильных моментов – эпизод с девочкой, ставшей изгоем из-за своей болезни. Неуловимое превращение хнычущего ребенка в пророчицу с закаменевшим лицом, на котором какой-то нечеловеческой жизнью живут только глаза (и это объяснимо – отвергнутый ребенок не выживет во враждебном мире, а значит, девочка УЖЕ мертва, хотя собственно жизнь еще не покинула ее тело), пробирает до мурашек. Удивительна по выразительности сыгранная без единого слова сцена расставания двух людей – обреченного на принесение в жертву охотника и его вредной тещи. Если в начале фильма старуха тиранит зятя, постоянно упрекая в том, что он не способен осчастливить ее внуками, то позже зрителям являют трогательную сцену прощания двух людей, которые в свои последние минуты вдруг стали друг другу ближе всех в мире. Скорбь, горечь утраты, опустошенность, переданные взглядом и жестом; трагедия двух человеческих судеб, уместившаяся в два десятка секунд экранного времени…

Единственным недостатком (или тем, что можно расценить как недостаток) фильма является отсутствие «вводной» информации о месте и времени действия, о других моментах, важных для погружения в показываемый мир. Широкий зритель вряд ли столь уж хорошо осведомлен о специфике жизни майя, чтобы с ходу понять все, что он видит на экране. Впрочем, менее интересным фильм от этого не становится, даже наоборот – возможно, после просмотра «Апокалипсиса» кое-кто даже захочет поближе познакомиться с культурой самобытных цивилизаций Южной Америки.

* * *

Несомненно, «Апокалипсис» – еще одна творческая удача Мэла Гибсона. Удача, пожалуй, не меньшая, чем снятые им ранее «Страсти Христовы» и «Отважное сердце». И самое важное – Гибсону в очередной раз удалось доказать, что интересное кино может и должно быть умным, а все затраты на поиск новых путей в кинематографе окупаются в творческом плане сторицей.

Д. ЛАПИЦКИЙ

Издание "Истоки" приглашает Вас на наш сайт, где есть много интересных и разнообразных публикаций!