Сегодня небо, как засвеченная фотоплёнка – помните ещё, что это такое? Неба как бы нет, пелена ровная. Равнодушная даже. А я от солнышка завишу, я с ним говорю – хоть и знаю, что солнце должно быть внутри, как Царствие Божие у нормального человека.
Хорошее время наступило. Вот когда ещё, как не сейчас, учиться проживать каждый день – как последний? Уже нет листьев – но ещё нет снега. И солнце – ну да, есть, но - как тот суслик из анекдота. Не видно, а есть.
Видно ухабистую дорогу, пожухлые травы, последние цветы кое-где. Дома притихшие, будто ждут чего-то… А чего ждать? Включить комп или – у кого ещё есть – телевизор, и нам быстренько объяснят, чего ждать. Настолько ничего хорошего, что и не включать бы.
Я и не буду. Потому что вдруг это и вправду последний день. Человек создан для радости, уж никак не для страха. Чукча, отправляясь в открытых несерьёзных каких-то санях через огромную снежную равнину совсем один, имеет с собою лишь небольшой запас вяленого мяса и костяной нож. Он весел, он напевает песенку. «А ты можешь встретить страшного зверя в пути?» - спрашивает чукчу умный цивилизованный человек.
- Могу, конечно! – улыбается тот в ответ.
- А может этот зверь напасть на тебя?
- Может, и нападёт, а может – и нет…
- А если нападёт, что ты будешь делать?
-Если зверь нападёт, я пойму, что нужно делать!
Чукча едет с песней, в которой описывает всё, что видит, и лицо его спокойно, и улыбка сияет на этом лице как солнце, которого так мало на его любимой снежной земле.
Я иду по тихой-тихой улице и вижу последние ярко-жёлтые листочки кустарника на фоне серо-коричневой сухой травы, на фоне серого мира. Они как пальцы рук, воздетых к небесам – такие наивные… Я достаю телефон, чтобы сфотографировать, и тут же вдоль улицы вспыхивают фонари, слегка подсвечивая этот совсем ещё не тёмный вечер. А в следующее мгновение раздаётся звон колоколов – в монастыре неподалёку начинается вечерняя служба… Мир меняется разом, как по щелчку.
И вспоминаю вдруг, как однажды – тоже серым вечером, только совсем уж промозглым и слякотным – купила розы в горшочке. Они на кассе были в супермаркете, мелкие такие живые розочки. Я не могла выбрать – мне и белые нравились, и ярко-розовые. Ну и купила те и другие. На последние деньги купила, и поступлений никаких не предвиделось, и за квартиру платить чем-то надо было… Но ведь и день был – как последний, а розы были просто… ну розы-розы, хоть и крохотные. И стояли потом у нас на столе и на подоконнике так долго…
Я их помню, конечно. А откуда потом взялись деньги и на хлеб, и на квартплату – не вспомню ни за что. Потому что остаётся с нами – главное…
И много –много ещё было солнечных дней.
Счастья вам!
идёт гудёт зелёный шум
и всё ему по барабану
с волокардином анашу
мешают новые иваны
вино обратно в виноград
переродить - в своём уме ли
стерильный хипстер не солдат
но ясно представляет цели
хохочет ночь ликует сеть
в упорстве пьяного там-тама
мне всё равно не уцелеть
ты за меня не бойся мама
зелёный шум без усилка
не распознают даже птицы
а он гудёт он жив пока
но всё бледней к концу страницы
... не знать ни шёпота ни меди
лишь белый шум как белый лёд
а чукча едет едет едет
и тихо песенку поёт