Помните сцену из первой Матрицы, в которой Агент Смит выражает плененному Морфеусу свое отношение к людям? Он горит желанием выбраться из сконструированного иллюзорного мира Матрицы для того, чтобы ему больше ничего не напоминало о людях. Ему омерзителен даже запах этих вирусоподобных существ, которые в неуемной тяге к размножению выжирают ресурсы планеты.
Я поймал себя на мысли, что все больше начинаю разделять эту точку зрения. Что же послужило причиной перемены отношения к своему виду? Думаю, просто наблюдение за ним в течение 39 лет жизни.
А наблюдаю я существо, которое впитало в себя все низшие животные инстинкты (размножения, агрессии и т.д.) и умудрилось наслоить на них способности к абстрактному мышлению, сложным вычислениям, развитой речи, полету воображения и созданию игровых шутеров в многопользовательском режиме. Все животное наследие осталось заключенным в так называемом рептильном мозге (ствол, средний мозг, базальные ядра и др.) и лимбической системе.
Если принять модель мозга А.Р.Лурии, то животные программы, скорее всего, будут отчасти «зашиты» в энергетическом блоке. В тоже время упомянутые выше способности к мыслительной деятельности (как принято считать) должны быть благодарны своим существованию неокортексу. И вот последняя структура доставляет человекам гораздо больше неприятностей, чем принято считать. Попробую перечислить:
1. Воспроизводство. Собственно, рутинный и непроизвольный у животных процесс деторождения для человека превращается в настоящий экстрим! То ли размеры головы (вследствие эволюции мозга), то ли способность к прямохождению превратили роды в весьма болезненную процедуру с риском для жизни и здоровья. К слову, в конце 19 века материнская смертность, вследствие сепсиса и кровотечений, составляла 25 %! Что же это за вид такой, который в естественных условиях испытывает такие сложности с банальным воспроизводством? Не, что-то не то… Это сейчас родовспоможение обретает черты рутины, и цифры смертности приближаются к статистической погрешности. Но для этого европейской цивилизации к началу 20 века надо было совершить целый ряд научных открытий. Что если бы Пирогов в ходе крымской войны не положил начало применению общему наркозу (попробуйте без него «кесарнуться»)? Если бы не научились переливать кровь? Не изобрели антибиотики (от сепсиса)? А если бы под натиском мусульман в 732 или 1683 годах Европа пала, и не имели бы мы сейчас этих замечательных достижений медицины? Получается, что если бы не стечение (возможно, случайное) нескольких обстоятельств культуры после миллионов лет эволюции, деторождение так и оставалось бы для нас игрой в выживание. Не, что-то не то с этим видом.
2. Болезни. Большинство вирусов и бактерий не создают особых проблем для животных. Но как только проникают в человеческий организм, ставят под вопрос существование этого вида. Это сейчас чума лечится «банальным» пенициллином, а когда-то выкашивала города подчистую. Цифры младенческой и детской смертности до второй половины 19-го века приводить не буду, чтобы не пугать. Сейчас прививки, антибиотики и другие достижения позволили переломить тенденцию. Но опять же – благодаря огромным интеллектуальным усилиям Европейской цивилизации, которая не раз могла, а сейчас неизбежно исчезнет под натиском халифата! Очень неустойчивая конструкция, знаете ли!
3. Самоуничтожение. Многие, наверное, помнят слова Достоевского из Братьев Карамазовых о том, что только человеческий вид способен испытывать подлинное наслаждение от мучительного убийства себе подобных. Что тигр убивает жертву по необходимости, а человек – может по прихоти и получает при этом неизъяснимое извращенное удовольствие. Поправлю Федора Михайловича – как раз среди кошачьих и наблюдается склонность к играм с жертвой, впоследствии умерщвляемой. Но куда им до человеков, применяющим все ресурсы своего неокортекса для причинения как можно больших страданий своему виду. Животное не додумается обколоть жертву наркотиками, чтобы она не умерла раньше срока от болевого шока и можно было как можно дольше живьем сдирать кожу. Не сможет оно и уничтожить миллионы представителей своего вида, нажатием одной лишь кнопки запуска ракеты с разделяемой частью термоядерного заряда.
Хуже всего, что считая себя самым разумным и интеллектуально развитым видом, человек вообще не отдает себе отчета в том, зачем он все это делает. В ходе первой мировой все достижения машинной инженерии были поставлены на службу истребления миллионов двуногих в касках. А что по итогу? Франция, к примеру, убитыми и раненными потеряла почти 4 миллиона. Зато получила Эльзас и Лотарингию! Жили бы населяющие эти области люди менее счастливо (растили детей, ходили на работу, попивали пивко в барах и т.д..), если бы не вышли из состава в Германии в результате гибели более 3 миллионов человек (не считая изувеченных и сошедших с ума)?
Иногда история человечества мне напоминает то ли дурной сон, то ли бред умалишенного.
4. Обреченность. Ну, скажем, вылечили все болезни, закончили все войны, всех преступников упрятали за решетку, а в домах достаток, тепло и развлечения. Будет ли счастье? А вот и нет. Человек найдет себе повод погрызть душу на пустом месте! «Меня не ценят», «Не могу найти партнера», «Получаю меньше соседа», «Друзья разъехались», «В правительстве сплошь идиоты», «Мало платьев в шкафу», «Опять продул в Танки», «Опять эта осенняя хандра», «Как же скучно! То ли дело раньше, когда жили в коробке из-под телевизора!». Когда все хорошо, нам становится скучно, мы подводим итоги жизни, убеждаемся, что ее пр...али, ощущаем приближение неизбежной смерти и идем скатываться на лыжах с Эльбруса. «Человек не может принять реальность без мучений…» - цитирую Смита из Матрицы.
Причину всех этих несуразностей нашего вида я усматриваю в изначальной раздвоенности сознания. Если бы мы оставались просто животными, то, повинуясь рептильному мозгу, продолжали сношаться, да жрать траву и коренья (как всеядные). Но нарост неокортекса каким-то причудливым образом воспринимает заложенные в нас инстинкты, преломляет их и на выходе являет миру гориллу с ядерным фугасом. Инстинкты продолжения рода, не находя удовлетворения, порождают психические расстройства. Инстинкты агрессии вырождаются в наслаждения от страдания (в том числе собственного). Унаследованные от млекопитающих структуры мозга входят в диссонанс с новыми структурами, отвечающими за высшие психические функции. Человеческая природа это извращение по своей сути, поскольку она противоестественна!
И думаю, не случайно наша культура когда-то породила миф о существовании кентавров. Кентавр – существо с двойственной природой. Ниже пояса – животное. Выше пояса – человек. Нашу природу как нельзя лучше характеризует облик этих мифических существ.
Мы рождаемся, живем и умираем в точке разрыва, образуемой в результате разнонаправленных стремлений животного и интеллектуального начала. Есть ли выход?
Я вижу целых два выхода:
1. Дальнейшее изменение среды существования и в конечном итоге изменение собственной природы. В естественном состоянии человек это нежизнеспособное недоразумение. И, возможно, только модификация человеческого существа позволит решить проблемы обозначенные выше. Будет ли это генная инженерия, кибернетизация человека или что-то другое, трудно сказать. Но, думаю, это закономерный итог эволюции нашего вида, в ходе которого нам наконец удастся обуздать или минимизировать влияние рептильной и лимбической систем.
Помню, как в пятой (незаслуженно критикуемой) части Терминатора (Генезис) меня сначала немного напугал новый облик Джона Коннора. Там, вроде, его человеческая природа подверглась модификации за счет внедрения в клеточные структуры наноработов. Теперь этот эпизод внушает мне надежду!
2. Замена человека новым видом. Возможно, наши обезьяноподобные предки (не обезьяны, давайте не путать уже эти понятия!) были первой ступенью эволюции, т.к. довольствовались набором инстинктов и некоторыми интеллектуальными функциями. На второй ступени – мы несчастные – существа-кентавры, наделенные мощным интеллектом, но страдающие от его соприкосновения с животными инстинктами. Тогда третьей ступенью может стать чистая интеллектуальная сфера. К примеру, этот самый искусственный интеллект. Как венец эволюции, он лишен связи с животным началом, и сможет направить все свои ресурсы на постижение мироздания. Без свойственных человеку метаний, страданий, тяги к самоуничтожению.
Но ведь тогда не будет и нас! – возразите Вы.
Да, но нас и так когда-нибудь не будет. И может, нас согреет мысль о том, что после нас останется в наследие новая форма разума с неисчерпаемыми интеллектуальными возможностями и без присущих человеку пороков.