Главная документальная премьера Apple TV+ этого года — «Кометы и метеориты. Гости из далеких миров» легендарного режиссера Вернера Херцога и вулканолога Клайва Оппенхаймера, с которым они уже вместе снимали «В самое пекло». Публикую интервью о том, как они погрузились в тайны вселенной и возродили танец островитян, забытый на 50 лет.
Потом ко мне подошел эксперт и сразу установил, что это очень-очень редкий метеорит. Около 95% их называются «обыкновенными хондритами» — эти метеориты отнюдь не обыкновенные, но просто чаще всего встречаются. А это был совершенно другой вид, и ученые очень обрадовались, что его удалось обнаружить. Так что для меня было еще более поразительно, что именно я удостоился чести найти его.
— Вы с тех пор что‑нибудь выяснили про этот метеорит?
Оппенхаймер: Немного. Они сначала думали, что он, возможно, прилетел с Марса. На Земле всего было найдено около сотни марсианских метеоритов — они прилетают, когда в планету врезается большой кусок камня и осколки марсианской коры взлетают в космос. Меня крайне грела мысль о том, что это может быть первый марсианский метеорит для этой корейской группы. Но оказалось, что это другой, крайне редкий класс метеоритов. Теперь его окрестили ET19007, и я слежу за его научной карьерой. Он прибыл с самого пояса астероидов, приземлился в Антарктике сто тысяч лет назад, а теперь он, наверное, по кусочкам разобран в лаборатории в разных уголках мира, где его изучают.
— Так они разломали его, чтобы исследовать?
Оппенхаймер: Изучение метеоритов только начинается с того момента, как их обнаруживают ученые. Потом они подлежат классификации, а необычные метеориты исследуются более глубоко. Они такие редкие, что, например, корейцам нужна частичка метеорита, обнаруженного американцами, японцами или англичанами, так что они обмениваются. И музеи делают то же самое. Так что от самых исторически важных метеоритов, которые выставлены в музеях, отколоты кусочки, потому что за долгие годы от них откалывали фрагменты для обмена на другие экспонаты или для исследования в научных лабораториях.
— Масштабность — одна примечательных сторон фильма «Кометы и метеориты». Хотя вы сосредотачиваетесь на определенных камнях, вы все равно создаете чувство восхищения перед величием космоса, частичкой которого мы являемся. Что вызвало у вас самих наибольшее благоговение при работе над фильмом?
Херцог: Конечно, фильм исполнен благоговения, и это — самая суть кинематографа и самая суть науки. Есть восхищение перед микрометеоритами — просто частичками пыли, — если их рассматривать при трехтысячекратном увеличении. Это самые потрясающие скульптуры на Божьей планете, и каждая отличается от других, каждая имеет свою фантастическую форму.
Кроме того, есть идея немыслимого, невозможного, запретная мысль, которая заставляет нас зарываться в квазикристаллы, которых и существовать-то не должно. Человеческая наука последних двух столетий говорит нам, что такие классы кристаллов немыслимы. Погрузиться в эти темы было для меня крайне волнующим ощущением. А иногда это сам масштаб происходящего. То, что упало в Чикшулубе, произвело столько же энергии, как пара сотен миллионов атомных бомб, сброшенных на Хиросиму. Это просто невообразимо. А Клайв описывает эти события, как будто видел их своими глазами. Он замечательный ведущий, который вызывает в нашем воображении живые картины того, что случилось шестьдесят шесть миллионов лет назад.
Оппенхаймер: Моментом, когда многие темы сошлись вместе, для меня были съемки на острове Мер в Торресовом проливе. Это место, куда долго добираться, особенно если вы должны довезти туда много оборудования и съемочную группу. Надо пересаживаться с одного самолета на следующий, все меньше и меньше размером, чтобы перелетать с острова на остров и в конце концов добраться до острова Мер, на котором около четырехсот жителей.
В конце XIX века это место посетил антрополог Альфред Хэддон, который снял один из первых, если не самый первый фильм, запечатлевший танцы островитян. Мы поехали туда, потому что знали, что они исполняют танец, во время которого сталкиваются между собой зажженные факелы, искры которых подражают метеорам, пролетающим по ночному небу. Когда жители острова видят метеор, то для них это душа умершего, спускающаяся в загробный мир. К тому моменту, как мы приехали, на острове уже пятьдесят лет как не исполняли этот танец, и они были не расположены его показывать. Они говорили: «Это наша традиция, это самое важное, что у нас есть, обо всем другом можно забыть. Что у нас есть на самом деле? Наши традиции, наша вера». Когда один из старейшин согласился устроить танец, ему сначала пришлось обучить некоторых молодых мужчин хореографии и песне. Они станцевали во время заката на пляже, и искры действительно взметнулись в небо. Это было просто невероятное зрелище.
Херцог: Если можно, я бы хотел еще добавить, что они не исполняли этот танец полвека. Им пришлось исполнить его за счет воспоминаний. Так что фильм возродил традицию, которая полвека находилась в застывшем состоянии.
— Еще одна причина, по которой фильм «Кометы и метеориты» так сильно воздействует на зрителей именно сейчас, в то время, в которое мы живем, — это изображение смерти, ощущения, что все может закончиться в одно мгновение. Какие мысли о смерти возникли у вас в ходе работы над фильмом?
Оппенхаймер: Одно из наблюдений, сделанных нами в ходе работы над фильмом, это своего рода взгляд со стороны, который показывает, как же мелочны все наши конфликты. Посмотрите на космос, посмотрите на историю Земли. Посмотрите на периоды массовых вымираний, которые мы наблюдаем по окаменелостям. Это одна из тех вещей, которая заставляет меня задуматься о том, как люди относились к смерти на протяжении человеческой истории и в доисторические времена. Представления о загробном мире, рае или небесах, распространены во времени и в разных культурах. Мне это очень интересно, потому что это объединяет нечто основополагающее для человеческого состояния, и нечто, относящееся к геофизике и космологии.
Приятного Вам просмотра !