С тех пор, как стал домашним котом, я тоскую по улице. Прямо парадокс какой-то. Там было голодно и одиноко, а дома хоть сытно и тепло, да грустно. Одна радость – выбраться на лоджию, оттуда виден мир, деревья, а по деревьям аппетитные такие птички порхают. Могу на лоджии сидеть по три часа, пока не занесут меня домой. Мауня отдала мне куртку своего сына, тёплая штука однако, я как внутрь усядусь, даже и заснуть могу. Вот так и живу теперь в неволе. И каждый день борюсь с собой, чтобы не шмыгнуть в открывшуюся дверь, когда кто-нибудь приходит. Это ж все идиллия, романтика, в которой ни грамма вискаса – лишь пустой желудок и всклоченная блохастая шерсть.
А говорят, что свобода – большая ценность. Только для кого? Для людей? Но ведь, например, Мауню свободной не назовёшь, и детей её тоже. Свобода – это когда ни от чего и ни от кого не зависишь: идёшь, куда тебе вздумается, уснёшь, где захочется. Хозяйка же по рукам и ногам работой связана, а детки – уроками. Частенько Мауня помогает им уроки делать, непростое это занятие. Вот сплю на подоконнике и вдруг слышу: "Как ты считаешь? Совсем ничего не думаешь!" или такую фразочку: "Кто это придумал? Ничего не ясно, с ума сойдешь учить". И я думаю: зачем они так мучаются? Это же делает их несвободными: как и я, сидят взаперти, даже погулять некогда.
Так что свобода – понятие относительное. И мне грех жаловаться на домашнюю жизнь. Иногда мне снится, что я остался в огороде – что меня не забрали в дом. И сон этот не самый радужный. В нём я постоянно бегаю в поисках еды, на вид худой и не выспавшийся. Погреться залезаю под дачные домики – от этого моя красивая шёрстка становится грязной и блёклой. А засыпая, боюсь, не проснуться, так как мороз с нами, котиками, не церемонится: может в ледышку превратить.
Просыпаюсь на мягком диванчике весь перепуганный и начинаю мяукать. Тут же подбегает ко мне Мауня или кто-нибудь из детей. Они меня гладят и шепчут всякие ласковости. И я больше не хочу быть свободным – разве что совсем чуть-чуть…