Полина Миргородская обратилась ко мне, потому что, как она выразилась, «либо она, либо мир спятил, лучше бы мир, но в это как-то не верится». Иначе говоря, все кругом убеждало двадцатитрехлетнюю Полину в том, что она сумасшедшая. Все было против Полины, но сама девушка никаких патологий в себе не замечала и чувствовала себя совершенно здоровой. Все сумасшедшие считают себя здоровыми, — вот довод, который привел Полину к врачу-психотерапевту, вашему покорному слуге.
У Полины мама, которая умерла, когда девочке было всего пятнадцать, болела шизофренией и, собственно, в приступе болезненной депрессии покончила с собой. Полина же боялась, что болезнь перейдет к ней по наследству, поэтому на то, что начало происходить вокруг нее, реагировала чрезвычайно остро.
А происходило следующее. Однажды Полине соседка устроила скандал из-за того, что всю ночь из ее квартиры раздавалась музыка, поэтому ей, соседке, спать было невозможно, а пришлось рано вставать, чтобы вести в садик внука, и теперь у нее весь день раскалывается голова. На один такой скандал Полина внимания бы не обратила при всей своей мнительности — мало ли что померещилось скандальной бабе. Но вскоре другая соседка очень вежливо и ненавязчиво попросила Полину не заниматься по ночам, ведь, несмотря на то что Полина играет просто замечательно, век бы слушать — выше наслаждения еще никто не придумал, но ночью нужно хоть немного поспать, ведь утром не до дивного пения скрипки — на работу надо бежать, а там еще и работать. Здесь надо сказать, что Полина — скрипачка, талантливый музыкант, Полина закончила консерваторию и зарабатывает на жизнь музыкой. Но по ночам ей и в голову не приходило играть на скрипке.
И наконец, к Полине заявился участковый милиционер с жалобой от жильцов, который пригрозил штрафом за нарушение общественного порядка.
Однако не участковый оказался той самой последней каплей, которая погнала Полину к врачу-психотерапевту. Последней каплей оказался Гоша из соседнего подъезда, профессиональный спортсмен-велогонщик, который дома бывал крайне редко — все по соревнованиям разъезжал, а если и бывал, то из квартиры практически не выходил, разве что в магазин за продуктами. Этот самый Гоша пришел к Полине и начал благодарить ее за прекрасную музыку, которой она услаждает по ночам его слух. Гошу Полина из своей квартиры сразу вытолкала — его комплименты девушку только раздражали, а сама побежала к врачу, то есть ко мне.
— Рушель, неужели я, как мама, схожу с ума! Все говорят, что я играю по ночам, а я этого не помню — ведь это безумие! Самое настоящее безумие! — рыдала в моем кабинете бедная девочка, а я слушал ее и думал, что безумие тут может оказаться вовсе не причем.
Надо признаться, мысль о том, что у Полины возможен сомнамбулизм, мне сразу пришла в голову. Вы спросите почему? Да потому, во-первых, что игра на скрипке очень мало похожа на шизофренический бред; во-вторых, если Полина больна, то болезнь сначала должна была проявиться иначе, так резко она начаться не может; в-третьих, наследственность — это, конечно, ничего хорошего, но и ничего ужасного тоже — фактор, увеличивающий возможность заболевания, но отнюдь не фатальный; и наконец, в-четвертых, не похожа Полина на больную шизофренией — лица у них не такие, кто имел дело с этими больными, тот меня поймет. А раз Полина не больна шизофренией, но не помнит, что по ночам играет на скрипке, значит, она — сомнамбула. В пользу этого моего предположения было еще и то, что Полина Миргородская — музыкант, человек творческий, а значит — особенно впечатлительный, а такие люди страдают сомнамбулизмом особенно часто. Конечно, можно еще предположить, что соседи Полины просто над ней издеваются или с какой-то целью последовательно сводят ее с ума, но в такую возможность я вообще не верил.
Окончательно прояснить этот вопрос помог мне Полинин сосед Гоша. Я к нему обратился, потому что мне по Полининому рассказу показалось, что Гоша наиболее доброжелательно отнесся к скрипачке и согласится помочь мне. Я попросил Гошу позвонить мне, как только ночью он услышит музыку скрипки. Я, благо, живу недалеко от Полины, поэтому рассчитывал, что после звонка Гоши сразу же подъеду к ней и во всем разберусь на месте.
Мои расчеты вполне оправдались. Как только Гоша позвонил, я сразу же сорвался с места. Когда я приехал к Полининому дому, взволнованный Гоша ждал меня у ее подъезда.
Вместе мы поднялись по лестнице, вместе на этаже, где жила Полина, услышали удивительной красоты музыку. Мы прошли по балкону, опоясывающему дом, заглянули в окно Полины. Картина, открывшаяся нам, была чудо как хороша: комната, наполненная лунным светом, лучи лежат у ног девушки в чем-то белом, скрипка прижата к ее плечу, и звучит музыка... Я был очарован, что уж говорить о Гоше, ведь спортсмену не так часто приходилось видеть столь романтические картины.
Мы любовались чудесным зрелищем до тех пор, пока Полина не закончила играть. Девушка, двигаясь легко и плавно, но как-то не совсем естественно, убрала скрипку и легла в постель.
Мне с Полиной все было ясно, а Гоша еще больше стал восхищаться девушкой, когда узнал, что она играла во сне. Наверное, в его сознании музыка, луна и Полина слились в нечто единое и прекрасное, я не знаю, но только теперь он — преданный ее рыцарь, и я надеюсь, что скоро девушка ответит на его чувства. Правда, больше Полина на скрипке по ночам не играет — нескольких психокорректирующих сеансов оказалось достаточно для того, чтобы и она, и ее соседи по ночам нормально спали. А еще Полина перестала страшиться наследственной шизофрении, потому что поняла, что болезнь ее мамы — отнюдь не приговор для нее.
